Трудное примирение

Она попыталась сглотнуть. Облизала кончиком языка пересохшие губы.

— Я не твоя женщина, — проговорила она неуверенно.

Его золотые глаза были почти не видны из-за темных ресниц.

— Ты была ею два года, ты принадлежала только мне, как не могла принадлежать ни одна другая женщина. Некоторые вещи изменить нельзя. В «Савое» ты не смогла отвести от меня глаз.

— Ничего подобного! — Его заявление так напугало Кэтрин, что она на миг забыла об опасности, грозящей Дрю.

— Неужели? — Она представила себе сытого тигра, лениво наблюдающего, как резвится его будущая добыча. Он не отрываясь смотрел на нее горящими глазами. — Уверен, что так. Не будем спорить. На меня ты произвела именно такое впечатление. И я этого не отрицаю. Какое-то «не пойми что», совсем непрошеное и вроде бы желанное чувство, которое тем не менее не умерло за шесть с половиной лет. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Кэтрин, нахмурив брови, старалась уследить за его мыслью, но стоило ей приблизиться к пониманию, как недоверие отбрасывало ее назад.

— Многие браки не выдерживают такого срока, — нежно проговорил Люк. — Кэтрин, я хочу, чтобы ты вернулась.

Она провалилась в бездонный колодец, где царила такая тишина, что казалось, слышны удары ее сердца, которое колотилось так сильно, что вот-вот выскочит из груди. Горло ее дергалось, но из него не вылетало ни звука, словно она утратила дар речи. Возбуждение достигло такой степени, что она лишилась даже способности рассуждать.

— Ты, должно быть, самая скромная из всех женщин, каких я знаю. Неужели ты могла подумать, что я стал бы затевать всю эту кутерьму ради меньшего? — Люк подошел к столу, открыл графин и, взяв с подноса стакан, плеснул в него бренди.

— Не могу поверить своим ушам, — промямлила она.

— Пусть тебя утешает, что я не сказал и четверти того, что мне бы хотелось. — Люк поднес стакан к ее безжизненным пальцам, прижал их своей рукой, чтобы она его удержала, и это легкое прикосновение отозвалось в ней новой мукой. — Похоже, ты довольна моей сдержанностью.

Она смутно ощутила, что чувствует кролик, загипнотизированный светом фар на шоссе. Эти золотые глаза умели завораживать. Одним глотком она выпила бренди, и в горле полыхнул огонь. Но оцепенение прошло, и вернулась способность рассуждать.

— Неужели… ты и правда думаешь, что я живу с Дрю? — спросила она, передернувшись от отвращения. — Ты ведь на это намекаешь?

— Я никогда не намекаю, сага. Я утверждаю.

— Да как ты смеешь! — вскрикнула Кэтрин. Люк невозмутимо глянул на нее.

— Он наверняка женат, а по возрасту годится тебе в отцы, так что выглядит это довольно противно.

Она поняла, что битва проиграна. В его последних словах содержался приговор.

— Он не сделал ничего плохого! — горячо запротестовала она. — Дрю самый хороший и порядочный человек из всех, кого я видела!

— И он всего только изменяет жене с женщиной, которая вдвое его моложе, — заметил Люк едко. — Хочу предупредить тебя, сага. Я не желаю больше слышать от тебя этого имени.

Кэтрин была так поглощена защитой Дрю, что даже не услышала его последних слов.

— Он не изменяет жене. Они уже год не живут вместе. Через месяц они разводятся!

— Знаю, — перебил Люк, выбивая почву у нее из-под ног. — А лучше бы ему было остаться с женой. Для его же блага.

— Блага? — прошептала она, вспомнив, что он говорил несколько минут назад. — Ты хочешь ему навредить…

— Нет, в золоте искупать! — возразил он ледяным тоном.

— Нет, ты этого не сделаешь! — закричала она с мольбой.

Он внимательно посмотрел на нее и прикрыл глаза.

— Как скажешь. — И как-то очень по-итальянски пожал плечами. — Нам надо обсудить гораздо более важные вещи.

Внутри у нее шевельнулся болезненный комок. Под этим великолепным костюмом скрывался хищник с ухватками неандертальца, которому незнакомо слово «совесть».

— Хотя это абсолютно тебя не касается, — с трудом проговорила она, — но между мной и Дрю ничего не было.

— Меня касается все, что касается тебя.

Ей совсем не хотелось все это обсуждать, но ее слишком волновала судьба Дрю.

— Почему ты хочешь разорить фирму «Хантингдон»? Что он тебе сделал?

— Ты меня спрашиваешь? — зарычал он. — Ты живешь у него в квартире и после этого еще спрашиваешь?

— Здесь совсем не то, что тебе показалось.

— Именно то. Самый настоящий разврат. — При этих словах ноздри у него раздулись.

— То же, что было у нас? — не смогла она удержаться от сравнения.

— Cristo! — В гневе он даже вздернул руки. — Как у тебя язык повернулся? Ни к одной женщине я не относился, как к тебе!

Самое ужасное заключалось в том, что он произнес это с неподдельной искренностью. Он действительно верил в то, что говорил. Она сжала зубы, чтобы не сорваться.

— И что я за это получил? Скажи мне! — простонал он с исказившимся от гнева лицом. — Намарала на зеркале какие-то каракули, которые и прочесть-то невозможно! Я верил в тебя, словно ты была моей женой, а ты обманула мое доверие. Ты вонзила нож мне в спину.

Ей следовало бы быть готовой к такому взрыву, но она не была готова. Вся его хваленая сдержанность улетучивалась прямо на глазах, уступая место самой обыкновенной ярости, причиной которой был не кто иной, как она. Она.

— Люк, я…

— Стой где стоишь! — Он отдал приказ, точно щелкнул бичом, запретив ей отступление к двери. — Кэтрин, ты провела со мной два года. Два, — повторил он, и каждая клетка его подтянутого, сильного тела дрожала от гнева. — И вот ты исчезаешь. Получил я хоть что-нибудь за эти пять лет? А? Я не удостоился даже почтовой открытки! Я тебя разыскивал. Я переживал, не умираешь ли ты где-нибудь с голоду. Я беспокоился о том, как тебе удалось устроиться в жизни. Я боялся, не попала ли ты в аварию, не умерла ли. И где же я тебя встречаю? — кричат он, все возвышая голос. — В «Савое» с другим мужчиной!

У Кэтрин ноги приросли к полу. Ей еще не случалось видеть Люка в таком возбуждении. Как завороженная следила она за его метаниями по комнате.

Так он о ней беспокоился? Неужели он и правда о ней беспокоился? В голове это не укладывалось. Уходя, осторожно, точно вор, крадясь по коридору к запасному выходу, она пробовала представить себе его реакцию на свое исчезновение. Недоумение… оскорбление… презрение… безразличие. Ей и в голову не приходило, что он будет о ней беспокоиться, тем более ее разыскивать.