Трудные дети

Я говорила ему дикие вещи, про него, его детей и все те слабости, что у него были. Ни одного грязного слова, я перестала быть беспризорницей, но получалось не хуже. Я стояла рядом с ним, нависая над ним, натянутая как струна, засунув одну руку в глубокий карман, и напряженно ждала, когда ему надоест меня слушать, когда иссякнет его терпение, когда он даст мне повод и дернется. Я сама себя не узнавала, но не могла остановиться, а Марат как чувствовал и не двигался, не давал повода, сжимал зубы крепче, чернел лицом после каждого сказанного мною слова, вырванного с облегчением из горла. И я получала какое-то болезненное наслаждение от того, что он так все воспринимает, что его тоже задевает. Я очень хотела, чтобы ему было больно. И ждала повода.

Выдержки стало больше, но и она не безгранична. Когда я снова заикнулась о его детях, всех возможных детях, а не только о том, в чьем нерождении, пусть и косвенно, Марат меня обвинял, мужчина не выдержал. Он за грудки меня схватил, так что майка затрещала в его руках, а меня мотнуло в сторону. Я не знаю, хотел ли он ударить меня или же цеплялся за остатки выдержки, пытаясь заткнуть, пока не стало слишком поздно. Но он наконец-то дал мне повод, и я его ударила. Я очень давно не ходила без ножа, который стал иллюзией защищенности, оберегая лучше дверей и замков.

Наверное, я довела его. Или он довел меня до ручки, заставив делать несвойственные мне вещи, которые Залмаев не мог просчитать. И он не смог увернуться, не выбил нож у меня из рук.

Все произошло в считанные мгновения. Я дышать перестала, одним неразрывным жестом вытянула оружие, которое не отпускала, и всадила в Марата. Не просто пригрозила, поцарапала, а всадила, и лезвие вошло очень мягко, практически не встречая сопротивления, а я смотрела в его глаза, в которых даже не промелькнуло искры боли или удивления. Я надеялась, что он хотя бы вздрогнет, но он только побледнел слегка и как будто окаменел, превращаясь в застывшую фигуру.

На самом деле все это заняло секунду, не больше. В один момент я в него нож всаживаю, а уже в другой - Залмаев сильно меня отталкивает, что я просто-напросто отлетаю до противоположной стены, больно врезаюсь спиной и локтем в кухонный стол. Я замерла в неестественной позе, расширившимися глазами глядя за тем, как Марат вытаскивает нож из предплечья, который вошел не так уж глубоко, как мне казалось. И стало тихо-тихо, не слышно было даже стука сердца.

Только тогда я осознала, что вообще сделала, и меня обуял ужас. Я боялась не того, что могла Марата убить, что могла причинить ему серьезный вред - внутри себя я именно этого и желала. Я бы только вздохнула свободнее, если бы он умер. Но его смерть от моей руки могла привести к непоправимым последствиям, едва ли не худшим, чем его присутствие в моей жизни. Я бы лишилась всего, что у меня есть, всего, к чему стремилась полжизни и никому и никогда не хотела отдавать.

На самом деле именно этот страх, - лишиться всего своего - а не ненависть к Залмаеву сорвал меня с катушек. Я не могу позволить кому-то забрать мое. Марат слишком сильно пугал, играя на самой болезненной струне, и он перегнул палку.

Влажное пятно на потемневшем свитере становилось все больше. Марат небрежно и зло откинул нож на стол, прямо в пустые рюмки, покатившиеся по ровной поверхности. Лезвие, окрашенное алым, запачкало бамбуковую салфетку.

Залмаев на выдохе выругался, очень грязно и яростно, зашипел, когда я дернулась в попытке сменить неудобную позу и выпрямиться.

— Аптечка есть?

Я моргнула. Потом медленно кивнула, в ту минуту опасаясь только за себя, а не за его здоровье.

— Неси, - когда я не сдвинулась с места, Залмаев гаркнул: - Неси!

Я принесла и тут же отошла на пару шагов, опасливо наблюдая за тем, как он рвет бинт и дергано вырывает куски ваты.

— Давай врача вызовем.

— На часы смотрела?

— Платных.

— Будешь платить?
– с издевкой уточнил Марат.
– Да ты удавишься скорее.

— Ты сам виноват. Не надо было со мной так.

Он помолчал, затем со всей душой попросил:

— Уйди.

— Залмаев…

— Уйди, сказал!

Дрожащими руками я стянула со стола нож и юркнула на второй этаж. Я не жалела, что ударила. Повернись время вспять, все было бы точно также. Человек способен на разные вещи, когда затрагивают то, что он любит больше всего. Нужно только найти слабое место. Для меня - это жизнь в самом низу. Я была готова убить любого, кто попытается опустить меня на самый низ. Ненависть и обида - всего лишь предлог. Из-за них я бы никогда не взяла нож. И Марату это было прекрасно известно.

Когда животное загоняют в угол, оно выпускает когти, пускает в ход зубы и борется за свою жизнь всеми доступными методами. Именно так сейчас боролась за свою вновь построенную жизнь я.

Я сама всё построила, по кирпичикам возводя свой мир, устраивая его на свой вкус и никто не смел его рушить.

Никто. В том числе и человек, который когда то вытащил меня с улицы, пусть и против моей воли.

Он многое мне дал, показал, научил.

Но и забрал слишком многое - мою свободу, да что там свободу, он почти забрал мою жизнь, чуть не убив меня в порыве ярости.

Всё это пронеслось в моей голове за пару мгновений, я сидела на своей кровати на втором этаже и смотрела на лезвие ножа, всё ещё в крови, в тусклом освещении льющегося уличного света, оно выглядело очень зловеще.

Лёгкий ступор, в который я впала после немого созерцания невольного спутника моей новой жизни, восемь лет, подумать только восемь лет он ждал своего часа, был нарушен звонком телефона. Вздрогнув я начала спускаться по лестнице вниз, звонил, конечно же не кто иной как мой идеальный муж. Нашёл время.

Хотя может это и неплохо, разрядил гнетущую с каждой минутой всё сильнее обстановку.

Всё ещё сжимая в одной руке нож, я схватила неумолкающий телефон.

– Да, дорогой!- ответила я наконец, беря себя в руки и цепляя поверх всё ещё бьющей нервной дрожи маску принцессы. Годы тренировок не прошли зря , Элеонора Авраамовна была бы мной довольна, хотя глядя как на пушистый ковёр всё же капает собравшаяся с лезвия капля крови, было трудно оставаться спокойной.

– С новым годом , Аля!- радостно кричал на том конце провода Рома, перекрикивая взрывы фейерверков и чьи то громкие возгласы.

– С новым годом, Ром!- усмехнулась я в трубку, - только у нас ещё шесть часов до нового года.

– А у нас уже, - бурно выражал он свои эмоции, - как жаль, что мы встречаем его врозь, это в последний раз, теперь только в месте, хочешь, Аль?

– Хочу, хочу к тебе,- шептала я тихо, играя свою роль до конца.

– Я скоро вернусь, тут совсем немного дел осталось утрясти. Люблю тебя Аль!

– И я, с новым годом, Ром!

Он отключился, а я глядя на потемневший экран подумала о глупой примете, о том как новый год проведёшь, так его и встретишь.