Трудный путь к диалогу

Сам Бердяев очень много получил от посещения Собраний. Можно сказать, что они во многом определили проблематику его ранних работ. Немало и других выдающихся деятелей русской культуры, образно говоря, "вышли" из Собраний, которые помогли им найти собственные пути. Среди них поэты и богословы, философы и художники, писатели и критики.

То, чем обогатили русскую и мировую мысль Н. Бердяев и С. Булгаков, о. П. Флоренский и С. Франк, Л. Карсавин и Вяч. Иванов, В. Розанов и Г. Федотов, Д. Мережковский и А. Карташев - люди, которых у нас теперь начинают "открывать" заново, - так или иначе, ведут свою родословную от Петербургских Религиозно-Философских Собраний.

Ценно было то, что на Собраниях в первый раз за долгие годы пересеклись различные потоки культуры. В значительной мере были рассеяны предрассудки, недоверие и предубеждения, которые питали друг к другу "стороны". Интеллигенция убедилась, что богословы и духовенство - это не только сборище мракобесов. Представители же Церкви увидели в светском обществе людей, живо заинтересованных духовными проблемами, способных на диалог. Словом, взаимное обогащение было налицо. А именно так, через живой обмен мнениями, и строится полнокровная жизнь культуры и мысли.

Быть может, не так уж ошибалась Зинаида Гиппиус, когда в конце 20-х годов писала: "Если бы вопросы, с такой остротой поставленные в Собраниях, были в то время действительно услышаны, если бы потом не только русская Церковь, но и громадная часть русской интеллигенции не забыла о них вовсе, быть может, Церковь не находилась бы сейчас в таком "бедственном положении", а интеллигенция не вкушала бы сейчас "горечь изгнанничества"" [30].

Но все же, думается, писательница недооценила Собраний. Их не забыли. Их традицию продолжило Религиозно-философское Общество имени Вл. Соловьева. Оно возникло после 1905 года и просуществовало до самой революции. Своего рода его преемником после Октября стала Вольная Академия духовной культуры, основанная Бердяевым. Дух и идея Собраний отразились и в журнале Мережковского "Новый Путь", где печатались стенограммы заседаний, и в книгах московского издательства "Путь", и в таких журналах, как "Вопросы жизни", "Вопросы философии и психологии", и в знаменитом бердяевском "Пути", выходившем уже в Париже (последний, 61-й его номер датирован весной 1940 года).

В силу этого, мы имеем право сказать, что Собрания в Петербурге послужили важным импульсом для развития мысли в России, для движения, начатого еще Вл. Соловьевым и получившего название "русского религиозного ренессанса XX века".

Они в который раз доказали, что в условиях Свободы, пусть даже не полной, дух способен раскрывать свои неистощимые богатства и творческие возможности.

Остается пожелать, чтобы это стало важным уроком и для нашего, полного споров и надежд, переломного времени.

__________________

Библиография

[1] Стенограммы печатались в журнале Мережковского "Новый Путь" и позднее вышли отдельным изданием: Записки Петербургских Религиозно-Философских Собраний (1902-1903), СПб. 1906. В тексте есть ряд дополнений цензора. Часть стенограмм опущена.

[2] Записки..., с. 123.

[3] Гиппиус-Мережковская З. Дмитрий Мережковский. Париж. 1951, с 90.

[4] Маковский С. На Парнасе серебряного века. Мюнхен, 1962, с. 29.

[5] Гиппиус З. Правда о земле (к истории русского христианства). Мосты. Мюнхен. 1961. N 7. с. 306.

[6] Маковский С. Указ. соч., с. 29.

[7] Записки..., с. 6.

[8] Записки..., с. 8.

[9] Там же, с. 16.

[10] Там же, с. 31.

[11] Там же.

[12] Записки..., с. 39.

[13] Там же, с. 52.

[14] Там же, с. 55.

[15] Цит. по тексту, приложенному к кн.: Толстой Л. Царю и его помощникам. Ответ Синоду. Берлин (без г. изд.), с. 38.

[16] Указ. соч., с. 22.

[17] Записки..., с. 63.

[18] Там же, с. 107.

[19] Там же, с. 131.

[20] Там же, с. 153.

[21] Там же, с. 195.

[22] Там же, с. 245.

[23] Гиппиус З. Живые лица, Прага, 192, т. 2, с. 59.

[24] Записки... с. 420.

[25] Там же, с. 435.

[26] Там же, с. 444.

[27] Гиппиус З. Цит. соч., с. 59.

[28] Мережковский Л. Автобиографическая заметка - В кн.: Русская литература XX века (1890-1910). М., 1914. т. 1. ст. 294. СПб., 1907.

[29] Бердяев Н. ст. 138-139.

[30] Гиппиус З. Правда о Земле, с. 101.

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ИСТОКАМ (Об историке Г. П. Федотове)

Его справедливо сравнивали с Чаадаевым и Герценом, Как и они, Георгий Петрович Федотов (1886-1951) был историком-мыслителем и публицистом европейского и мирового масштаба, который обладал даром облекать свои идеи в блестящую литературную форму.

Как и к ним, к Федотову можно приложить древнее изречение: "Нет пророка в своем отечестве". Подобно Чаадаеву, он подвергался атакам со стороны самых разных идейных лагерей и, подобно Герцену, умер на чужбине.

Но в отличие от Герцена он не проходил через болезненные кризисы, не знал трагических разочарований и разладов. Даже отказавшись от каких-либо взглядов, этот на удивление гармоничный человек всегда сохранял из них то, что считал подлинным и ценным.

При жизни Федотов не стал, как Чаадаев и Герцен, человеком-легендой. Россию он покинул, еще не получив известности, а эмигрантскую среду слишком раздирали страсти, чтобы она по достоинству смогла оценить спокойную, независимую, кристально ясную мысль историка. Умер Федотов в сталинскую эпоху, когда сам факт эмигрантства неизбежно вычеркивал человека, будь то писатель или художник, философ или ученый, из отечественного наследия.

Между тем внутренне Федотов всегда оставался в России, С ней были его помыслы и когда он работал во Франции, и когда уехал за океан. Он много и напряженно думал над ее судьбами, изучал ее прошлое и настоящее. Писал, вооружившись, скальпелем строго исторического анализа и критики, обходя подводные камни мифов и предрассудков. Не метался из крайности в крайность, хотя и знал, что немногие среди окружающих захотят понять его и принять.

Федотов внимательно следил за событиями, происходившими на родине, и, как правило, давал им глубокие и точные оценки. Но больше всего он сделал для изучения русской истории. Минувшее не было для него самоцелью. В его трудах повсюду видна осознанная направленность: постигнуть душу Древней Руси, увидеть в ее святых конкретно-национальное воплощение общехристианского мирового идеала и проследить его судьбу в последующих веках. В частности, его глубоко волновала трагедия российской интеллигенции, и он стремился уяснить, что она сохранила, а что утратила из исконной духовности христианства: Как его друг известный философ Николай Бердяев (1874-1948), Федотов считал политическую свободу и свободное творчество неотъемлемой частью культурного созидания.

История давала Федотову пищу для широких обобщений. Взгляды его в целом сложились еще до эмиграции. Известный отечественный ученый Владимир Топоров с полным основанием считает Федотова представителем русского философского возрождения, "которое дало России и миру много славных и очень разных имен и оказало большое влияние на духовную культуру всего XX века"*. Но среди них Федотов занимает особое место. Его собственной осевой темой было то, что принято называть "философией культуры" или "богословием культуры". И тему эту он развивал на материале русской истории.