Трудный рейс Алибалы

— Не суетись, Алибала, не теряйся, все будет в порядке, с кем угодно может случиться, а с годами болезни все чаще наседают на человека, надо к этому привыкать.

— Извините, Асадулла-муаллим, что вас побеспокоил.

— О чем говорить, Алибала, мы ведь соседи. Жаль, что я стал настоящий калека, ноги меня подводят, не могу выходить из дому, а то пошел бы с тобой проведать Хырдаханум-баджи.

— Спасибо, Асадулла-муаллим. Считайте, что вы ходили. Я сейчас к ней поеду и скажу, что вы хотели поехать…

— У меня есть интересные детективы, то есть приключенческие романы; если Хырдаханум-баджи заинтересуется, отнесешь ей в больницу, чтобы она там не скучала.

— Скажу, Асадулла-муаллим.

— Что поделаешь, у меня только на это сил и хватает, — извинялся старик. И, уже закрывая за Алибалой дверь, не преминул добавить: — Передай Хырдаханум-баджи привет от меня, пусть она не унывает, доктора теперь хорошие, быстро поставят на ноги…

Алибала уже, пожалуй, и не слышал этих слов, машинально открывая дверь своей квартиры. Он был занят своими невеселыми мыслями о жене: «Что с ней случилось, как она себя чувствует?..» Сразу же стал собираться в больницу. «Что же ей отнести, чтобы пришлось по душе? Эх, если б она догадалась позвонить — спросил бы, чего ей хочется… А вдруг ей не до звонков?»

Алибала заторопился. Открыл холодильник. На верхней полке стояла тарелка с виноградом «сарыгиля». Хырда любит виноград. А что взять еще? Увидел в холодильнике долму из виноградных листьев. Масло, сыр. Нашел мороженого цыпленка. Сварить бы его, но это долго — пусть останется до следующего раза…

С тех пор как они поженились, Хырдаханум всего несколько раз ездила в свое родное село Туркяны и дня по два гостила у матери. Тогда Алибала оставался дома один. Но никогда квартира не казалась ему такой холодной и неуютной, как на этот раз. Как же одинокие люди долгие годы обходятся без близких, без собеседников? Взять хоть Асадуллу-муаллима. Всегда он был один. Говорили, что и на прежней квартире он жил один, хотя у него были сыновья. Старший, инженер-нефтяник, работал в Тюмени; второй, археолог, жил в Баку, но к отцу никогда не наведывались — то ли отец порвал с ними, то ли они отказались от отца… А виной тому были книги. Дело в том, что в Академии наук узнали о богатой библиотеке Асадуллы-киши; приходили специалисты, осмотрели древние рукописи, редкие издания; библиотеку оценили в несколько тысяч и просили старика продать ее. Сыновья были за — отец воспротивился. Сыновьям что, лишь бы выручить деньги. Никакого отношения к книгам они не имеют, книги принадлежат ему, и он поступит с ними так, как сочтет нужным… Вслед за этим Асадулла-киши позвонил президенту Академии наук и сказал, что книги пока останутся у него, но после его смерти будут безвозмездно переданы в распоряжение академии. Президент поблагодарил Асадуллу-киши за такой щедрый подарок. Никто не знал, написал ли старик на этот счет завещание, но если и раньше Асадулла книгами дорожил, то теперь он берег их пуще глаза и при каждой возможности пополнял библиотеку. Одни хвалили и одобряли такое решение старика, другие считали это глупостью; сыновья будто бы заявили, что раз ему библиотека дороже них, то они к нему больше не придут, а старик будто бы сказал, что он тоже их знать не знает, и на том разошлись. На разные кривотолки старик не обращал никакого внимания.

Поначалу Алибала, как и многие, не одобрял образ жизни Асадуллы-киши. Зачем, стоя одной ногой в могиле, держаться руками и зубами за эти пыльные тома, написанные бог весть когда и неизвестно для чего? Но потом, узнав, что авторитетные люди из академии высоко оценили библиотеку Асадуллы-киши, он поверил, что эти потрепанные тома с пожелтевшими страницами хранят многие мысли, что они очень нужны людям и что старику стоило дрожать над ними. Сам он книг не читал; когда-то, когда был еще маленьким, в доме было несколько книг на арабском алфавите, но поскольку никто не умел читать, их порвали и выбросили. Да, каждый в мире занят своим делом, по-своему живет и по-своему завершает свою жизнь, и никто не называет свое молоко кислым… Видно, Асадулле-киши нравится жить отшельником среди книг, и тут ничего не поделаешь. Но он, Алибала, от одиночества глупел, терялся и не знал, что делать.

Было одиннадцать часов утра, когда Алибала со свертком в сетке поспешил в больницу. Подумал было заглянуть на базар, купить цветов, но что-то удержало его. Из микрорайона до железнодорожного вокзала, рядом с которым находилась больница, он мог доехать автобусом. Но автобус шел долго, делал частые остановки; Алибала хотел скорее увидеть Хырдаханум и поэтому остановил такси.

XII

Он надеялся, что его сразу проведут к жене. Но получилось иначе. Выяснилось, что Хырдаханум находится в отделении реанимации. Алибала слышал, что в это отделение кладут самых тяжелых больных, чаще всего — с сердцем. У них особый режим, за ними особый уход. Сначала намеками, а потом и напрямик ему сообщили, что состояние жены тяжелое, что у нее инфаркт миокарда и что она пролежит в реанимации дней двадцать. Ей нельзя двигаться с места и ни в коем случае нельзя волноваться, нужен покой и только покой. Пройти к ней нельзя, в крайнем случае можно заглянуть с разрешения заведующего.

Алибала кинулся за разрешением. Но заведующего отделением не оказалось на месте, он куда-то ушел, сказали — будет через полчаса.

Алибала возлагал надежды на помощь знакомых врачей. Он остановил медсестру, проходившую мимо, назвал имена врачей, спросил, где их можно найти. Медсестра ответила, что один из них в больнице больше не работает, другой в отпуске. Алибале не везло. Что ж, смирился он, подождем, пока придет заведующий отделением.

Ждать пришлось недолго, заведующий вскоре вернулся, и, к счастью, это был сговорчивый, добрый человек. Он повел Алибалу в свой кабинет, рассказал о состоянии Хырдаханум. Не стал скрывать, что положение серьезное. «Мы сделаем все, что в наших силах, — добавил он. — Изменений к лучшему пока нет, и рано об этом говорить, подождем, что покажут кардиограммы… Надежды не теряем…»

Эти последние слова, напротив, вызвали у Алибалы самые мрачные предчувствия. Он ругал себя. Здоровую женщину свалил с ног! Верно говорят, что всем миром нельзя причинить человеку столько зла, сколько он может причинить себе сам. «Только подумать, из-за кого я довел ее до такого состояния! Если б Хырда узнала, как мы расстались в Кубе с Дадашем… Нет, об этом ей нельзя говорить, даже когда она выздоровеет…»

Наконец ему дали белый халат и провели в палату, где лежала Хырдаханум. Строго сказали: «Не больше пятнадцати минут! И не волновать!» Койка Хырдаханум стояла в правом углу, она лежала лицом к двери. Увидев мужа, на цыпочках входящего в палату, она прослезилась. Алибала подошел и тихо сел на табуретку возле кровати.

— Что с тобой, Хырда? Хырдаханум вытерла ладонью глаза.

— Да и сама не знаю, Али. Как хорошо, что ты пришел, я с утра смотрю на дверь. Очень беспокоилась за тебя. Не приведи бог, какие только мысли не приходили на ум! Думала, в чужом месте, никого из знакомых нет, посоветоваться не с кем, ни за что ни про что могут запутать, что я стану делать тогда?

— Напрасно боялась. Я ничего плохого не сделал, так что запутать меня было непросто.

— Всякое бывает. Разве мало невинных людей запутали? И ты мог стать одним из них.

Алибала погладил Хырдаханум по руке.

— За меня не беспокойся. Скажи лучше, как ты сейчас?

— Так…

— Боли в сердце не прошли?

— Пока нет, но сейчас колет не так, как вначале.

— Врач сказал, что тебе дают сильные лекарства, делают уколы. Дай бог, скоро полегчает. И не думай ни о чем, Хырда, я ведь тут, живой. Если лечение не поможет, отвезу тебя в Москву, покажу большим профессорам, они найдут средство вылечить тебя. Я видел всяких больных. Бывали такие, что на носилках вносили в вагон, а из Москвы возвращались здоровые, веселые, на своих ногах.

Хырдаханум стало приятно от этой заботливости мужа. Она легонько коснулась его тяжелой руки:

— Да не будет у меня и дня без тебя, ай Али!

— И у меня тоже. Поправляйся скорее, возвращайся, без тебя и домой приходить неохота.

Глядя на осунувшееся лицо жены, Алибала казнил себя. Хырда даже и не намекнула, но он прекрасно понимал, что стал причиной ее болезни. Сердце такая нежная штука, что с ним нельзя шутить. Особенно в наше время. Разве мало знакомых людей ушло па его глазах? Что ни день — только и слышишь, что такой-то угас как свеча в одно мгновенье. В голове Алибалы роились имена знакомых, умерших в последнее время от инфаркта. «Не приведи бог. Проклятье дьяволу! — оборвал он себя. — Что за глупые мысли лезут в мою дурную голову? Разве каждый заболевший инфарктом умирает? Есть немало людей, которые перенесли по два, даже три инфаркта, а живут и осторожненько делают свое дело».

Ладонь Хырдаханум лежала в руке мужа, другой рукой он поглаживал ее тонкие пальцы.

— Когда вернулся? — спросила она.

— Часа два тому назад.

— Как съездил?

— Нормально. — Алибала хотел было сказать, что все обошлось, Дадаш выкрутился, но тогда надо было сказать и о том, что Дадаш не случайно попал и что он уже не тот человек, каким он знал его. Но Алибала вовремя прикусил язык, воздержался и, вместо того чтобы сказать, что приехал на такси, сказал, что его привез обратно Явуз, племянник Дадаша.