Трудовые будни барышни-попаданки

— Лесоруб хороший? Нам такие надобны. Цена ему — триста рублей ассигнациями, но я и триста пятьдесят заплачу за хорошего работника.

Эта работорговля мне не понравилась совершенно. Даже несмотря на то, что была ожидаема.

— Извините, тетенька, мне Андрон самой нужен, — ответила я, — пусть духовные власти решают, разлучать его с женой или нет.

— А можно и совсем просто, — будто не слыша продолжила Дарья Сергеевна, — Андронову жену завтра ко мне привезти. Пусть у меня полгодика поживет, отработает — не бойтесь, тяжким трудом томить не буду. А потом верну ее законному мужу и денег много не возьму.

Это что? Аришка должна выносить ребенка в этом поместье и весной вернуться ко мне. Почему? Что еще за тайны мадридского двора?

— Да зачем же такое надобно? Пусть при муже живет, раз уж все так повернулась. Я за нее честную цену дам.

Тетя прищурилась и закончила торг уже без улыбки.

— Три пути есть, любой не обидный и без особого ущерба для тебя, племянница. Ты подумай, какой самый подходящий. Надумаешь — так приедешь и дочку свою заберешь. Акулька, отведи Лизоньку в детскую!

Глава 20

Бабища не очень вежливо взяла Лизоньку за руку.

И пусть несчастный ребенок не доел профитроли со сливками, поставила на ноги, чтобы вытащить из столовой.

— Маменька! — заплакала Лиза. Еще бы, ребенку всего два года с небольшим, а ее так дергают, и вообще!

Детский плач сорвал меня со стула. Я что, позволю этой интриганке шантажировать меня слезами ребенка? Да ни за что!

В той жизни мы с Мишей очень хотели ребенка. Но не случилось… и уже за одну Лизоньку я готова распрощаться с прошлым. Это действительно моя, только моя девочка! Наконец-то…

В два прыжка я оказалась на пути Акулины. Такая громадная бабища коня на скаку остановит, но сейчас ей предстояло справиться со мной.

— Это что же такое?! — не столько крикнула, сколько сказала я командирским голосом, какого ни дядя, ни тетя от меня еще не слышали. И взяла Лизоньку за ручку. Малышка тут же вырвалась от гренадерши-няньки и вцепилась в меня, спрятала лицо в моих юбках.

— Дарья Сергеевна, — неожиданно писклявым голосом произнесла Акулька, взяв Лизу за рукав и взглянув на барыню. Та препиралась с мужем. Донеслись слова Ивана Платоновича: «Ты не говорила, что до такого дойдет» — и ответ супруги: «Молчал бы, сам знаешь почему!»

Пусть заняты друг другом. Я займусь Акулькой. Как прежде их холуями.

— А ну-ка, отпусти мое дитя, — резко сказала я. Акулька не то чтобы отпустила Лизоньку, но теперь держала ее лишь за край платьица.

— Ты понимаешь, что делаешь сейчас?! — говорила я, стараясь не сорваться. — Я вдова капитана императорской гвардии Шторма. Это — дочь капитана гвардии Шторма. А ты, холопка, похищаешь ребенка! Такими делами жандармский корпус занимается, а приговор Сенат выносит. За такое одно наказание — кнутом да в Сибирь!

Краем сознания я понимала, что жандармский корпус если тогда и существовал, то такими делами не занимался. Но Акульке этого знать не надо. А мне — главное не сорваться.

— В Си-бирь! — грозно повторила я, так, чтобы в моем голосе прозвенели колокольчики жандармской фельдъегерской тройки. — Сразу на ртутный рудник. Если под кнутом выживешь, у тебя за год там руки почернеют и отвалятся. Будешь без рук по кровавому снегу ползать. Хочешь такого?

И я решительно выдернула подол детского платья из ослабевшей руки. Дарья Сергеевна прекратила препирательство с мужем, и я заметила тревогу на ее лице.

Акулька растерянно оглянулась.

— Дарья Сергеевна, — еще жалобнее протянула она.

— Ступай в людскую! — приказала барыня. — Понял, муженек, почему я велела других гостей не приглашать сегодня?

Я взяла Лизоньку на руки и прижала к груди.

— Ну хватит. — Кажется, дяденьку Ивана Платоныча таки довели до ручки. Он решил вспомнить, кто тут барин, хозяин и мужчина, в конце концов. — За мужиком теперь девка, да и хорошо. Баба с возу, как говорится. Ты ее купить хотела, племянница? Вот и порешим дело. Эй, там! Бумаги, чернил несите! Купчую тут же подпишем.

Дарья Сергеевна так глянула на мужа, что стало понятно: аукнется ему самоуправство и хозяйский гонор. Но это уже не мое дело.

— Сказывают, ты батюшкины деньги сыскала в доме? — Иван Платоныч, решительно отодвинув со скатерти блюдо пирогов, сам сел писать купчую. — Стало быть, честную цену за девку можешь дать.

— Пятьдесят рублей ассигнациями, — подтвердила я, мысленно позвенев в припрятанном на поясе кошеле золотыми империалами. И еще раз убедившись, как качественно работает осведомительная служба.

— Дешевенько… ну да ладно, между родни торговаться совестно, — Не сказать, что дядя был доволен сделкой. Но у него явно имелся какой-то свой мотив покончить дело разом. И я, кажется, догадывалась какой.

— Среди своих и впрямь невместно. — Я перечитала поданный документ и решительно подписала. А потом выложила на стол золотую монету. Если в бумажные деньги переводить, те же пятьдесят рублей и выйдет. Даже немного больше, потому как золото престижнее банковских билетов. — И позвольте, дяденька, вас порадовать. Лампы, что я привезла, в подарок оставлю. Все вам приятнее будет ужинать, да и газету перед сном почитать. Сумерничать прислуге не зазорно, а господам приятнее с лампой. Еремей бутыль с топливом для нее дворне вашей передаст. И покажет, как с лампой обращаться. Как закончится, в Голубки посыльного отправьте, еще пришлю.

Судя по взгляду Дарьи Сергеевны, чудо-лампы интересовали ее далеко не в первую очередь. Но все же подавлять открытый бунт главы семейства она не решилась. А еще она явно не ожидала такого решительного отпора с моей стороны.

Иван Платоныч же был доволен прямо по самые уши. Он слыл в околотке книжником и образованным человеком, почитать и порассуждать о литературе любил. Лампы в довесок к империалу его очень порадовали.

Дарья, скрипя зубами, вынуждена была подчиниться воле главы семьи и сделать хорошую мину при плохой игре. А как там они дальше станут разбираться — их проблемы. Со мной чета родственников попрощалась почти тепло — дяденька даже поцеловал в лоб и перекрестил на дорожку.

В возок я забрала и Лизоньку, и перепуганную Лушку с ее малышом на руках. Кажется, кормилице Эммочкиной дочери в доме дяди пришлось несладко.

Теперь все было позади. И можно, сидя в тряском возке, подумать: что за тайные мотивы завязались узлом вокруг беглой крепостной девки? А не дяденька ли пошалил? Тогда понятно, чего Дарья взъелась: сама она родила хоть и законных, но дочерей. И вторая беременность не гарантия наследника. А тут нате, возьмет барин да признает ублюдка, если мальчик родится. А не признает — так просто отпишет ему часть имения! Или будет держать в статусе «ни сын, ни холоп», если воли на это хватит. Чтобы маячил на глазах у барыни, напоминал ей, что пока наследника не родит…