Труп-невидимка

Дусеньку мы старались держать в особой комнате, а к гостям выпускали с мордой, обмотанной скотчем, потому что укус крокодилицы – дело серьезное. Но Георгий и Афродита свободно шастали по всему дому. И если Мотя всего-навсего подворачивалась под ноги, так что об ее панцирь цеплялись все гости, то Георгий имел трогательную привычку дремать на спинке дивана. Однажды мне пришлось оплатить дорогущего врача одной даме, которая почувствовала, что кто-то лезет сзади по дивану и кладет ей лапку на плечо, но решила, будто это домашняя кошка. Повернувшись и увидев милую чешуйчатую мордочку Георгия, она заорала благим матом и стала заикой. Лечили ее примерно полгода.

Так вот, сбежались все, включая зоотехника Гошу, который был в подвале, где мы разводим стерильных белых крыс. Простая крыса в корм животным не годится, он нее они подцепят инфекцию и загнутся. Так что у нас имелся целый крысиный питомник.

Я даже не заметила, что отсутствует моя старшая свекровь Авдотья Гавриловна. Она появилась, когда все было кончено, одетая шикарнее иной кинозвезды. Судя по всему, свекровь опять ездила в ночной клуб любоваться мужским стриптизом. Я делаю этот вывод, во-первых, потому, что она год назад повадилась в такого рода заведения и посещала их каждую неделю; во-вторых, потому, что ее макияж был смазан и искусственные ресницы наполовину отклеились; в-третьих, она держала за руку очаровательное создание ростом метр девяносто.

– Яшка, бросай старого дурака, собирайся, едем! – скомандовала старшая свекровь.

– Куда едем? – в ужасе спросила я, а свекор, лежащий в кресле, приподнялся и уставился на Авдотью Гавриловну вполне осмысленно.

– Развратница! – произнес он. – Ужо тебе! Исправительный дом вельми по тебе плачет, окаянная!

Прокляв психоаналитика Раймондюкаса от всего сердца, я прикрикнула на домашних, чтобы перестали галдеть, отошли от кресла и сняли с меня Марика с Бобиком. Вместе питоны тянут примерно полцентнера, и это слишком для женщины, весящей сорок девять килограммов. Когда они попали к нам в дом, это были очаровательные крошки с бархатистыми шкурками, а теперь и Марик, и Бобик стали трехметровыми пятнистыми верзилами неопределенного пола.

– К Расторгуевым! – заявила свекровь, потом отпустила мускулистую руку стриптизера, подбежала ко мне, изящно семеня, склонилась к уху и прошептала:

– Тебе не кажется, что красный бархат меня полнит?

Я оглядела ее статную фигуру. Да, подумала я, есть женщины в русских селеньях. Свекровь неправильно поняла мой оценивающий взгляд.

– Все. Сажусь на диету, снова триста граммов прибавила.

У меня за спиной зашипело. Я подумала, что это Марик или Бобик, которых Гоша смотал с меня и уложил в кресло. Но это была моя младшая свекровь Нинель Аристарховна, от третьего мужа Валерия Куропаткина у которой периоды бесчеловечной диеты и безрезультатной перемежались периодами щенячьего и очень даже результативного обжорства.

Нинель Аристарховна была тоже вся в бархате – но в бархатном халате, который ее, конечно, не стройнил, но и полнее не делал – просто полнее сделать ее было уже невозможно.

– Кто такие Расторгуевы? – спросила я, но старшая свекровь, ощупывая себе бока, поспешила к зеркалу.

– Ах, ах, что с женщиной делают годы, – кокетливо заметила она. – Стану жирной некрасивой коровой, и выгонят меня с телевидения взашей.

Я чуть было не спросила, что еще за телевидение. Вовремя догадалась – это старшая свекровь распускала хвост перед своим стриптизером. Рожа у парня была красивая, ничего не скажешь, но тупая, свекровь с тем же успехом могла вслух беспокоиться, что ее выгонят из академии наук.

– Так кто такие Расторгуевы? – спросила я, перекрикивая шип младшей свекрови.

– Род почтенный, старого корня род, – объяснил мне свекор. – Старшая ветвь Расторгуевых дала России боярина Ивана Расторгуева, прозванием Белый Лапоть, что с полячишками задружился и в Тушино к тушинскому вору с поклоном ездил.

Я тихо ужаснулась свекровым познаниям. Положительно, психоаналитик Раймондюкас чересчур глубоко копнул. Но я его понимаю – никакой юрист не квалифицирует это как нарушение пределов необходимой самообороны.

– Ты что, Галю с Лешей забыла? – удивилась старшая свекровь. – Ну наших прежних соседей по старой квартире.

– А-а… – протянула я без особого энтузиазма.

Когда Мприк и Бобик были еще маленькие, они часто проскальзывали к Расторгуевым по дырам в межэтажных перекрытиях. От Расторгуевых же прибегали бразильские тараканы размером с мою ладонь.

– Я их встретила, так знаешь? Они опять наши соседи!

– Как? – удивилась я.

Вилкино – элитный поселок, и все население мне известно. Я была вынуждена купить тут участок и построить особняк, когда меня стали преследовать поклонницы моего таланта. Согласитесь, когда перед твоим окном с утра до вечера маршируют дамы и девицы из Общества друзей Иоанны Квасильевой, когда они звонят и спрашивают, почему я сегодня в желтой кофточке, а не в зеленой, когда они пишут письма на десяти страницах, которые начинаются с угрозы самоубийством, начинаешь даже сожалеть, что небеса наградили тебя таким ослепительным талантом.

– Этого только не хватало! – взвилась моя младшая свекровь. – Яша, вы как знаете, а я уезжаю в Африку!

– Арапы зело черны и страхолюдны собой, – ответил ей Альфонс Альфонсович. – И суть нехристи поганые.

Он напрочь забыл, как супруг Светика Мвалабобе водил его в общежитие института Дружбы народов имени Патриса Лумумбы, где молоденькие хорошенькие негритяночки расхаживали по этажам так, как привыкли ходить на своей далекой родине.

– Нинелька, ты ни хрена не поняла! – заявила старшая свекровь. – Они не в Вилкине живут, а в Тарелкине. И у них там страусиная ферма!

– У Расторгуевых? – удивилась я.

Дело в том, что если мы держали исключительно рептилий и земноводных, то Расторгуевы предпочитали экзотических насекомых. Кроме прочего добра, у них жили большие и совершенно безопасные скорпионы. Я прекрасно понимала, что эти милашки мухи не обидят, но всякий раз, извлекая скорпиона из своих тапочек, задумывалась.

– У Расторгуевых! – подтвердила свекровь. – И нас всех пригласили на уикэнд! Вместе с животными!

– Ур-р-р-ра-а-а-а! – грянуло из камина.

Оттуда вылезли очень довольные произведенным эффектом оболтусы – внуки Авдотьи Гавриловны.

Милые мальчики пили все, что горит, курили все, что когда-то росло на ветках, и, боюсь, укладывали в постель все, что шевелится. Кроме того, они обожали новые виды транспорта. Именно они загнали однажды в Яузу наш новенький автокран. Они гонялись на машинах и марках, специально ездили в Арабские Эмираты покататься на беговых верблюдах, и однажды я чуть не сошла с ума, обнаружив в гараже живого и очень недовольного кенгуру. Кто-то наврал близнецам, что эта скотинка развивает бешеную скорость. Дело кончилось печально – кенгуру имел способность, ухватив врага за голову передними лапами, лягать его задними в живот.

– Что – ура? Что – ура? – спросила я, глядя на чумазых близнецов.

– Едем кататься на страусах! – хором ответили они. – Супер! Пупер! Класс!

– Сиречь на строфокамилусах? – уточнил свекор.

Я поняла, что завтрашнее утро для меня потеряно – нужно грузить старика в «вольво» и везти обратно к психоаналитику, чтобы тот вернул Альфонса Альфонсовича в нашу эпоху.

Где-то в глубине души я понимала, что Раймондюкас не виноват. Является к нему какой-то непонятный дед, толкует про дракона в багажнике, требует компенсацию… Естественно, доктор оборонялся, как умел. И любознательность ученого оказалась выше всего – психоаналитик попытался выяснить, не кроется ли архетип дракона в подсознании свекра, не омрачает ли его детские воспоминания. И еще хорошо, что он не стал исследовать архетип багажника.