Трюкач
Шрифт:
КАДР – 6
В наше время мало родиться в рубашке, надо родиться в бронежилете. Даже кольчужка – недостаточная защита.
Бронежилет сковывает движения, и жарковато в нем летом. Не лучше ли маечку? Какую? Какую-нибудь другую. А то прежняя – в подозрительных пятнах. По городу еще можно шляться, обнажив торс, и в толчее Апрашки – можно. А в метро уже неловко. И наносить визит полуголым тоже неловко.
Новая майка от Апрашки движений не сковывала. Желательно текстовую. Да ради бога! Белым по черному на груди красовалось:
ly and te Тох
Mx Party
Carles Dexter Ward
C.S.M 45
Les Cpa
T.A.
LEet Papllon
Rock n Car
Лишняя секунда никогда не помешает. А она возникнет. Проверено неоднократно. Все-таки самая читающая публика! И неважно, что читающая. Бизнес на чтиве – самый надежный
Гавриш грамотно поставил бизнес. Недаром Солоненко выразил готовность пригреть Гавриша. Не пожелал Гавриш пригреваться, погорячился? Остудите его, ребятки…
Ну-ка, ребятки, где вы? Ломакин выражает готовность сбить вам температурку, даже если вы отморозки.
Где Гавриш, там и отморозки. А где Гавриш? Домашний телефон не отвечал. И сестра Сима тоже. В книжном подвале Гавриш, больше ему негде быть. Но телефона там нет. Юридический адрес – это одно, конкретная точка базирования – совершенно другое. На Петроградской – да. Как-то полгода назад Тим подбрасывал Ломакина до комплекса на Каменном острове (приличный зал, тренинг, спарринг), но подбросил только до угла Большой Пушкарской и Кировского. Дальше, мол, ножками-ножками или общественным транспортом. А Тим должен здесь стопануться, с Гавришем назначено. Да-да, полгода назад – период инфицирования в бизнес Гавриша: сами подъедем, сами бумаги подготовим, сами сбегаем-подадим-принесем. Мальчик на побегушках – Тим. Злой мальчик. Про себя Ломакин обозвал его крошкой Цахесом. Из тех, кто бессилен что-либо произвести, и наслаждается-питается уничтожением чего- либо… или кого-либо. Это – Тим, дружите с ним! – провозгласил Солоненко, представляя своего консильоре. Дружите – это вряд ли. Терпеть, как неизбежное зло, – куда ни шло. На добродушного кондитерского зайчика Тима консильоре Тимофей Ровинский не похож, нет не похож. Бледно-тощий, заискивающе-вежливый, абитуриентского возраста мальчик-в-каком-классе-учишься?. Липнущий с дурацкими вопросами на съемочной площадке в тональности я – червь, ничтожество, преклоняюсь перед мастером. Мол, а спецснаряжение у каскадеров – оно какое? Мол, а неужели не страшно без страховки на вертолете? Мол, о, о!
Спецснаряжение у каскадеров своеобычное. Когда в злополучном сентябре на фестивале в Тулузе наши готовились представить свою трюковую пятиминутку, австралийцы прониклись симпатией, открыли фургон, забитый спецснаряжением: Можете пользоваться, парни!. Ломакин ответно распахнул личный чемоданчик, а там перчатки, плоскогубцы, кувалда и шлем: Тоже можете пользоваться, парни… Нет, эти русские – самоубийцы!
Без страховки – страшно. Со страховкой тоже… не беспечно. Обувные коробки – разумная и достаточная страховка? Леша Гарин, сиганув со стрелы башенного крана тогда же в Тулузе, на собственном печальном примере показал – неразумная и недостаточная. Нет, эти русские – самоубийцы!
А бледная спирохета Тим вьется вокруг и норовит без мыла влезть в душу. Иди отсюда, мальчик, мешаешь. Иди, делай уроки. Иди, займись чем-нибудь. А то противно, как волос в супе.
Неизбежное зло пристебай Слоя-Солоненко. Может дальний родственник, взятый из милости? Мальчик из провинции, нельзя ли его к делу пристроить, хоть на побегушках. Дальних родственников не выбирают, Их терпят. А Ломакин партнерствует с господином Солоненко – и терпи, даже когда невтерпеж.
Провинция у мальчика странноватая: Вот в Гетеборге на местных авиалиниях специально выделяется агент для безопасности. В форме, с оружием. Почему у нас так не сделать? Вот в Гетеборге на взлетную полосу нельзя автобусом попасть, только по специальным рукавам. Почему нам опыт не перенять?. Иди отсюда, мальчик! Мы про другое снимаем. Мы снимаем про нас и про абсолютно противоположное! Он понимает, но, если вдуматься, это ведь так просто…
Неизбежное зло. И Ломакин не избежал. Пробил его час. Час бубны. Долг. Расхожая криминальная формулировочка: Если долги не отдаются, они получаются. Кудимовский сынок приказал долго жить. У Ломакина нет детей. Ценный груз Костанды накрылся таможней. У Ломакина иных, кроме груза прожитых лет, ценностей нет. Гавриш – выбивают бубну. Ломакин сам вломит кому угодно. Тогда вот тебе, герой, твой долг – и мы тебя отпускаем, как бубна. Твой ведь долг, ты ведь должен? Вроде бы я. Ну?! Однако, Палыч! Однако, господин Солоненко! Ты же сам мне советовал, я же с тобой советовался! Н-не помню. Не было. Вот с господином Ровинским мы советовались, помню. Как раз по поводу ИЧП «Русский инвалид». И пришли к единому мнению… С кем, с ним?! Он же придурок, Палыч! Иди отсюда, мальчик, – взрослым дядям нужно побеседовать наедине. Это
не мальчик, господин Ломакин, это, если можно так выразиться, мой консильоре, хо-хо, ближайший помощник-советник, и НАМ всем вместе стоит крепко подумать, как ВАМ, господин Ломакин, найти выход из положения, куда вы сами себя загнали. Или попытаетесь в одиночку?… А почему вы, господин Ломакин, к Евгению Павловичу на ты обращаетесь, он же старше вас?Убогий-убогий – и вот те на! Крошка Цахес. Самоутверждение через уничижение-уничтожение не себе подобных.
И даже солидарность по национальному признаку- пустой звук. Гавриш опять же. А консильоре Слоя – Ровинский. И что? Гавриш – чистоплюй, не желает производить журнальчики? (Хм-хм, весьма занимательные журнальчики, в сравнении с которыми скандальное Еще – целомудренное Ни-ни). А почему не желает? У нас и лицензия есть-получена. A-а, чистоплюй? Всего-то! Отплюешься желчью отблюешься, кровью отхаркаешься. Не сразу, не сразу. Полгода отпускается на мягкую манеру в амплуа побегунчика-онаниста…
Так вот полгода назад Тим ссадил Ломакина здесь. Мог бы и до Каменного острова довезти невелик крюк. Может, и невелик, но Тимофею Ровинскому нужно здесь. А ты, герой экрана, топай-топай! Дурновоспитанный мальчик, злой мальчик Тим.
… Где-то во внутреннем дворе, в одном из подвалов – Арон Самойлович Гавриш. Вы не подскажете Петроглиф? А что это? Они книгами занимаются… Пожимание плечами. Вон там вроде склад, но насчет книг… Пожимание плечами.
Да, склад. Мужики, не Петроглиф? Нет. Погрузка коробок Мальборо, Херши. Не маячь, отойди, гуляй-гуляй парень.
А где тут еще склад или что-то похожее? Хрен знает! В любом подвале. Э! Сказали, отойди, не понял?!
Маячить действительно не следует. Ломакин сделал неторопливый круг, еще один, высматривая мелочи, указующие: здесь занимаются книгами. Дворники самоуничтожились как класс – культурный слой во дворах растет, как на дрожжах. И воняет, как на дрожжах. На дрожжах и воняет. Книжный мусор – не бананово-ананасные ошметки, по запаху не обнаружить. Однако он специфичен – мягкий картон развалившихся упаковок, хранящие квадратную форму синтетические кольца шпагата… Не было. Ничего подобного. И неоткуда взяться – три стотысячника зависли в типографии, давненько Гавришу не доводилось перегружать тиражи на склад Петроглифа. И не доведется впредь.
Вывески – тоже никакой. Кому надо, тот знает и найдет. Кому не надо, тот, к сожалению Гавриша знает и нашел: Улыбочку, Арон Самойлович! Чи-и-из!
О, как новые! Щас что-нибудь придумаем!.
А вот Ломакин, казалось бы, знает, но не нашел. Ему нужен Гавриш, Гавришу нужен он. Га-а-авриш!
Отступаться рано, отступить пора. Ненадолго. Перекусить. Да-да, он – кинозвездюк, герой экрана, крутой. Что не исключает элементарного желания пи- пи, а-а, ням-ням. В данном случае – ням-ням. Когда Ломакин ел последний раз? Когда пьянствовал с Гургеном. То – не еда, то закусь, пусть Гурген и настаивал на версии кушаем и запиваем. Во рту обосновалась конюшня, в ноздрях засел истлевший минтай. Чем бы заглушить-перешибить?
Рядышком, на Бармалеева-Большом – Хэбэй. Стилизация под Китай. Блюда – тоже стилизация под Китай: с десяток розеток переперченной разновидной моркови-капусты-водорослей, рисовая водка с гадиками. (Этакую бутыль со змеей внутри Ломакин сдуру взял в Маньчжурии – сувенир! – на съемках Дерсу, и оказался не одинок, вся группа отоварилась. В Самолете же при наборе высоты давление резко рухнуло, а пробки в ихних, маньчжурских, бутылях – на честном слове, повыскакивали. Заспиртованные змеюки распружинились. И стюардесса-хохлушка, оседая в обморок, оповестила салон потусторонне-восторженным: О-о-ой, г(х)а-а-адики повыла-а- азили!. Но на вкус водочка недурственна. И вообще китайская кухня – недурственна. За минусом экзотики – почти кавказская. Предпочитаешь, когда горячо и влажно? Предпочитаю, когда очень горячо и очень влажно!. В смысле, цитата. В смысле про еду. С тем же подтекстом, что б и в нетленном киношном издевательстве Цукера-Абрахамса. Любимая цитата некоей Кати, предшественницы Антонины. На Съезжинской жила Катя, пока дом не расселили, а там и расстались-потерялись без нытья и сожаления. Есть девочка-на-час, девочка-на-день, девочка-на-уик-энд, девочка-на-месяц. Катя – девочка-на-квартал. Может и на полгода-год… но ее дом расселили и – сгинула. Он потчевал ее кавказской кухней: аджап- сандал, гоурма, лобио, долма – горячо и влажно. Готовил в удовольствие, умел. Вкусно. Потом она, Катя, готовила-разогревала его. Потом оседлывала и, поймав ритм, завывала: Кавказ подо мною! О-один! В выши-не! Девочка из массовки, но вот… Бывает, бывает… Что было, то прошло. Без нытья и сожаления.