Тугая струна

— Да нет. Полигон уже существует без меня. Американцы давно этим занимаются, у них и учебники написаны, и кино снято. Нам понадобилась целая вечность, чтобы нагнать их. Все как всегда. Но и вы были в авангарде. Так что нам больше доказывать нечего.

Шэз впилась зубами в булочку и одобрительно кивнула, ощутив во рту вкус абрикосовой глазури.

— Напрасно вы так думаете, — мрачно обронил Тони, возвращаясь к своему столу. — Инерция еще даст о себе знать. Даже признать целесообразность работы психологов полиции удалось не сразу. А теперь вот газетчики, еще два года назад превозносившие нас до небес, вовсю кричат о наших неудачах. Они перехвалили нас, а сейчас обвиняют в том, что мы не оправдываем ожиданий, которые они же в первую очередь и внушили публике.

— Ну не знаю, — сказала Шэз. — По-моему, единственное, что помнят, так это ваш успех. Расследование, которое вы в прошлом году вели в Бредфилде. Психологический портрет был составлен четко. И когда наступила развязка, полиция точно знала, где искать.

Не обращая внимания на то, что лицо Тони вдруг окаменело, она с воодушевлением продолжала:

— Вы ведь планируете посвятить занятие разбору этого дела? Слухи до нас, конечно, доходили, но писали об этом мало, а сработано классно, хоть в учебник помещай!

— Это дело мы разбирать не будем, — сказал он без всякого выражения.

Шэз быстро взглянула на него и в ту же секунду поняла, что ее энтузиазм был неуместен. Осечка — да еще какая!

— Простите, — тихо сказала она, — я увлеклась и проявила бестактность. Не сообразила.

Тупая корова, мысленно обругала она себя. Если он прошел тогда курс терапии, — а после такого кошмара ему это, конечно, понадобилось, — то понятно, почему ему меньше всего хочется выкладывать подробности сгорающей от любопытства дуре, даже если это любопытство замаскировано под законный научный интерес.

— Вам не за что извиняться, Шэз, — голос Тони звучал устало. — Вы правы, это действительно ключевое расследование. Причина, почему мы не будем говорить о нем, чисто психологическая. Так что придется вам меня извинить. Может быть, когда-нибудь и вам попадется дело, которое оставит после себя похожий след. Ради вашего же блага надеюсь, что этого не случится.

Он посмотрел на булочку, как на что-то ненужное, и отложил ее в сторону. Видимо, если у него и был аппетит, то теперь пропал.

Шэз пожалела, что не может перемотать пленку, вернув разговор к той минуте, когда он поставил рядом с ней кофе, прежде чем была безвозвратно упущена возможность попытаться наладить с ним контакт.

— Честное слово, простите, доктор Хилл, — неизвестно зачем повторила она.

Он поднял глаза и выдавил из себя еле заметную улыбку:

— Право, Шэз, не стоит извиняться. А что, если мы навсегда забудем про «доктора Хилла»? Я думал предложить это еще вчера, но вылетело из головы. Я не хочу, чтобы здесь, как в школе, вы были бы классом, а я — учителем. Сейчас я возглавляю группу по той простой причине, что у меня уже есть кое-какой опыт. Пройдет совсем немного времени, и мы все начнем работать на равных, так что лишние барьеры нам ни к чему. Итак, отныне и впредь — «Тони». Идет?

— Согласна, Тони. — Шэз вслушалась в его голос, внимательно всмотрелась в его глаза и, убедившись, что он и в самом деле не сердится, проглотила остаток булочки и снова повернулась к экрану.

Пока он находился тут вместе с ней, это было невозможно, но в следующий раз, оставшись одна в компьютерном классе, она использует свой доступ в Интернет, чтобы поднять архивы и перечитать все, что писали в газетах о бредфилдском маньяке. В свое время Шэз уже читала большую часть этих материалов, но то было еще до ее знакомства с Тони Хиллом, сейчас же все иначе. Теперь у нее был особый интерес. Закончив, она будет знать о самом известном деле Тони Хилла столько, что сможет написать книгу. Книгу, которая по так и не понятной для нее причине осталась ненаписанной. В конце концов, она ведь сыщик, разве нет?

Кэрол Джордан вертела в руках хитроумную хромированную кофеварку — подарок брата Майкла, призванный придать уют ее новому сифордскому дому. Ей повезло больше, чем большинству пострадавших в период обвала цен на недвижимость. Она недолго искала покупателя на свою половину их общей с Майклом квартиры. Женщина-адвокат, с которой ее брат с некоторых пор делил постель, выразила такое горячее желание дать ей денег, чтобы она убралась оттуда, что у Кэрол возникли сомнения: неужели она даже больше, чем ей казалось, была у них в доме третьим лишним.

Теперь ей принадлежал этот приземистый каменный коттедж над самым устьем реки на холме напротив Сифорда. Дом, где она была единственной и полноправной хозяйкой. Или почти единственной, поправила она себя, почувствовав вдруг, как в ее ногу пониже колена ткнулась чья-то твердая голова.

— Ты прав, Нельсон, — сказала она, нагибаясь, чтобы почесать у черного кота за ушами. — Я знаю, что ты хочешь сказать.

Пока закипал кофе, она загребла миской кошачьего корма, повинуясь настойчивому мяуканью, за которым последовало энергичное чавканье, с которым Нельсон поедал свой завтрак. Она прошла в гостиную, из окна которой открывался прекрасный вид на устье реки, где в воздухе парила неправдоподобно легкая арка подвесного моста. Бросив взгляд на реку, окутанную туманом, в котором, казалось, без всякой опоры повис мост, она думала о своем предстоящем разговоре с начальником пожарной охраны. Высоко задрав хвост, в комнату вошел Нельсон. Кот немедленно вспрыгнул на подоконник, блаженно вытянулся и, выгнув шею, повернул голову назад, к Кэрол, требуя ласки. Кэрол погладила густую шерстку и произнесла:

— Это моя единственная возможность убедить того типа, что я кое-чего стою, Нельсон. Нужно, чтобы он был на моей стороне. Господи, ведь должен же хоть кто-то быть на моей стороне.

Как будто отвечая на ее слова, Нельсон лапой ударил ее по руке. Кэрол одним глотком допила оставшийся кофе и поднялась на ноги таким же легким движением, как ее кот. Одним из преимуществ графика ее новой работы, которое она скоро обнаружила, было то, что теперь она могла больше чем раз в месяц использовать свое членство в спортивном клубе. И это преимущество уже сказывалось в приятно окрепших мышцах и постройневшей фигуре. Было бы вдвойне приятно, имей она кого-нибудь, кто оценил бы ее фигуру, но занималась она не для этого. Занималась она для себя, потому что так чувствовала себя лучше. Она гордилась своим телом, наслаждаясь его силой и гибкостью.

Час спустя, обходя в обществе старшего пожарного Джима Пендлбери территорию центральной станции, она радовалась своей хорошей форме, пытаясь угнаться за местным длинноногим начальством.

— Вижу, дело у вас поставлено лучше некуда. Нам в полицейском управлении о таком только мечтать, — сказала Кэрол, когда они, наконец, добрались до его кабинета. — Вы просто обязаны рассказать, как это у вас получается.

— Нам столько раз урезали финансирование, что мы были буквально вынуждены оптимизировать все ресурсы, — ответил он. — Раньше у нас на каждой станции круглосуточно дежурил целый наряд штатных офицеров, но это, честно говоря, пустая трата денег. Я знаю, многие ребята были недовольны, но пару лет назад мы перешли на смешанный график дежурства штатных пожарных и почасовиков. Несколько месяцев потребовалось, чтобы утрясти штатное расписание, но в конце концов мне как начальнику стало значительно легче.

На лице Кэрол отразилось разочарование.

— Для нас это, к сожалению, не подходит.

Пендлбери пожал плечами:

— Мне трудно судить. Вы могли бы оставить часть сотрудников, чтобы справляться с ежедневной рутиной, а кроме них организовать ударную команду, которую использовали бы только в тех случаях, когда эти люди действительно были бы нужны.

— Что-то в этом роде у нас уже есть, — сухо ответила Кэрол. — Основной состав мы зовем ночной сменой, а ударная команда — это наши дневные бригады. К сожалению, спокойной обстановки у нас не бывает и мы никогда не имеем возможности их отпустить.