Туман и Молния. Книга 18

 Раб князя Арела – Валентин, ехал рядом с кучером, мальчик по-прежнему носил шлем, который по приказу Арела, надели на него ещё в Пределе. Тогда Верный, хоть и вынужден был подчиниться, всё же подобрал для своего любимца самый удобный и легкий шлем из материала, немного пропускающего воздух. Но на данный момент Валентина это не спасало. Южные летние дни были солнечными, безветренными; часто с самого утра и до вечера стояла сильная жара. Постоянно оставаться в туго зашнурованном, плотно охватывающем голову шлеме было мучительно. Валентин страдал от жары и под плотным материалом истекал потом. Как ни старался он приподнимать щиток, закрывающий рот, чтобы облегчить своё состояние, солёный пот тёк по его пересохшим, потрескавшимся губам на подбородок, а солнечные лучи невыносимо нагревали чёрный материал и припекали макушку, к концу дня доводя мальчика практически до солнечного удара. Верный редко получал от Арела ключ и не мог расстегнуть шлем и снять его с измученного раба, чтобы тот получил хоть небольшую передышку: смог освежить лицо водой и смыть пот, вымыть и причесать волосы, просто отдохнуть от вечно сжимающих тисков. Валентин был лишён этих простых радостей и оттого постоянно чесал голову в безуспешных попытках унять непрекращающийся зуд. Он скреб жесткий материал ногтями и теребил тугую шнуровку на затылке пальцами, пытаясь хоть как-то оттянуть плотно прилегающую корку шлема от лица и волос. Ему было жарко, душно, неудобно и тяжёлый рабский ошейник на горле не добавлял комфорта. Но бедняга не мог ничего поделать и как бы там ни было, он находился в лучшем положении, чем Эдриан или красная девушка.

 Вечером Валентин ухаживал за ними, закончив с делами, когда господа, наконец, оставляли его в покое, он открывал повозку и давал девушке воды. Рабыня практически не шевелилась, и иногда, когда Валентин пробирался к ней в глубину повозки через нагромождения сундуков и тюков с богатствами, ему казалось, что она умерла. Он окликал её, и тогда несчастная все же вяло шевелилась и делала глоток воды. Корс совсем не кормил своих рабов, чтобы они не испражнялись и не доставляли хлопот в дороге, но Валентин брал с собой кусочек хлебушка, сворованного с господского стола, просовывал его рабыне сквозь щелку в мешке и говорил:

– Ешь, ешь…

Но она не ела. И Эдриан тоже отказывался от еды. И девушка и нечистый были так измучены, что им кусок не лез в горло, им было совсем не до хлеба. Эдриан лишь пил воду, много, торопливо и с жадностью. Напоив лошадей, Валентин всегда оставлял для него воды: приносил в ведерке, по возможности, как можно больше. К счастью для Эдриана, Корс в это время уже был занят «своими мальчиками» и не видел, с каким удовольствием его раб утоляет жажду, иначе тотчас бы лишил его и этой малости. Но Валентин был смышленый и знал, пока господа заняты, нужно все делать аккуратно и по-тихому.

 Корс видел, как на привалах некоторые нечистые подходили к Эдриану. Бывшие друзья смотрели на его обезображенное лицо и едва прикрытое тело с жалостью и молча отходили, но были и такие, которые насмехались, бесцеремонно пялились и отпускали унизительные шуточки. Пару раз Корс наблюдал, как они пинали Эдриана ногами, и один нечистый сильно ударил его в живот. Корс не вмешивался; он знал этих воинов, их звали: Мадор, Талбус и Казул. Несмотря на то, что они как и Ник всегда скрывали свои лица и не снимали маски, Корс всё равно различал их и по своей профессиональной привычке помнил их имена. Он давно понял: то, что считалось позорным среди людей, для нечистых было ровно наоборот. Маска, татуировки и пирсинг совсем не были признаками “низшего”, но Корс не мог принять этого до конца, и ему хотелось, чтобы его сын стал жить по человеческим законам и среди людей. Он также заметил, что часто между собой нечистые делились на группы по десять-двенадцать воинов, и эти трое были как раз из такой десятки. По непонятной для Корса причине, они называли друг друга «ночными герцогами», и этими, по его мнению, неоправданно пафосными титулами только смешили благородного чёрного.

Десять ночных герцогов отличались дурным нравом и подчинялись вышестоящему нечистому, а тот – Парки и, соответственно, Корсу. Мадор и остальные его товарищи славились свирепостью и звериной несдержанностью даже среди своих не менее агрессивных соплеменников. Они всегда находили малейший повод для драки, а если не находили, то дрались без повода, так как были заносчивы и гневливы. Корс по возможности бесконечно пресекал эти стычки, и нечистые герцоги часто имели удовольствие почувствовать на своих зубах вкус крови после его железного прута. Но в целом Корс был ими доволен, так как, несмотря на небольшие недостатки, они были сильными и бесстрашными воинами и отлично зарекомендовали себя в боях; а в Рудном городе с особым удовольствием совершали казни, пытая мирных горожан, не исполнявших новую законность. Поэтому Корс равнодушно наблюдал за тем, как они издеваются над его рабом: как Эдриан корчится на земле, как пытается сжаться и отползти от мучителей подальше. Корс не вмешивался в эти развлечения и в один из вечеров, просто так, в качестве награды, даже отдал им несчастного Эдриана на пару часов, поощрив, таким образом, герцогов за верную службу.

 Эдриан был сломлен. Он опасливо щемился от любого человека или нечистого, закрывал татуированное лицо ладонями, низко опуская голову. Корс видел, что Эдриан не мог с достоинством переносить унижения, стыдился себя – он был жалок. Но правда, трусишка никогда не просил пощады и не умолял о снисхождении – этим хоть немного заслуживая расположение своего хозяина.

Было утро и нечистые собирали лагерь, готовясь отправиться в дорогу.

– Поправь юбку, сучка, – со смехом бросил один из воинов, проходя мимо повозки Корса и пристёгнутого к ней Эдриана. Тот, сжавшись, попытался натянуть короткий подол рубахи на свои разбитые в кровь колени. Ник, который только что вышел из палатки, зевнул и, скептически посмотрев на происходящее, сказал:

– Одень его что-ли, Витор.

– Нет. Вместе с одеждой и волосами возвращается достоинство, – ответил Корс.

Он посмотрел на своего Ника, отметив, что хотя сейчас ещё утро и Ник только что собрался (и даже, похоже, сделал это старательно), он всё равно выглядел небрежно: каким-то неопрятным и неаккуратным. Корсу казалось, что вот эта бестолковая, дурная натура его сына проявляется во всём: даже во внешнем виде, как бы Корс не пытался облагородить его. Сам Корс, который и во время похода выглядел безупречно, не понимал, как Ник умудряется это делать. И его это раздражало.

Эдриан, поняв, что они говорят о нём, сразу встал на колени перед господами, низко опустив голову и сжимаясь в комок.

– Эдриан, скажи мне что-нибудь гадкое? – попросил Корс. – Скажи, я приказываю! Оскорби своего хозяина; клянусь, ничего тебе не сделаю, просто хочу посмотреть, насколько ты смел, трусишка, а-ха-ха. Жалкий трусишка, ну? Можешь оскорбить меня? Боишься? Я жду!

– Будь ты проклят, – процедил Эдриан сквозь зубы.

И Корс довольный расхохотался:

– Хорошо! Хотел приказать побрить тебе голову налысо, но теперь не стану. Пусть твой благородный отец увидит тебя во всей красе.

– Ты считаешь Эдри сыном Леонардо? – спросил Ник.

– Я заблуждаюсь?

– А если заблуждаешься?

Корс побледнел:

– Кто его отец?!

Ник покачал головой:

– Я могу только подвести к мысли, я не могу этого сказать, прости.

– Чёрт! Тогда он совсем бесполезен!

– Кроме Леонардо есть и другие благородные чёрные…

– И как мне найти его отца?

Ник улыбнулся:

– Так же, как всегда это делаешь – «посмотри» его жизнь.

– Его детство. Да! – согласился Корс, но всё же он был сильно раздосадован тем, что его предположения и связанные с этим надежды и планы на месть оказались неверными и пустыми.

– Ты расстроен? – спросил Ник.

– Да, чёрт возьми! Не хочу смотреть его никчемную жизнь! И зачем мне другой истинный чёрный? Мне нужен Леонардо. Теперь в этом нет никакого смысла!

– А у Леонардо вообще есть дети?

– Насколько я владею информацией, его дети были слабыми и умирали во младенчестве, ни один не дожил до совершеннолетия.

– Печально…

– Нисколько не печально!

– И у Салафа нет детей, и у Рагмира, и у принца Ариэля – только у тебя есть дети, но они не чистокровные.

– Принц Ариэль сейчас, благодаря бриллиантам Рудного, восстановит своё разорившееся поместье, счастливо женится на какой-нибудь благородной чёрной и продолжит свой род, я не сомневаюсь. У Вараха есть сын и две дочери. Правда, девочки близняшки, и это тоже считается признаком вырождения.

– А у Даниэля Красса, есть наследники?

Корс покачал головой:

– Его сын погиб в войне с красными, Даниэль тяжело пережил эту утрату.

– Жаль.

– Да, Ник, истинные чёрные вырождаются, нас становится всё меньше. Мы теряем себя, и растворяемся в общей массе грязнокровок и простолюдинов.