Туман войны

— Как близко соприкасаются зоны, подконтрольные этим трем бандам?

— Рауль держит западный проход к побережью, и у него есть лазейки на панамской границе. Думаю, что сорок километров — предел для него. Эль Гуарон — бывший уголовник и крепко повязан с контрабандистами, но прямых выходов на перуанские картели или прибрежные кланы у него нет. «Оборванцы», — тут майор впервые искренне улыбнулся, — те просто грабят всех, кто попадется под руку, похищают фермеров, что позажиточнее, занимаются мелким рэкетом, с этого и кормятся.

— Значит, все три группировки располагаются более-менее компактно и вы можете назвать эти районы, я правильно все понял?

— С точностью до двух километров, сэр. Сельва только на первый взгляд полна хаоса и неразберихи. На самом деле в джунглях у каждого есть свое место, и у этого места имеются хоть и зыбкие, но вполне конкретные границы, несмотря на то, что тут постоянно идет война. Впрочем, как и везде в мире.

— Отлично, такое положение вещей нам только на руку, — Эндерс с облегчением откинулся на спинку стула, а потом, вновь резко придвинувшись к столу, обвел всех прояснившимся взглядом: — Вот что мы сделаем, господа…

* * *

Земля. Республика Колумбия, точное местоположение неизвестно, 22 февраля 1990 года, 18:45 по местному времени. «Товарищ Мигель» — Егор Шубин, военный советник.

…Боль, усталость и страх перестают ощущаться, когда от твоей ясной головы и четкости мыслей зависит еще чья-то жизнь. В такие моменты исчезают все посторонние звуки, а усталость, пробиваемая лекарствами, транслирует в мозг и ко всем рецепторам восприятия удивительно резкую картинку происходящего. Растительность приобретает серый и пепельно-зеленый оттенок, запахи сливаются в некую удушливую смесь гнили, ароматов цветов и выделений местного зверья. Все это вкупе с полным безветрием и духотой создает непередаваемую атмосферу вонючей парилки, когда каждое движение дается с невероятным усилием. Домой я вернусь худющий как щепка, и не дай Бог, это произойдет где-нибудь в марте, когда у нас еще дуют пронзительные ветра и холод стоит такой, что здешний житель, окажись он где-нибудь в средней полосе России, назвал бы такое место чертогами демонов. Сразу, словно пробудился какой-то условный рефлекс, на языке я ощутил привкус арбуза. Так бывало всегда в зимнее время: выйдешь из подъезда, и первый вдох морозного чистого воздуха пахнет свежестью и почему-то арбузом. Но сейчас перед глазами была только спина Дуги, перетянутая ремнями, а вокруг — непроходимая стена сельвы, тонущая в вечном сумраке. До возвращения домой еще как до луны, но я впервые дал себе слово, что без отпуска в следующую командировку не поеду. Пусть хоть до рапорта дело дойдет, но пока не увижу настоящего снега и не пробегу на лыжах километров пятьдесят по заснеженной таежной тропке — никаких жарких стран, остоеросили мне эти «пампасы».

Остатки нашей группы цепочкой отходили от места, где удалось эвакуировать раненых, в сторону болот. Скупая, волчья рысь, неизбежные при усталости хриплое дыхание и неприятный запах человеческого пота — вот и все, что затуманенное стимуляторами сознание доносило до меня. Рацию, как и все лишнее, забрали те, кто ушел на вертолете, поэтому ориентироваться по загонщикам, которые наверняка шарят по кустам где-то неподалеку, можно было только на слух. Но, если разобраться, рация, как, впрочем, и карта, в такой глуши — вещи бесполезные. Ориентироваться оставалось лишь по сторонам света, да еще по тяжелому, гнилостному запаху, который все более сгущался, что свидетельствовало о том, что проводник ведет нас верной дорогой. Чтобы сосредоточиться и не поплыть окончательно, я стал гонять в уме варианты, которые могут прийти в голову преследователям, а в том, что они за нами идут, я ни капли не сомневался.

Самым логичным было бы поставить заслоны на сухих участках за трясиной, а не перед ней, поскольку после сезона дождей рельеф береговой линии сильно изменился. А за трясиной все без изменений — скалистая гряда и снова джунгли, где начинается территория повстанцев и в частности нашего команданте Рауля. На месте противника я бы выбросил там десант и разместил на возвышенностях пару батарей ротных минометов, способных быстро переносить огонь по секторам, а на самых вероятных участках прорыва группы раскинул сеть из противопехотных мин и простых сигналок, а потом накрыл бы нужный сектор минометным огнем. Такие гадкие варианты обычно и есть самые верные. Поэтому я решил дать команде отдых и даже придумал, как это устроить. Там, в тишине и относительном покое, мы и обмозгуем, что делать дальше.

Как только мы приблизились к болоту вплотную, я ухнул по-совиному, подзывая Симона. Тот подошел почти бесшумно. Смотреть на его черное от усталости и грязи лицо было больно, меня не отпускало чувство неловкости оттого, что я таскаю с собой пацана, которому бы по-хорошему еще в школу ходить. Впрочем, я скоро понял, что недооценил нашего проводника: хоть он и был измотан до последней степени, но речь его была живой и связной, чему скоро нашлось объяснение. Парнишка жевал смесь из листьев коки, извести и еще какой-то дряни, поэтому и мог сохранять бодрость сутками. Я слышал, что те же ниаруна применяют такой состав, называя его «кото», что на их наречии означает нечто близкое по значению к русскому слову «живчик».

— Симон, насколько хорошо ты знаешь эти места? — я произнес это хриплым шепотом, но парень прекрасно меня понял.

— Братья возили здесь товар, но болота обходили с севера. Однако можно пройти и напрямик. А что ты задумал, командир?

— Нас плотно обложили федералы. На той стороне, у скал, нас наверняка уже ждут.

— Будем прорываться? — Глаза мальчишки задорно блеснули, и я снова удивился, как у него хватает сил на гримасы, когда у меня от усталости и напряжения немеют даже кончики волос.

— Нет, это как раз то, чего они от нас ожидают, и поэтому, скорее всего, накроют минометным огнем издали, не приближаясь на дистанцию контакта. Нужно подумать и выслать разведчика, а на все это необходимо время.

— Но за нами идут человек пятнадцать справа, — парень повел в ту сторону стволом «калаша», — и еще два раза по столько же в тылу и слева. Через полчаса они увидят наши следы.

— Это я тоже понимаю, — я постарался растянуть почерневшие и потрескавшиеся губы в ободряющей улыбке, но вышло плохо, если судить по метнувшемуся в сторону взгляду проводника. — Нам нужно отсидеться на болоте, найти сухую кочку и пересидеть там хотя бы до сумерек. Три часа отдыха — это то, что нам всем нужно. Что скажешь, есть такое место на болоте или нет?

— Ты хитрый дьявол, командир. Брухо говорил, что ты родом из места, где обитают демоны гор, и там холодно, словно в аду, но я не верил старому болтуну. — Лицо парнишки посерьезнело, взяв у меня планшет, он ткнул пальцем в квадрат, где вообще ничего не было обозначено: — Командир, два года назад, когда я уже был в связных у дона Рауля, мы с братом попали в облаву и он показал мне этот остров. С воздуха его не видно, про него не знает никто, кроме меня и… Брат погиб спустя год, теперь знаю только я.

— Ты как-то странно говоришь, боец, — я видел, что Симон чего-то боится и только вера в мою удачливость и острое желание жить вынудили его раскрыть семейную тайну. — Там безопасно?

— Я думал, что демоны чуют своих сородичей. — Парень все еще с опаской смотрел мне в глаза. Наконец, собравшись с духом, он продолжил: — Там не совсем остров, это вершина старой индейской пирамиды, а внутри сухо и нет воды. Мы с братом спустились только на три метра, дальше не пошли, кто знает, какие пакости и чары древние приготовили для незваных гостей. Мы пересидели там три дня и ушли по тропе, отмеченной вешками отца, нас даже не искали в трясине. А эти отродья свиней, — глаза Симона гневно сверкнули, — за нами точно не полезут, и острова им не найти, даже местные ниаруна не помнят, чья это пирамида. И те, кого федералы завербовали в проводники, вглубь болот тоже не пойдут. Идем, командир, путь неблизкий.

Я дал сигнал к построению и снова занял место в хвосте колонны. Мы двинулись в путь, тухлая вода и кишащая всякой мелкой живностью болотная жижа обняли нас. Мы погрузились в это вонючее месиво по пояс. Но Симон уверенно вел нас куда-то, а позади уже слышались голоса преследователей — кто-то из них уже вышел на тропу, ведущую к берегу.

Нельзя сказать, что местные болота сильно отличаются от топей моей родной Сибири: те же кочки, доросшие мхом, хилые деревца, кажется, растущие прямо из-под воды, и злобная мошкара пополам с пиявками. Но тут следует сделать поправку на колорит: в тех местах, где топь переходит в некое подобие заводи со стоячей водой, водятся змеи и мелкие рыбешки, могущие залезть даже в мочеиспускательный канал. Первое время я сильно опасался именно такой пакостной мелочи или мух, откладывающих яйца прямо в носовые пазухи, пока не убедился, что это всего лишь единичные случаи. И рыбешка, и всяческие насекомые предпочитали использовать для своих нужд животных. Поэтому мы спокойно брели след в след за проводником, продвигаясь в южную часть топи, которая на картах обозначена как непроходимая. И действительно: пару раз нам пришлось вытаскивать из трясины бойцов, неверно взявших чуть в сторону от тропы. Оступившиеся сразу же проваливались с головой в вонючую, кишащую мелкой живностью субстанцию, которую так и подмывало назвать дерьмом.