Туманная река 4

Я подмигнул ветерану хоккея.

— Да нет, это Малков отвлёк на себя ленинградцев, — улыбнулся Бобров.

— Идите вы в баню! — Обиделся хоккеист-баскетболист.

Однако когда мы вошли в раздевалку «Молота», то там нашего веселья никто не разделял. Пермяки со скорбными лицами потягивали из гранёных стаканов с железными подстаканниками, как в поездах, горячий сладкий чай. Посередине комнаты прохаживался с недовольным лицом главный тренер Костарев. Я тоже взял кружку с горячим напитком с общего стола и уселся на лавку около своего одёжного шкафчика. Рядом бухнулись Корнеев и Бобров.

— Как дальше играть будем? — Спросил всю команду Виталий Петрович, при этом выразительно посмотрев на меня. — За первый период три шайбы получили в контратаках при позиционном нападении.

— Не помогла наука, — криво усмехнулся нападающий Фокеев.

— Фока прав, — поддержал партнёра по тройке Лёня Кондаков. — Продолжим в том же духе, набросают нам «целую авоську».

— Да, голову за две тренировки не перестроишь, — неопределённо высказался Сева Бобров. — Слишком привыкли вы играть в откат.

— Бей-беги, — короткое, но ёмкое определение дал пермскому хоккею Юра Корнеев.

— Да! Б…ть! — Вспыхнул как вулкан, Костарев. — Вам здесь в Москве хорошо рассуждать! Кто всех хороших игроков с периферии переманил?! Квартирами, машинами, сборной? Вот мы и играем, как попроще, да понадёжней.

— Хорошо, — сказал я, отставив в сторону чай. — Наша тройка играет по науке, с которой можно побеждать. А вы по привычке.

— Беги и бей, — хохотнул Корней.

— И ещё одно, — добавил Бобров. — Во втором тайме ленинградцы уже «подсели». Так что нашу тройку можно выпускать через смену. Постараемся сейчас с мужиками сделать задел. А в третьем периоде — всем будет тяжко, там уже от обороны поиграем.

— Добро, — буркнул Костарев.

На выходе из раздевалки, когда команда громко топая коньками по резиновому коврику, шла на вторую половину встречи, главный тренер пермяков меня тормознул.

— Ты зачем свою вторую вратарскую маску, этот «кошачий глаз», отдал «Кировцу»? — Зло прошептал он.

— Я как советский человек не могу позволить себе побеждать не честно, — я застегнул на голове мотоциклетный шлем. — В спорте, Виталь Петрович, есть соперники. В спорте — нет врагов.

— Тьфу, б…ь! — Махнул на меня рукой Костарев.

Начала второго тайма вышло немного сумбурным и безрезультативным, хоть наша тройка Бобров — Крутов — Корнеев, и выходила через смену. Наставник пермяков слишком нервничал и накручивал остальных игроков, бесконечно повторяя три слова: надо дожать и давай.

— Корней, — я толкнул в плечо партнёра по команде. — Помнишь, на тренировке сыграли скрещивание, когда ты ушёл от борта в центр, увёл за собой защитника, а я ворвался по твоему краю в зону атаки?

— Хочешь сейчас так же сделать? — Понял меня с полуслова Юра Корнеев.

— Да, — кивнул я. — А ты Сева войди в зону по левому краю параллельным курсом.

— Только дай на крюк, — пробурчал Бобров.

— Смена! — Крикнул нам в ухо Костарев. — Давай! Давай! Мужики, надо дожать!

Мы всей тройкой перемахнули через бортик и поехали на точку вбрасывания, которое было в нашей зоне. Вратарь Витя Родочев поёрзал коньками на пяточке и принял соответствующую стойку. Судья матча бросил шайбу и дунул в свисток. Ленинградский центрфорвард обреченно махнул клюшкой уже по пустому месту. А мы тем временем понеслись в атаку. Я обыгрался с Севой, ушёл от силового приёма, и отдал направо черный резиновый диск Корнею.

Юре тоже пришлось немного потолкаться, потому что защитник «Кировца» буквально, как клещ вцепился в него клюшкой. «А между прочим, товарищ судья в нулевые за такое будут давать две минуты!» — подумал я, разогнавшись в открывшийся мне проход по левому краю. Корнеев убрал шайбу под себя, где я её и подхватил.

— А-а-а! — Заревели на трибунах болельщики, предчувствуя забитый гол.

Я по диагонали пошёл на ворота ленинградцев, потом довернул корпусом вправо, вытянув на себя вратаря и защитника и, с неудобной руки, подкидкой, набросил шайбу на котящегося параллельно Севу Боброва. Дальше всё было делом техники. Шлёп и чёрный резиновый диск затрепетал в сетке ворот.

— Го-о-ол! — Закричали зрители с мест.

— Давай Бобёр! — Орал седовласый болельщик с первого ряда.

Мы с Корнеем без особых эмоций поздравили Севу с заброшенной шайбой и поехали на смену. На механическом табло вылезли цифры 4:3 в пользу «Молота».

— Давай в следующий раз сыграем зеркально, — предложил Бобров. — Так же заедем, но с моего левого края в зону атаки.

— А я замкну, — улыбнулся Корнеев.

— Юр, давай без самодеятельности, — хмыкнул я. — Я на тебя прострелю, а ты скинешь по центру на накатывающегося Севу. Всеволод Михалыч кладёт шайбы лучше, чем рукой.

— Я тоже хорошо кладу, — обиделся Юра Корнеев.

— Кладёшь то ты хорошо, — хохотнул я. — Только иногда мимо перекладываешь.

— Балаболка, язык без костей, — пробурчал Корней.

— Смена! — Вновь гаркнул мне в ухо Костарев.

Правда, когда мы выкатили на лёд, вбрасывание было уже в зоне атаки.

— Гаврила! — Услышал я со скамейки запасных «Кировца» голос их тренера. — Не можешь выиграть вбрасывание, дай ему как следует! Сколько можно…

— Вроде тебя бить хотят, — улыбнулся Корнеев.

— Только не по лицу, мне ещё на гастроли ехать в Прибалтику, — пробормотал я.

— Давай Бобёр ещё банку! — Закричали на трибунах. — Шайбу! Шайбу! Шайбу! — Раздалось дружное скандирование с противоположной стороны.

Судья встречи въехал в левый круг вбрасывания. Я же встал на точку напротив этого самого Гаврилы. Хоккейный снаряд из рук судьи резко полетел вниз. Моя реакция вновь оказалась выше, и черный резиновый диск отскочил на клюшку Боброву. И тут я увидел, что Гаврила взяв клюшку за черенок двумя руками, как это делают при жиме штанги, со всей удалецкой дури двигает мне примерно в район скулы. Я резко присел. И грубиян с клюшкой просвистел над моей головой, после чего я так же резко разогнулся. Красивейший кульбит, который в народе называют — «мельница», тело ленинградского хоккеиста завершило, хряпнувшись спиной на лёд. Силовой приём, что характерно выполненный без нарушения правил, был встречен зрителями в растерянном молчании.

А в это время Бобров с шайбой прошёл вдоль левого борта и выкатился за ворота. Корнеев ожидаемо полез на «пятак». Я развернул корпус в левом круге вбрасывания в ожидании скидки от Всеволода Михайловича, что он и сделал, когда чуть-чуть выехал с правого края. Но какой-то самоотверженный ленинградец, вытянувшись на льду, прервал передачу, и резиновый диск полетел в кучу малу прямо на пятачок. Там шайба ударилась в чью-то ногу, затем в щиток вратаря, опять в ногу, потом в клюшку, наконец, гамлетовские метания спортивного снаряда закончились за линией ворот Ленинградского «Кировца».