Туманность Водолея. Томительный дрейф

– Да это чё, – подхватил Тихон, – мы вон с Кирюхой поехали раз по пьяни на футбол. Кто с кем играл, ни хуя не помню, да оно мне и на хуй не надо. Кирюха-то, сидим, бухаем, говорит: «Запиздили на футбол, ёбаный свет». Ну, мы уже готовые были. Ну, залезли в электричку, ещё самогонки вжарили. Кирюха куда-то в тамбур поссать пошёл и съебался на хуй. Я, блядь, уснул и ни хуя не помню, как в городе оказался. Чуть протрезвел, а менты тут как тут. А у меня ни хуя денег нет. Ну, так они меня так просто и отпиздили. Да прав ты, Коля, на хуй он нужен, этот город! Одна морока, бля. Ладно, хуй с ним. Давай, пили, а я второй знак выкопаю.

Приятели взялись дружно. Дело шло ладно. Несмотря на то, что ножовка у Николая тупая была, да и притупилась ещё, ограждения он срезал лихо. Дело шло, да и хмель выходил. Так что приходилось прикладываться к бутыли между делом. Весь металл друзья сложили в коляску и обмотали тряпками, чтоб не гремел. Николай завёл мотор.

– Слышь, – сказал он Тихону, уже усевшись в сиденье, – бухла-то ни хуя не осталось. Давай к Маруське заедем, у неё завсегда имеется.

Маруська, известная в деревне самогонщица, была баба не промах, в ночное время чуть ли ни вдвое за зелье брала. Николай и Тихон про то знали, но ехали.

Собаки залаяли, ещё мотоцикл только в деревню въезжал. Тихон скинул проволочный крючок с калитки и прошёл к окну. Постучал.

– Кто там, еби вашу душу? – расшумелась Маруся. – Кого там хуй принёс?

– Да не шуми ты, ёб твою, – урезонивал её Тихон. – Дай бухла бутыли две, да и дело с концом.

– Какого хуя ночью шляетесь! Не хватило, что ли?

– Да ну тебя в пизду, Маруська! Спешим мы. Бухло давай.

– С вас блядь в три цены брать надо, что по ночам шляетесь.

– Ты зубы не заговаривай, – терял терпение Тихон, – да пизди поменьше. Давай бухло, тебе говорят.

– Сколько вам, пропойцам, не хватает-то?

– Давай две полторашки – и разойдёмся.

– Цену-то знаешь?

– Да ну тебя на хуй! Давай, не обижу.

Маруся полезла под пол и достала уже наполненные пластиковые бутылки. Тихон сунул ей смятые купюры, взял бутыли и пошёл к мотоциклу. Одну бутылку друзья открыли и тут же принялись пить с горла.

– Охуеть, как пронимает, – блаженствовал Тихон. – Нехуёвая самогонка у Маруси.

– Так, ёб твою, дело она знает. Так и берёт, сучара, втридорога.

– Да и хуй с ним. Зато по шарам шибает. А я вот неделю назад у Иваныча на том краю взял полторашку, так только стакан успел выдуть, и началось, блядь: так просрался, на неделю хватило.

– Да знаю я этого Иваныча. Самогонка у него всегда херовая была, – подтвердил Николай. – Так бог-то шельму метит: его ж позавчера инсульт ебанул.

– Да ну!

– Я-то с его зятем виделся. Пиздабол, еби его мать. Как запел мне: «Тестя инсульт ебанул. Чё делать? Чё делать?». Да ни хуя не делать, бля! Самогон надо было делать нормальный. А щас чё пиздеть? Я ж говорю, бог шельму метит. Довыёбывался Иваныч.

– Да, бог-то всё видит, – подтвердил Тихон, – и ночью видит. И как ты металл пиздишь видит, – Тихон засмеялся.

– Фу ты, ёб твою, – огрызнулся Николай. – А ты, блядь, как не при делах, да? Ты пойми, ёбаный свет, платили бы мне да тебе на работе этой хуевой, на хуй мне тот металл всрался! А так, блядь, хоть на жратву соберёшь.

– А ты пойди к батюшке нашему в церковь и спроси: «Отец святой, можно ли мне металл для жратвы спиздить? Дело-то благое». Вот он охуеет, – Тихон зашёлся в хохоте.

– Да ты сам охуел, с подъёбками своими, – злился Николай. – На хуя богу этот металл сдался, и без него делов хватает. Ты о себе думай.

– Да ладно, чё там. Как спиздим теперь где железо, так и свечку поставим – не для себя, мол, – Тихон продолжал смеяться.

– Лыбся, лыбся, – выговаривал Николай. – Боженька тебе счёт выпишет.

– По весу спизженного металла, – не унимался Тихон. – Ну его на хуй, Коля, мы и так в аду живём. Ты лучше скажи, пойдём на станцию или как?

– Уже светает. Давай под вечер.

– Ни хуя. Давай щас. Ещё успеем.

– Ну, хуй с ним, – согласился Николай, – поехали.

До станции было недалече. Время от времени приятели наведывались туда по ночам, срезали медный провод, выламывали тяжёлые железные детали. Это был их обычный промысел. Николай остановил мотоцикл чуть поодаль в лесополосе. Начинало светать. Тихон вынул бутыль-полторашку. На душе заныло. «Растрясло дорогой», – подумал он, открывая бутылку.

– Давай ёбнем, – предложил он Николаю, – чё тут осталось…

– Не до хуя будет? – засомневался Николай.

– Ну, как знаешь, – Тихон приложился к горлышку. Николай взял у него бутыль, продолжил. Уже светало вовсю. Речушка маленькая, что вдоль полотна железнодорожного недолго тянется, проглянула, и над ней запарило. Туман поднимался, и птицы запели как-то поочерёдно: то здесь, то где-то рядом. Деревья будто ожили. Словно в небо засмотрелись: что ждать-то оттуда? Дождь или жарко будет? Насекомых всячина всякая засуетилась, замельтешила. Трава росой увлажнилась. Тихон окурок бросил – погас он сразу и пошипеть не успел. И как-то веселей на душе стало. Рассвет – он для всех рассвет. Всем от него ладно становится.

Приятели допили допинг, взяли инструменты и пошли к полотну. Николай принялся медный провод спиливать, а Тихон лопатой тяжеленный механизм рядом с рельсами выкапывал. Да дело-то привычное. Не раз они сюда наведывались, знали: провода новые быстро протянут, механизмы всякие тоже скоро восстановят, так что дело не заржавеет. Работали спешно, справно. Здесь задерживаться нельзя, поймают – худо будет. Увлеклись приятели, а не знали, что недалеко пост соорудили, вот из-за этого воровства постоянного. Охранник услышал шум, подошёл тихо да и закричал:

– Вы чё, уроды, творите?! А ну ложись наземь!

Приятели не то чтобы испугались – можно сказать, удивились. Тихон посмотрел на охранника с недовольством, с досадой даже. А Николай, уже вспотевший от работы, часто дыша, крикнул:

– Ты бы валил отсюда, а то не ровен час…

Но охранник передёрнул затвор карабина и закричал:

– Я сказал, легли на хуй наземь! Или пальну щас!

– Ты чё, охуел! – крикнул Тихон. – Давай съёбывай, а то уебём на хуй! – и Тихон взял лопату наперевес. Николай подобрал с насыпи крупный щебень и швырнул им в сторону охранника. Но тот не унимался и подходил ближе, направляя ствол то на Тихона, то на Николая.