Туманный вирус

— Ну-ка, ну-ка, — плотоядно произнес Белов, беря на изготовку вилку и нож.

— Погоди, — остановила его Багила, — не так. Знаешь, как переводится «бешбармак».

— Откуда?

— Это означает «пять пальцев».

— Разве у баранов бывают пальцы? — не поверил Белов.

Багила расхохоталась.

— Конечно, нет, глупый, — сказала она, улыбаясь. — «Пять пальцев» потому, что это кушанье принято есть руками, запивая сорпой. — Она указала на две большие пиалы с бульоном.

Слегка поупрямившись, Белов подчинился. Поедая баранину, он следил за руками Багилы и думал о том, что, наверное, казахские женщины тратят немало времени на вычищение застывшего сала из-под ногтей. Аппетит стал портиться, а тут, как назло, на эстраду вывалила целая куча народа в национальных костюмах. Одни затренькали на домбрах, другие запиликали на маленьких казахских скрипочках, третьи пустились в пляс. Стало очень шумно и не очень весело.

Попивая чай, Белов обратил внимание на баранью голову, поданную на соседний стол.

— Это для украшения? — спросил он, кивая туда.

Проследив за его взглядом, Багила опять улыбнулась, словно имела дело с маленьким несмышленышем, задающим забавные вопросы.

— Голову едят, — сказала она.

— С черепом?

— Зубы у нашего народа крепкие, но не настолько. — Багила принялась вытирать пальцы салфеткой. — К счастью, баранья голова состоит не только из костей. Ее опаливают на огне, отбивают рога, зубы, делают проколы в щеках. А потом заворачивают в полотенце и варят несколько часов.

— Зачем в полотенце? — спросил Белов.

— Чтобы кожа не лопалась.

За соседним столом поднялся седой аксакал в тюбетейке и дорогом блестящем костюме. Отрезав баранье ухо, он с доброй улыбкой протянул его сидящему рядом, который тут же запихнул ухо в рот и принялся жевать, мыча от удовольствия.

— Пошли отсюда, — сказал Белов, отвернувшись. — Я сыт.

По горло , хотелось добавить ему.

III

Полтора часа спустя совсем другая голова, принадлежащая Багиле, покоилась на взмокшей груди Белова, осторожно трогая ее губами. Он машинально поглаживал ее по шелковистым черным волосам, думая о вещах совершенно посторонних. Точно так же Белов вел бы себя, если бы на грудь ему забралась чужая мурка, требуя свою порцию ласки, без которой кошки и женщины никогда не чувствуют себя довольными жизнью. Они приходят и уходят — кошки и женщины. Но обязательно получают свое.

— Тебе было хорошо? — прошептала Багила, подняв голову.

Из-за подобных вопросов порой кажется, будто ты всю жизнь провел в постели с одной и той же женщиной, подумал Белов.

— Конечно, — буркнул он. — Очень хорошо.

— А я так просто таю, — призналась Багила.

Это было не удивительно, учитывая, что кондиционер не работал, а за открытой балконной дверью не было ни ветерка.

— Знал бы кто, как мне хорошо-о-о… — протянула Багила.

Чтобы доставить ей еще немного удовольствия, Белов улыбнулся той половиной рта, которая была обращена к ней. Сейчас она казалась мягкой и податливой. Но это было обманчивое впечатление. Багила принадлежала к той категории женщин, которые, мурлыкая, всегда готовы выпустить когти.

Вспомнив об этом, Белов решил в очередной раз прощупать свою боевую подругу. Не в буквальном смысле. Все, что Белову хотелось потрогать, он уже потрогал. И руки его были заброшены за голову, когда он спросил:

— У тебя было много мужчин?

— Я что, на проститутку похожа? — оскорбилась Багила. — Думаешь, я всегда прыгаю в постель к первому встречному?

— Просто ты очень красивая, — успокоил ее Белов, пристально глядя в темноту. — Трудно поверить, что у тебя никого нет.

— А вот представь себе: никого. — Казашка оперлась подбородком на руку и, лежа на животе, принялась лениво болтать ногами в воздухе, ожидая, какова будет реакция на ее признание. Может быть, рассчитывала, что от изумления Белов свалится с кровати?

— А этот… твой бывший шеф… Он же не самый крутой в Казахстане? С тобой, наверное, не прочь были бы познакомиться и другие влиятельные мужчины?

— Ты кого имеешь в виду?

— Да хотя бы какого-нибудь министра. Силовика.

Багила уставилась на Белова. Ее глаза блестели в темноте.

— Почему именно силовика? — спросила она. Если до этого ее сияющие глаза были широко открыты, то теперь она их настороженно прищурила, пряча в густой тени ресниц.

— Но вы же, наверное, часто пересекаетесь, — ответил он. — Когда президент готовится принимать гостей или, наоборот, сам куда-нибудь выезжает.

— На подобных мероприятиях не до флирта, — сказала Багила.

— А после них?

Белов был не столь наивен, чтобы надеяться, что казашка выложит правду о своих романтических и деловых связях. Нет, ему было важно видеть и слышать, как она станет отнекиваться. Жаль, что в темноте приходилось больше полагаться на слух.

— Ты что, ревнуешь? — спросила она.

— Еще чего, — буркнул Белов. — Просто хочу узнать тебя лучше.

— Я вся как на ладони.

С этими словами Багила перекатилась на спину. Это было приглашение заняться чем-нибудь более существенным, чем разговоры. Увидев, что Белов не торопится перейти к действиям, она змеей заползла на него всем телом.

— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил он, не позволяя ей сползти ниже. Для этого пришлось довольно крепко обхватить ее за талию.

— Ответила. Никого у меня нет, ни с какими силовиками я не общаюсь. Доволен?

— Доволен, доволен, — буркнул Белов, еще раз убедившись, что не может уличить казашку в явной лжи.

— А вот я не довольна, — заявила она. — Мне надоели твои бесконечные допросы. И я требую моральной компенсации.

— Как насчет физической?

— О, это было бы совсем здорово.

Ладони Белова уверенно легли на ее нежные ягодицы, когда она отстранилась и встала, закутываясь в простыню.

Он вопросительно поднял брови.

— Жарко, — прошептала Багила, нагибаясь и дыша Белову в ухо. — Минутку постою на балконе, не возражаешь?

— Тогда я перекурю, — сказал он.

— Как хочешь.

Поцеловав Белова, Багила пошла к балкону, а он остался лежать.

Соединиться вновь им было не суждено.

IV

С Клочковым расплатились вперед и полностью, но он был не такой дурак, чтобы довериться заказчику. Сразу после выполнения задания прапорщик собирался навсегда покинуть страну. В России у него никого не было, но тем проще будет обустроиться где-нибудь в глуши. С нынешним гонораром и накопленными деньгами у Клочкова набралось больше сорока тысяч долларов. Самое время уходить на покой.

Угрызений совести по поводу предстоящего убийства он не испытывал. Да и с какой стати? Кандидата в покойники он совсем не знал и никогда в глаза не видел. Клочкову было известно только, что Белов чем-то насолил главному комитетчику и что проживает он в 913-м номере «Королевского отеля».

Проживал. Потому что этот тип был для Клочкова живым трупом. То, что пока еще Белов дышал, не имело значения.

Ровно в половине первого ночи Клочков, уснувший в девять вечера, открыл глаза. Как всегда в подобных случаях, он спал на спине, полностью одетый. В гостиничном номере не осталось ни единого отпечатка его пальцев, ни единого следа его присутствия. Только запись в регистрационном журнале, но там значился некий Валерий Семенович Емельянов, которым Клочков, само собой, не являлся.