Туманы янтарного берега

Лев нашёл скамейку, стоявшую вплотную к внешней стене здания вокзала, здесь же, из-за самой стены, образовывалась длинная тень, укрытие от янтарного солнца, которое, как казалось, вознамерилось буквально ослепить не привыкшего к такому жителя северного региона.

Лев вынул свой смартфон, вызвав электронную записную книжку, он быстро отыскал заметку с номером телефона человека, жителя посёлка Янтарное, с которым он договорился о найме жилого дома. Человека звали Ян, и он обещал встретить Льва по его прибытию. Лев, решая вопрос с наймом жилья, согласился на цену, несколько выше тех, что предлагались в посёлке. Хотя, предложений было совсем не много, но и спрос был ещё меньшим. Собственник был рад столь неожиданному нанимателю.

Оказалось, что Ян задерживался, но когда Лев позвонил ему, тот уже был в пути, по крайней мере так он сказал. Оказавшись на вокзала в совершенно незнакомом городе, Лев решил воспользоваться представившейся ему возможностью просто пройтись неподалёку от здания, осмотреться, и тем самым скрасить вынужденное ожидание.

Климат в Янтарном был совершенно особенным, зима, казалось, и не намеривалась объявляться на пороге этого края. Так как здесь проживало совсем не много людей, то и на улице не было снующих толп. Лев лишь периодически видел единичных прохожих, которые в гордом одиночестве шагали в одном только им известном направлении.

Рассматривая архитектуру Лев уже не в первый раз заметил, что несмотря на подавляющую массу убогих, однотипных строений, возведённых здесь уже советским режимом, в некоторых местах то и дело проклёвывались примечательные формы старинных зданий классического европейского стиля. Некоторые такие здания были отреставрированы, но это коснулось далеко не всех исторических конструкций. Большинство остроконечных крыш были поблёкшими, облезлыми и запущенными. Казалось, будто на эти строения, несмотря на проявленную ими, завидную стойкость, всё-же распространилась «инфекция» от окружающих зданий поздней постройки. Наблюдая за этим явлением, Лев приходил к выводу, что напряжённость отношений между «посредственностью» и «примечательностью» существовала не только в социуме, между людьми. Культурные коллизии неминуемо сталкивались во всех проявлениях, включая жилищное строительство. Ещё незадолго до своего убытия из Екатеринбурга, Лев просматривал многочисленные фотоснимки современного Калининграда. Среди прочего, ему удалось найти работу какого-то исследователя по истории архитектуры восточной Европы. Отдельные главы многостраничной работы были посвящены феномену отражения идеологии в монументальных произведениях искусства. В качестве наглядного подтверждения приведённых доводов, исследователь прилагал длинную серию фотоснимков одних и тех же мест в Калининграде, в тот период, когда это ещё был величественный Кёнингсберг, и затем – периода советской оккупации. В результате, можно было воочию увидеть, как большинство выдающихся, с точки зрения архитектуры, объектов исчезли, уступив место «бетонным параллелепипедам» с безликими стенами, испещрёнными одинаковыми оконными отверстиями, и выкрашенные в одинаково-серый цвет

Лев, рассматривая проделанную кем-то работу, опираясь на предоставленный анализ, провёл собственную параллель. Он углядел недвусмысленные аналогии между индустриальной советской застройкой в Калининграде и тем, как распространяется опухолевый процесс. Скромные познания в «теоретической онкологии» позволяли мужчине прийти к ещё более осмысленному заключению. Безусловно, многие старинные города мира столкнулись с проблемой современной застройки и упадка исторических памятников архитектуры. Однако, если большинство городов Европы, сталкиваясь с подобной проблемой, осуществляли программы городского районирования, застраивая территории так, чтобы минимизировать эстетический ущерб культурному наследию, то в Советском союзе о подобных материях не заботились. Безусловно, массовое распространение однотипных жилых домов преследует свои, и «на поверхности» – социальные цели, однако при должном подходе, нарастающая застройка может быть обращена в «доброкачественную опухоль» Эта аналогия была связана с тем, что именно доброкачественная опухоль, даже при довольно высоком темпе своего роста, остаётся в собственной капсуле. По мере своего роста, такая инкапсулированная опухоль конечно смещает и сдавливает всё вокруг, причиняя свои неудобства, но не происходит самого худшего – уничтожения всего окружающего. Поэтому, при необходимости, такой очаг может быть легко удалён. В случае же с советским периодам Калининграда, да и многих других городов России, обладавших своим историческим наследием, здесь «опухолевый рост» протекал по злокачественному типу, когда отсутствует «капсула» – разграничительная линия, и всё новые формы растут пролиферативно, внедряясь в окружающее пространство, не считаясь ни с функциональными, ни с какими другими факторами. Постепенно, такая пролиферация буквально поглощает окружающие ткани, ассимилируя их, уподобляя себе. Последствия такого процесса куда страшнее, поскольку за неимением разграничительной линии, этот процесс не оставляет надежд на определение.

Сейчас Лев поймал себя на мысли, что ему всё-же удалось хоть на какое-то время забыть о недавнем событии, стоившем ему стольких переживаний.

Его посещала идея о том, чтобы сделать несколько фотографий домов, расположившихся невдалеке от того места, где он находился, но поняв, что его к этому подталкивали эмоции, мужчина отказался от затеи. Кроме того, впереди его ещё ждало более подробное знакомство с местной бытностью.

Наконец появился Ян. Мужчина приехал на стареньком, трёх-дверном “BMW”, который, тем не менее, выглядел очень не плохо, и бойко трогался с места.

После коротких обменов любезностями, мужчины уже сидели в салоне автомобиля. Ян несколько раз извинился за своё опоздание, а Лев позволил мужчине понять, что это обстоятельство его нисколько не расстроило.

В дороге Ян то и дело задавал Льву вопросы, которые имели мало отношения к предстоящей сделке. Ян хоть и был рад внезапному нанимателю, но это не позволило ему пренебречь идеями осмотрительности. Сделку мужчина намеривался заверить нотариально, что лишний раз свидетельствовало о том, что Льву Ян доверял постольку поскольку.

Лев не был в особом восторге от предстоящей встречи с нотариусом, ведь процедура заверения требовала лишний раз передавать третей стороне – нотариусу – личные сведения. Твёрдость нотариальной тайны, насколько знал Лев, являлась мифом из той же категории ,что и «клятв Гиппократа» у выпускников медицинских университетов. Однако Ян не соглашался на сделку без заверения, и никакого иного выхода не предвиделось. Лев теперь надеялся, что нотариус ограничится его личными данными.

Спустя двадцать минут после того как Ян выехал с вокзала, мужчины были уже у дома.

Лев был несколько удивлён, когда обнаружил, что здание мало чем отличалось от того, что он видел на фотографии на сайте аренды жилья. Владелец дома не приукрашивал сведений относительно своего жилища. Дом действительно находился в шаговой доступности от морского берега. Лев с первого взгляда не сумел понять, был ли это пляж или просто дикий берег. Всё, что мужчина знал о морском побережье ограничивалось его воспоминаниями из детства, когда будучи десяти лет отроду ему всего единожды довелось побывать на Чёрном море с родителями.

Минуло много лет, и Лев мог себе признаться, что за это время он практически ни разу не возвращался своими воспоминаниями к тем далёким дням. Однако он очень хорошо помнил свой последний день на море со своими родителями, когда стоя на берегу дикого пляжа, буквально за восемь часов до отъезда, его мать передала ему в руку большую, увесистую монету в пятьдесят рублей, которые на тот момент совсем недавно вышли из оборота. Мать сказала сыну, чтобы тот бросил монету в набегавшую волну и в мыслях попросил вернуться к морскому берегу. Родители говорили сыну, будто такой вот ритуал помогал людям, живущим далеко от моря, в суровых условиях, обладать призрачной возможностью вернуться к морскому берегу. В качестве доказательства этой, нелепой на первый взгляд, теории, родители Льва утверждали, что все они ещё в ранней молодости проделывали нечто подобное, и как он мог видеть, им удавалось возвращаться к берегу снова и снова, хотя и при самых различных обстоятельствах.

Лев, которому тогда было только восемь лет, жутко уставший от длительного пребывания в казавшейся ему скучной и не приветливой деревне краснодарского края, бросил монету в набегавшую волну, но вопреки увещеваниям родителей, он не просил о возвращении к берегам. Как и все дети, он наивно полагал, что истинной ценностью обладало только то, что имело место здесь и сейчас, а в тот конкретный момент он был сыт по горло жарой, насекомыми, солёной водой, волны которой то и дело приносили тысячи полуживых медуз. Самым ярким впечатлением, надолго поселившимся в памяти ребёнка стала сцена, которую ему пришлось наблюдать одним утром, на пляже, когда находясь на берегу, под лучами солнца, накаляющего прибрежную гальку, неизвестный мальчуган, возрастом не старше лет семи, появился на пляже. К нему уже все привыкли, потому как это был ребёнок «из местных» Они приходил на пляж каждый день, но никто никогда не видел его родителей. Местный работники пляжа, представители различных увеселительных услуг, знали, что в посёлке было очень много неблагополучных семей. Большинство жителей посёлка никогда не имели работы, юг всегда славился отсутствием необходимой для должной трудо-занятости инфраструктуры, однако жители «сводили концы с концами» ловко балансируя сразу на нескольких экономических составляющих своего края – туристах, мелкой торговле и сельском хозяйстве. Одно плавно перетекало в другое, и при должном подходе, можно было обеспечивать себе вполне приемлемую, по местным меркам, жизнь. Однако были здесь и те, кто не имел склонностей к работе с землёй, и торговые отношения таких людей заключались в приобретении наркотиков и дешёвого алкоголя. Совокупность изнуряющей жары и «зелёного змея» делала своё дело, расплавляя то, что некогда должно было бы стать личностью. Такие люди часто умирали от передозировки или отравления, те, кому посчастливилось прожить достаточно долго, чтобы их возраст перевалил за сорок, часто умирали от инсультов.

Лев, ни на шаг не отставая от своих родителей во время очередного вечернего променада, имел возможность молча слушать разговор своего отца и ещё одного мужчины, работавшего в местных правоохранительных органах. Из этой беседы ребёнок навсегда запомнил, как «дядя-милиционер» объяснил его отцу, что если летом кто умирал в своём доме, то даже при отсутствии социальных связей, обнаружить покойника было совсем не сложно. Умерший ночью или под утро, уже после полудня источал чудовищный аромат посмертного гниения, который не мог оставаться незамеченным слишком долго. Сотрудник милиции утверждал, что обоняние в этой местности играло значение не меньшее, чем интуиция, а служба организации похорон работала оперативнее, чем где-либо ещё в России.