Тупиковое звено

— Я так понимаю, вы не хотите уходить?

— Совершенно верно.

— И моим словам вы не верите?

— Честно говоря, нет.

— В таком случае наш разговор теряет всякий смысл.

— Отчего же?

— Оттого, что я не знаю никакой Оксаны и никаких наркотиков вам не подбрасывал. Вне зависимости — верите вы этому или нет. Противостоять вам у меня, к несчастию, сил нет, посему поступайте, как знаете. — Узловатые пальцы бессильно комкали платок, отирая пот со лба.

— Значит, вы не хотите объясниться?

— Не имею ни малейшего желания.

— Пока у вас есть время…

— Повторяю — я понятия не имею, о чем вы говорите.

Даша сцепила зубы. Лицо ее еще хранило суровость, но незыблемая до селе уверенность в вине Миллера неожиданно дала трещину. Реакция старого ученого на предъявленные обвинения, его искреннее негодование, растерянность, даже какое-то отчаянье — все это свидетельствовало в пользу того, что он действительно не понимает в чем его обвиняют. И вместе с тем, все факты указывали на то, что идея преступления зародилась именно в этой квартире. Даша готова была поставить свою жизнь на то, что женщиной, похитившей дело деда из архива, была именно Маневич. Неужели же она сумела в одиночку провернуть такое дело? Но как, в таком случае, она связана с Оксаной? Кем они друг другу приходятся?

— Хорошо. — Даша заправила рыжую прядь за ухо. — Если допустить, что ваша домработница имела ребенка от кого-нибудь другого, то…

Старый генеалог обречено вздохнул:

— Я уже говорил вам: Мария Сергеевна почти тридцать лет безотлучно находится при мне и…

— Может, он родила до того? — с сомнением переспросила Даша, обращаясь, скорее, к самой себе.

Миллер с ужасом посмотрел на сидящую перед ним женщину.

— В двенадцать лет?

— Ей было двенадцать? — Даша растерялась.

— Ну если ей сейчас сорок два, а со мной она, как я уже говорил, тридцать…

— Хм. — Даша задумалась. — Тогда, может быть, Оксана ее сестра?

— То мать, то сестра… Что вы выдумываете! Марья Сергеевна дальняя родственница моего старинного друга, осталась одна, а со мной как раз случилось несчастье, вот он и предложил мне взять девочку к себе.

— Друг? — Даша размышляла. — Тот самый, который прислал вам письмо о моем деде?

— Что? — Миллер непонимающе сморгнул. — Господи, нет, конечно! Они даже знакомы не были. Вы же не думаете, что к семидесяти годам у меня всего один друг.

— Но у него ваши тапочки! — в отчаяньи выкрикнула Даша.

Вздрогнув, Миллер втянул голову в плечи.

— У кого? Какие тапочки? О чем вы?

— У Богдана дома, в Киеве, точно такие же тапочки, как у вас.

— В Киеве? Такие же тапочки? — Старый генеалог вдруг хихикнул. — Послушайте, если бы вы не были такой искренней в своем ажиотаже, я бы вызвал милицию. Не могу поверить своим ушам: обвинить человека в полном списке смертных грехов лишь на основе каких-то там тапочек!

— Ни каких-то там, а войлочных с определенным узором.

— Вы знаете что это за узор?

Даша посмотрела на ноги хозяина квартиры.

— Узор? Не знаю… Что-то славянское.

— Украинское. Таких тапочек на Украине сотни.

— Но я никогда и ни у кого таких не видела.

— В Москве — да. Но на Украине, думаю, их продают в любом универмаге.

— А откуда они у вас?

Миллер уже открыл рот, чтобы ответить и вдруг замолчал.

— Что же вы молчите?

— Мне подарила их Марья Сергеевна… Подскочив на стуле, молодая женщина вскинула руку:

— А! Вот видите!

— Да, но… Нет, это просто совпадение.

— Подождите! — Даша ощутила в груди странное тепло. — А откуда она к вам приехала?

— Кто, Мария Сергеевна?

— Где она родилась? Откуда приехала к вам?

— Из-под Запорожья.

— Ну вот. Что и требовалось доказать! — Даша шлепнула ладонью по подлокотнику. — Жена Богдана, Оксана, тоже родилась в деревушке под Запорожьем.

Синие жилы побелели — с такой силой Миллер вцепился в стол.

— Как называлась эта деревня?

— Ключевая.

— А фамилия Оксаны — Гончарук?

— Вы имеете в виду девичью? Да.

— Это ее крестница. Марья Сергеевна с ее матерью учились в одной школе.

— Ну вот вам и пожалуйста.

Опустив седую голову на грудь, старый генеалог тихо пробормотал:

— Значит, она не вернется…

И тут только Даша все поняла. Почему в квартире так тихо. Почему Миллер полностью одет.

— Подождите… Так она бросила вас? Вы сейчас совсем один? Господи, как же вы живете? Вы когда последний раз ели?

Тяжелая слеза скатилась по изрезанной морщинами щеке. Миллер молчал.

От стыда и жалости у Даши заныло в груди. Она опустилась рядом с креслом-каталкой.

— Простите меня, Генрих Рейнгольдович! Простите, Бога ради. Это… У меня просто нет слов. Подождите, — она посмотрел на часы, — я сейчас позвоню одному человеку и потом приготовлю вам ужин.

— Не надо… — Миллер достал платок и вытер глаза. — Завтра заедет дочь моего приятеля…

Но Даша по телефону уже отдавала приказание притаившемуся в засаде французу.

— Филипп, все в порядке. Поднимайтесь… Поднимайтесь, я вам все сейчас объясню!

— Кто такой Филипп? — спросил старый генеалог — Ваш друг?

Даша кивнула.

— Почти родственник. Пасынок баронессы фон Вельбах. Именно с него и началось все это расследование. Сейчас я вас с ним познакомлю.

5

Кервель явно робел. Он не знал, что произошло в квартире между его рыжеволосой родственницей и человеком, которого еще полчаса назад она обвиняла в нескольких убийствах. Резкая перемена во взглядах темпераментного детектива настораживала его даже больше, чем сами обвинения.

— Добрый вечер… Ди-ди, у вас все в порядке?

— Проходите, Филипп. — Даша за рукав втащила его в комнату. — Знакомьтесь: месье Миллер — месье Кервель.

Мужчины издали кивнули друг другу. А Даша, усадив француза на диван, принялась рассказывать.

— Я ошиблась всего чуть-чуть. Преступление действительно задумывалось здесь, но Генрих Рейнгольдович был не в курсе. Это его домработница. Она, кстати, крестная Оксаны. Представляете, — Даша кивнула на инвалидное кресло генеалога: — эта мерзавка бросила его, а месье Миллер парализован. Страшная женщина. Просто чудовище.