Тупое орудие

– Нет, конечно. И вообще, это чепуха. Это сразу бы навело на нас – все бы поняли, что Хелен – приманка.

– Ее бы никто не увидел. Она бы растаяла в ночи до того, как полицейский вышел бы и осмотрелся.

– Давайте обсудим наши возможности! – взмолилась Хелен.

– Я бы пошел дальше и поговорил о неизбежном. Мы все должны затаиться и предоставить действовать полиции. Эрни мертв, и единственное, что мы можем, это сохранять равновесие. Надо понять, что мы в руках Судьбы. Восхитительное положение!

– Опасное положение! – сказала Салли.

– Разумеется. Ты никогда не испытывала очарования ужаса? Хелен в своем игорном аду испытывала.

– Только не сейчас! – сказала Хелен. – Это слишком ужасно. Меня мутит от отчаяния!

– Прими соды на кончике ложечки, – посоветовал он. – А я, пожалуй, пойду домой спать. Ах да, спасибо за сигареты. Кстати, где сейчас должен быть Джон?

– В Берлине, – безучастно ответила Хелен.

– Так вот, его там нет, – сказал Невил. – Сегодня я видел его в Лондоне.

Она вскочила на нога, белая как бумага, и уставилась на него:

– Ты не мог его видеть! Я знаю, он в Берлине!

– Но я видел его, – пробормотал Невил. Он уже стоял у выхода в сад, и рука его касалась портьеры.

Хелен ринулась к нему, пытаясь удержать его:

– Тебе показалось! Ты думаешь, я не знаю, где мой собственный муж?

– Что ты! – деликатно возразил Невил. – Я этого не говорил, драгоценная.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

– Это дело не кажется таким уж безнадежным. – Сержант Хемингуэй передал своему начальнику пачку машинописных листов. – Судя по материалам, все упирается в того самого человека.

– Верно, – согласился Ханнасайд. – Но тут есть некоторые примечательные моменты.

– Это точно, суперинтендант, – кивнул инспектор Тру. – Это я тоже так считаю. Скажем, про эти следы. Это не старая леди – старая не наденет такие туфли.

– Горничная прощалась со своим ухажером, – сказал видавший виды Хемингуэй.

– Вряд ли, – сказал Ханнасайд. – Она бы не стала прощаться за кустом прямо у кабинета хозяина.

– Нет, ничего такого не было, – сказал инспектор; – Кухарка там почтенная женщина, замужем за дворецким Симмонсом, а горничная – ее племянница. Так эта миссис Симмонс клянется, что ни они, ни судомойка весь вечер носа из дому не высунули.

– Я убежден, что эти следы не имеют ни малейшего отношения к делу, – упорствовал Хемингуэй. – Все, что нам нужно, – это тот тип, который уходил и которого увидел ваш констебль – как его? – Гласс. И ничего больше.

– Сердитесь, Шкипер? – Ханнасайд поднял бровь.

– Мне не нравится это дело. Скучное – вот какое оно. И мне не нравится проломленная голова. Как-то непривлекательно. Дайте мне что-нибудь интересненькое, и я буду рад постараться.

– Я говорю, тут есть некоторые моменты, – улыбнулся Ханнасайд. – По всей очевидности, убитый был человеком, которого все любили. Ни малейшего намека на мотив убийства.

– Дайте нам поработать полчасика, – сказал Хемингуэй, – и я могу спорить, у нас будут десятки людей, у которых этих мотивов полным-полно.

– По-моему, вы сказали, что все, что нам нужно, – это найти человека, которого видел констебль Гласс?

– Я точно это сказал, шеф, и даже думаю, что я прав, но – помяните мои слова – отыщется много такого, что будет сбивать нас с пути истинного. У меня было немало подобных дел.

– А вот на мой взгляд, – медленно произнес инспектор, – нам нужно найти орудие убийства.

– Да, вот вам еще один момент, – ответил Ханнасайд. – Ваш констебль Гласс убежден, что у человека, который уходил, не было ничего в руках. Что за тип этот Гласс? Надежный?

– Да, сэр, очень, очень надежный. Добросовестный. Это потому, что он верующий, Гласс. Не упомню, к какой секте он принадлежит, но это одна из тех, где они все время борются с дьяволом, и сам Бог велит им бодрствовать и свидетельствовать. Сам-то я англиканин, но кого только нет в этом мире! Вообще-то я собирался придать этого Гласса вам, чтобы он вам помогал, суперинтендант. Он у меня один из лучших – не слишком сообразительный, но и голову не потеряет и не поскользнется на скользком месте. По-моему, было бы справедливо подключить его к этому следствию, поскольку ведь это он обнаружил тело.

– Хорошо, – рассеянно откликнулся Ханнасайд, просматривавший материалы.

Инспектор прокашлялся.

– Только я все же предупрежу вас, сэр, что у него весьма утомительная привычка вылезать с речениями из Библии. С вашего позволения, этакая мелодрама. И отучить его невозможно. Им руководит Святой Дух. Сообщение позабавило Ханнасайда.

– Надеюсь, Хемингуэй найдет на него управу, – сказал он.

– Так и знал, что это будет малоприятное дело, – мрачно проговорил Хемингуэй.

Через полчаса, осмотрев сад при Трейстоунз», изучив следы за цветущим кустом смородины и глянув на крупную неуклюжую фигуру Гласса, он повторил свое умозаключение.

– Если ты в день бедствия оказался слабым, то бедна сила твоя, – осудил его Гласс.

Сержант оглядел его с нескрываемой неприязнью.

– Дружок, если вы собираетесь мне дерзить, мы поссоримся, – сказал он.

– Это слова не мои, так говорится в Священном писании, сержант, – объяснил Гласс.

– Всему есть свое время и место, – ответил сержант, – и сейчас здесь не время и не место для Священного писания. Слушайте-ка меня! Когда вчера вечером вы увидели, как этот тип выскользнул из калитки, было чуть больше десяти, так?

– Да, сержант.

– И достаточно темно?

– Совершенно верно, сержант.

– Слишком темно, чтобы хорошо его рассмотреть?

– Слишком темно, чтобы рассмотреть черты лица, но не слишком темно, чтобы увидеть его телосложение и одеяние.

– Насколько я могу судить, было слишком темно, чтобы рассмотреть, не уносил ли он чего с собой, – сказал сержант.

– У него были пустые руки, – уверенно ответил Гласс. – Я не произнесу ложного свидетельства на ближнего своего.

– Ладно, не надо этого! – сказал сержант. – Скажите, вы давно работаете в этом районе?

– Три года, сержант.

– Хорошо, что вы знаете об этих Флетчерах?

– Выкатились от жира глаза их, бродят помыслы в сердце!

– И что в этом такого? А каков племянник?

– Я не знаю о нем ничего, ни хорошего, ни дурного.

– А покойный Эрнест? Лицо Гласса помрачнело:

– Стремящийся к злу стремится к смерти своей.

– Какому злу? – насторожился сержант.

Гласс сурово посмотрел на него:

– Я знаю, что он всей душой был предан суете, лицемерию, распутству…