Турист
Шрифт:
— Шкуру не попорть! — хрипло раздалось сзади. — Босс приказал доставить живым!
Не заметив выбоины в асфальте, я споткнулся, и этих двух секунд задержки преследователям хватило, чтобы догнать меня. Меня схватили за отворот куртки, разворачивая к себе; я не сопротивлялся, поддавшись инерционному движению, и с разворота врезал самому быстрому охотнику в челюсть. Тот рухнул на асфальт, отпустив мою куртку, но меня уже догнали его напарники. Я увернулся от первого, отступая на несколько шагов назад, и остановился, прижимаясь спиной к стене здания. Мы находились в узком переулке между двумя домами, окна квартир выходили друг на друга. Я не помнил этой
— Не лезь к нему, Рокко, — хрипло выдохнул один из них, державший меня на мушке. — Спрут предупреждал. Ублюдок хорош…
— Ты знаешь, что это за район? — отозвался тот, кого назвали Рокко. — Сейчас перебудим… Хрен с ним, Вист! Добьем с расстояния. Босс поймет. Так лучше, если он уйдет от нас… Скорее, Вист! — заторопился Рокко, видя, что напарник колеблется. — Ведь услышат…
Я замер, глядя в направленное на меня дуло пистолета. Всё. Вот сейчас… сейчас…
Я начал лихорадочно читать про себя «Отче наш», единственную молитву, которую знал. Я никогда не уделял достаточного внимания религии. В тот момент, ожидая выстрела, я в этом сильно раскаивался. Наверное, не зря говорят, что на пороге смерти атеистов нет…
— Пушки вниз! Пушки вниз! Оружие убрать! RАpidamente, si no ђ os voy a dar!..
Мои преследователи завертели головами, но я по-прежнему не двигался — оружие они убирать не спешили, несмотря на приказ свыше. «Свыше» оказалось в буквальном смысле. Подняв голову, я изумленно распахнул глаза. Это оказалось почти как в кино, только лучше. Из окон торчали стволы ружей, около десятка, держа на прицеле тех, кто находился внизу — четверых моих преследователей и меня. Лиц в кромешной тьме видно не было, но командный голос, лившийся из одного из окон, звучал громко и уверенно:
— Это наш район, camarada! Уходи и уводи своих друзей!
— Мы уйдем, — правильно оценив ситуацию, обратился к невидимому командиру тот, кто держал меня на мушке. — Вместе с ним.
— Подожди, — потребовал голос, и я сглотнул, глядя на четверых парней перед собой. Их предводитель, в отличие от своих напарников, смотрел на меня. Он чувствовал, что я ускользаю буквально из его рук, и ненавидел меня за это. Я не знал, что значило возвращаться к Спруту, не выполнив приказ, но наверняка что-то нехорошее.
— Вы уходите без него, — распорядился голос. — Парень остается здесь.
— Черт, — сдавленным шепотом выругался один из преследователей. — Кубинцы…
— Мы от Спрута, — не сдавался Вист. — И ему не понравится, что вы не захотели помочь.
Наверху дружно рассмеялись, и, судя по количеству голосов, перевес был не на стороне моих врагов.
— Парень, нас много, — раздался наконец голос отдающего приказы, — и Спрут это знает. У нас в районе играют по нашим правилам. Уходи и уводи своих друзей. И сделай это быстро.
Что-то было предостерегающее в этом голосе, что-то такое, что я бы на месте Виста послушался. И он послушался. Я следил, как они уходят — медленно, испепеляя меня ненавистными, многообещающими взглядами. Мне стало нехорошо. Сколько врагов я себе нажил? Оставался ли у меня хоть какой-то шанс?..
— Не шевелись, amigacho, — посоветовали сверху. — Я сейчас спущусь за тобой.
— Венустиано! — наконец узнал я.
Я так обрадовался, что, когда чернокожий сосед Маркуса появился в переулке с помповым ружьем наперевес, едва не бросился к нему навстречу. Рядом с Вилья стояли двое незнакомых мне кубинцев; я поздоровался с каждым, и только сейчас вспомнил о своем левом
плече, которое по-прежнему было горячим. Я невольно сжал его ладонью.— Иди за мной, — сказал Венустиано, глянув на меня. — Побудешь здесь, всё равно нашего капитана нет дома. Он сейчас в больнице с Консуэллой, вернется днем. Сказал встретить тебя, но у меня не получилось. Ты родился под счастливой звездой, muchacho.
Я пошел за ним, стараясь не отставать. Двое кубинцев изредка бросали на меня взгляды; никто больше не произнес ни слова. Мы зашли в один из домов, поднялись на последний, самый обшарпанный, этаж, и прошли в одну из квартир. Там за столом, стоявшим прямо посередине гостевого зала, играли в карты около десятка мужчин. Двое наших сопровождающих остались там, усевшись на диван, а мы с Венустиано прошли мимо них в смежную комнату, которая оказалась спальней, и в которой нас ожидала молодая кубинка с живыми, блестящими глазами.
— Займись им, Фрида, — сказал Вилья, кивая на меня. — Это тот, из-за которого шум. Его зацепило.
Кубинка кивнула и начала искать что-то в комоде у кровати. Я недоуменно посмотрел на свое левое плечо и увидел кровь, залившую порванный рукав. Я слабо удивился, но не более. Похоже, что в меня всё-таки попали.
— Венустиано, — позвал я.
Вилья бросил на меня быстрый взгляд. Я помолчал, не зная, как лучше сформулировать свой вопрос.
— Как? — наконец тупо спросил я.
Кубинец улыбнулся, присаживаясь на кровать рядом со мной.
— Я уже сказал: ты родился под счастливой звездой. Мы часто собираемся здесь с ребятами. В этом доме живет одна большая семья — как и во всех остальных домах нашего района. Мы очень дружны, muchacho, и если один из нас попадает в сложное положение, нам не требуется много времени, чтобы заступиться за него. Нас не любят в этой стране. Мы платим взаимностью. Маркус сказал, ты один из нас. Сказал, тебе можно верить, и добавил, что тебе нужен присмотр, потому что ты, muchacho, ещё очень… jovencito. Молоденький.
Фрида присела с другой стороны с аптечкой в руках, и я машинально стянул испорченную куртку. Похоже, пуля прошла по касательной; всё, что осталось мне на память — глубокая, болезненная, но абсолютно безопасная царапина. Кубинка достаточно быстро и ловко принялась за её обработку, и мне стало интересно, как часто ей приходилось видеть такие ранения.
— К нам предпочитают не лезть без приглашения. Даже такие, как твой Спрут. В такое время шум и выстрелы в нашем районе редкость. Скоро утро, скоро здесь будет много людей. Пока Марка нет, я присматриваю за порядком. Нам не нужен труп на улице в такое время. А когда я увидел, что труп — это ты… — Вилья вздохнул, поднимаясь. — Во что ты ввязался, амиго?
Не дожидаясь ответа, чернокожий кубинец вышел из комнаты. Я остался, и, пока Фрида перевязывала мое плечо, попытался понять, насколько плохим было мое положение. Мое сознание, очевидно, с непривычки просто не вмещало в себя всю глубину пропасти, в которой я оказался, и я сдался. Пожалуй, в тот момент я был уверен только в одном: я всё это переживу. Если на десятерых ублюдков в мире приходится хотя бы один добрый человек, есть смысл бороться. Мне кажется, когда жизнь преподносит тебе уникальное испытание, она дает тебе и силы, чтобы его преодолеть. Сидя на кровати в бедной квартире окраинного кубинского района, я был благодарен за то, что жив, в безопасности, и нахожусь среди людей, которые рады — пусть даже по причине отсутствия трупа на улице в утренний час — тому, что я жив.