Турист
Шрифт:
К тому времени, как Ник вернулся с полным пакетом еды, я уже приготовился к долгой слежке: опустил сидение, так, чтобы видеть из своего окна вход итальянского ресторана, и одновременно полулежать, укрывшись курткой.
— Вот, — Ник кинул мне на колени пластинку с таблетками. — Глотай сразу две.
Я даже не прочитал названия — молча сделал, что сказано, и снова откинулся на сидении.
— Тут на двоих, — снова нарушил тишину Ремизов. — Советую есть, пока теплое. Потом эта дрянь превратится в резину, и всё придется выкинуть.
Я фыркнул. Какое-то время мы молчали, я —
— У этого твоего… Спрута… странная татуировка, — сказал вдруг Ник. — Я толком не разглядел.
— Осьминог, — мгновенно отозвался я. Головная боль почти прошла, и я был рад общению. — Багровые щупальца на синюшном фоне.
— Восемь?
— Восемь.
— Как на флаге Англии, — хмыкнул Ремизов, доставая из пакета булку. — Империи зла.
— Чего это? — заинтересовался я.
— В политике разбираешься? Всю свою историю Англия была агрессором. А своим главным врагом всегда считала Россию. Почему? Огромная территория, «сердце мира», это наша Россия. Слишком лакомый кусок, чтобы оставить его в покое. Почитай Порохова, если тебе интересно, — пожал плечами Ремизов, откусывая сразу половину булки. — Ошобенно интерешно про евреев. И их вешные войны с арабами.
— Хочешь сказать, тоже Англия постаралась?
— Ты удивишься, узнав, что Англия практически в любой войне была инициатором, — проглотив кусок, неопределенно пожал плечами Николай. — Разжигать войны и вести их чужими руками эта страна умеет. Просто какое-то дьявольское гнездо! Славян она считает своими врагами и пылает к ним сатанинской злобой. Обманом или силой их обособленная элита заставляет весь мир жить по их законам, и только Россию покорить не удавалось. Пока не начали использовать метод посовременнее. Самый страшный — информационные войны.
— Да, — согласился я. — Тут мы проигрываем раунд за раундом. И чего не хватает?
— Власти, — хмуро ответил Николай. — .Власть стране нужна.
— А как же Америка? — спросил я. — Ты живешь тут уже несколько лет…
— Третий год.
— Что скажешь?
Ремизов вздохнул.
— Жалко их. Одурманенный народ. США — империя паразитов. Как акула не может перестать жрать рыбу, так и США теперь не могут оставить хищничество. От честной жизни они обанкротятся. А мне кажется, американцы всего лишь ещё один уродливый эксперимент над людьми. Я думаю, мы следующие.
— Откуда ты столько знаешь? — поразился я.
— Тупому десантнику столько знать не положено?
— Э-э-э… — не сразу нашелся я.
— Можешь не продолжать, — поморщился Ник. — Считай, тебе повезло встретиться с начитанным тупым десантником.
Я вздохнул и потянулся за своим кофе, вытянув из пакета ещё и хот-дог. Кусать приходилось осторожно — разбитые губы и нос норовили кровоточить при каждом неосторожном движении.
— Домой хочу, — вдруг шумно выдохнул Ремизов.
— По родным соскучился?
— По бабам. Ты здесь порядочных женщин старше пяти лет видел? То-то и оно…
Я вспомнил про Риту и Эти, но промолчал. Скорее всего, они уже улетели домой, и я даже улыбнулся при мысли о том, что малышка Эстер среди родственников, в безопасности, счастлива
и всем обеспечена.— Ник, — вырвалось у меня, — ты уже старый. Почему ты ещё не женат?
— Мне тридцать два.
— Это мало?
Ремизов скосил на меня глаза.
— Для такого молокососа, как ты, конечно, много.
— Сам дурак, — обиделся я и занялся хот-догом.
Некоторое время мы молчали, наблюдая за уличной жизнью. Когда мимо машины прошла стайка молодых девушек с яркими пакетами, я загляделся на радостные, беззаботные лица. Они остановились посреди тротуара; одна вытащила из многочисленных пакетов какой-то зеленый шарфик, показывая его подругам. Раздались восторженные восклицания. Я невольно залюбовался лучащимися эйфорией мордашками, когда услышал мрачный голос Ника:
— Чем больше ценятся вещи, тем меньше ценятся люди. Практика подтверждает теорию.
— А если попроще? — поинтересовался я, провожая взглядом уходящую компанию. — У всех свой уровень мышления. Никого нельзя заставить думать о вещах, о которых человек даже не догадывается.
— Я тут живу дольше твоего, — разозлился Ник. — Я такое постоянно вижу. Интеллекта на лицах ноль, зато нездоровый блеск в глазах при виде разрекламированной тряпки.
— Ты слишком строг к людям…
— А вот это не тебе судить, праведник!
— Они живут по правилам системы. Что бы они ни делали, им её не изменить. Если будут сопротивляться — система их просто вычеркнет. Ударь систему — и попадешь в себя. Заставляет задуматься…
— Мне хватает мыслей в голове, — обрубил Николай. — А теперь заткнись, будь добр. Лучше подумай, какими честными глазами будешь смотреть на своего старика, когда вы встретитесь. Уж постарайся, твой мафиозник — наш единственный шанс получить вид на жительство.
Наверное, стоило обидеться, но мне почему-то стало смешно.
— Думаешь, Вителли не видел честных, молящих, абсолютно преданных глаз, и уж тем более не всаживал прямиком между них же, честных и неподкупных, пулю?
Ник раздраженно повернулся ко мне. Бывший десантник несколько секунд смотрел мне в глаза, сверля тяжелым взглядом, а потом шумно выдохнул:
— Чтоб тебя! Любой на твоем месте уже бы сдался, а ты всё никак не захлопнешь варежку!
— «Додж», — севшим голосом сказал я.
— Что — «Додж»? — не понял Ник.
— «Додж», — повторил я, не отрывая глаз от итальянского ресторана.
Затемненные стекла «Тойоты» скрывали нас от окружающего мира, но не мир от нас. Чтобы не заметить здоровенный черный джип, нужно было постараться; у меня получилось.
— Его тачка?
— Другой такой ни у кого не видел, — растерялся я. — Как же это он… мимо нас?
— Потому что смотреть нужно лучше, заноза!
Я ничего не ответил: в конце концов, и тут я оказался виноват. Целый час мы с Ником следили за выходом из ресторана, прежде чем я заметил знакомую фигуру.
— Вителли! — обрадовался я.
— Уверен? — хмуро уточнил Ремизов.
— Да, — улыбнулся я. На душе стало легко и радостно, точно вот сейчас все мои проблемы магическим образом разрешились, или, по крайней мере, перестали иметь значение. Черт побери, я соскучился!