Турнир

– Ну какой же ты непонятливый! – укоризненно и даже немного с напускным сочувствием произнес Марк, картинно воздев к небесам ладони, и, ослепляя врага белоснежной улыбкой, издевательски покачал кучерявой головой. – Неужто не ясно?! Всё… я силы восстановил, тебе со мной ужо не сладить! Пшел бы ты вон… нет у меня настроения для праздных бойцовских утех.

Немного утихомирив все еще поедающую ее тело боль, Милена приподняла голову и посмотрела на юного наглеца, осмелившегося так дерзко говорить с очень сильным вампиром. Девушка сразу отметила, что с ее как всегда несдержанным на язык подопечным произошло несколько разительных перемен. Во-первых, он как будто чуток подрос и окреп в плечах, что, впрочем, могло моррону и показаться. Во-вторых, юный разбойник наконец-то догадался избавиться от дырявых, пахучих кальсон, которые все равно мало что прикрывали, но зато сильно портили общее впечатление. И, третье, главное, чему подивилась красавица, на ступнях Марка более не было ни крови, ни засоренных грязью ранок. Кожа на ногах юноши была идеально ровной и гладкой, на ней не осталось и следа от недавних порезов.

Милена тут же вспомнила, что ей как-то невзначай рассказал Мартин Гентар о способностях дружка Дарка Аламеза. Вспомнила, сравнила с увиденным собственным глазами и пришла к выводу, что если бы вдруг оказалась на месте вампира, то не стала бы искушать судьбу, вступая в схватку один на один с диковинным созданием, возможно, самым последним представителем древнего, редкого вида разумных существ.

Однако у вампира была своя голова на плечах, и мыслила она совсем по-иному. Сделав вид, что принимает предложение удалиться без боя, мужчина взмахнул рукой, и за его спиной тут же открылся все тот же багровый портал, ведущий куда угодно, но только не в преисподнюю. Тяжко вздохнув и устало опустив меч, вампир повернулся к Марку спиной, но затем, едва сделав первый шаг в сторону свечения, резко развернулся и быстро атаковал. В принципе, он провел тот же прием, каким чуть ранее убил Фанория: прыжок, глубокий выпад и укол клинком точно в грудь; однако на этот раз обман не увенчался успехом. Так же, как и старик-моррон, Марк не ожидал подвоха и не успел отскочить, однако в том для него и не было необходимости. Острое лезвие не пронзило грудь юноши, а об нее сломалось, как ломается игла, которой безумный портной пытается проткнуть монолит скальной породы.

Хитрец-кровосос попал в незавидное положение. Он почти сидел на продольном шпагате, не мог быстро отпрянуть назад, а над его изуродованной головой уже навис кулак не на шутку разозленного Марка. Ничто не могло спасти вампира от заслуженного наказания, но все же Нечто его спасло. Зависшее в воздухе багровое свечение вдруг пришло в движение: быстро подлетело к хозяину, окутало его и тут же исчезло, так что кулак юноши вместо вражеского виска ударил лишь пустоту.

– Во-о-о, сволота! – с обидой выкрикнул Марк, почесывая, видимо, все же слегка побаливающую грудь и с сожалением поглядывая на кулак, который остался без дела. Затем раздосадованный юнец обратил свой взор на уже чуть-чуть приподнявшуюся с мостовой Милену: – А ты чо так красиво разлеглась?! Не надейся впустую, рядышком не прилягу! Не до девах мне щас, так что красоты свои подбирай, в платьишко обратно упаковывай, да пошли шустрей тудысь, куда меня тащила!

– Заткнись, огрызок! – тихо прошептала ванг Бенфор, приподнявшись на локтях, а затем, опасаясь садиться на ушибленное вражеским сапогом место, сразу резким толчком рук попытались встать на колени.

Пострадавшая ничуть не меньше седалища голова Милены тут же закружилась, и растрепанная красавица чуть было не упала, но ее вовремя подхватил сзади Марк; подхватил и тут же заботливо поднял на ноги.

– Сама виновата, дуреха! В миру честь береги, а в бою попчик… чтоб, значица, к нему вражий каблук не пристроился! – щедро поделился военной мудростью юный разбойник. – Ладно, настал мой черед тя таскать… говори, куда?!

– Седьмой дом по улице… один уже позади, – прошептала Милена, чувствуя, что теряет сознание, но не в силах сопротивляться внезапно навалившейся на нее слабости.

Глава 8 В преддверии великих дел

Говорят, что все великие дела вершатся под покровом ночи, а именно в полночь; говорят, что именно в этот мистический час нежить поднимается из могил, дикие звери выходят из леса и тащат дворовую живность, а высокочтимые обитатели дворцов плетут заговоры и устраивают перевороты. Однако так лишь говорят, притом те, кто никогда в жизни не видел восстающих мертвецов, никогда не ловил за рыжие хвосты лис, а о заговорах знает лишь понаслышке. Если живот распирает с голодухи, то отправишься на охоту и днем, а уж процесс плетения сложной паутины интриг тем более никак не зависит от времени суток, скорее уж от настроения злоумышленников или поджимающей их необходимости. Для кого-то интриги – призвание, для кого-то – спасение от скуки, но для всех они – тяжкий труд, вершимый, как солнечным днем, так и темной ночью.

…Четверо сидели за дубовым столом, и среди собравшихся не было ни одного человека. На дворе стоял полдень, но в комнате, освещенной десятком мерно горевших свечей, царила глубокая ночь, а также пугающая и одновременно манящая атмосфера преддверия грядущих великих свершений. Шторы были плотно закрыты, не пропуская внутрь небольшого помещения солнечных лучей, а заодно и не давая словам важного разговора выбраться за пределы стен и повстречаться с ушами посторонних слушателей.

Дарк Аламез чувствовал себя заговорщиком. В принципе, он им и был, хотя до сих пор так толком и не узнал ни о цели заговора, ни о том, чем ему предстоит заниматься в ближайшее время. Пока что присутствующие занимались не столь интересным Дарку делом. Когда-то красивая женщина, а теперь потешное чучело с перевязанной головой, закрытой повязкой большей частью лица и копной огненных, торчащих в разные стороны волос, рассказывала о том, что ей довелось пережить за несколько часов разлуки с некромантом. Юный разбойник, прикрывший свою наготу лишь кухонным полотенцем, горевал об отсутствии на столе вина да еды и изредка разбавлял скучный, будто казенный отчет, ее рассказ смешными комментариями. Мартин Гентар внимательно слушал и, поскольку даже ни разу не попытался урезонить отпускавшего чересчур вольные остроты юнца, скорее всего, старался осмыслить, с кем из врагов его собратьям довелось столкнуться. Одним словом, всем было интересно, все были при деле, лишь Аламез ощущал себя лишним за этим столом. Так чувствует себя трезвенник, вынужденный пребывать в бедокурящей компании опустившихся пропойц. Так мучается человек разумный, живущий среди круглых, и самое ужасное, чрезмерно деятельных дураков. Так страдает любовник, когда пыл страсти уже остужен, а неугомонная женщина все продолжает требовать внимания к ее разгоряченным телесам. Пока, не получив ответа на важные для него вопросы, моррон скучал, и от этого в его голову лезли дурные мысли.

Дарк все никак не мог позабыть только что прошедшее прощание с Фанорием, которое и похоронами-то назвать было нельзя. Сразу по приезде они вдвоем со смотрителем дома отнесли мертвое тело старика в подвал и, дружно взявшись за лопаты, закопали бедолагу между бочонком вина и кадкой с соленьями. Погребение крайне недостойное для воителя, на протяжении долгих лет стремившегося сделать мир лучше, но вполне сносное для моррона, который, возможно, еще и воскреснет.

Добродушный бородач Октар, бывший доверенным лицом Мартина, а заодно и формальным владельцем тайной штаб-квартиры Легиона в Мелингдорме, предлагал не закапывать усопшее тело, а всего лишь положить его на тюки в одной из комнатушек довольно просторного подземелья и накрыть его сверху чистой простыней. Почтение к погибшему моррону было похвально, но Дарк отверг неразумное предложение, поскольку любой труп, хоть животного, хоть человека, хоть моррона, имеет дурную особенность гнить, источая не только дурные запахи, но и весьма опасный для здоровья трупный яд. К тому же до сих пор не было известно, как влияет среда, в которой пребывает тело моррона, на скорость его воскрешения. Аламез боялся навредить; боялся, что, когда время придет, Фанорий может не ожить, притом лишь потому, что его разложившаяся плоть не пребывает в земле.

Бывший крестьянин, а ныне разводчик лошадей и преданный слуга Гентара не стал перечить, хотя на его лице было просто написано, что он счел доводы Дарка, мягко говоря, наивными. Возложив на бугорок свежевырытой земли парочку цветущих сорняков со двора, добровольцы-гробовщики завершили бесхитростный ритуал и поднялись наверх, где их и ожидало известие о втором за утро нападении неизвестного убийцы. Перевязка ран, расспросы и прочая суетная круговерть настолько захлестнули дом, что никто даже не удосужился почтить память погибшего легионера. Это было в высшей степени обидно и несправедливо по отношению к старику, поэтому Дарк твердо решил, что, как только спонтанно возникшее сборище за плотно задернутыми шторами и наглухо закрытыми окнами закончится, он непременно спустится на подвальное кладбище и опрокинет бутылочку вина за упокой малознакомого, но вызывавшего у него лишь симпатию старика.

– Что скажешь, Дарк?! – вырвал Аламеза из плена печальных размышлений о бренности мира и вопиющей неблагодарности ближних настойчивый голос Мартина, видимо уже не в первый раз задающего вопрос.

– А что тут сказать-то? – недоуменно пожал плечами моррон. – То ли сведущий в магии убийца, то ли развлекающийся убийствами колдун в округе объявился. То ли ты, дружище Марк, ему приглянулся, то ли он старые счеты с вашей веселой компанией сводит… Одно лишь точно могу сказать, прежде в Мелингдорме такого не творилось. Думаю, это все же вы за собой убийцу притащили, но и случайности не исключаю. Гадать бессмысленно! Пока не изловим гаденыша да жилы из него не потянем, так и будем в домыслах плутать!

По обмотанному повязками лицу Милены нельзя было сказать, согласна с ним девушка или нет. Марк кивнул в знак одобрения, но иной реакции от компаньона Аламез и не ожидал. Они долго прожили вместе в лесу и мыслили почти одинаково, по крайней мере, в подобных случаях. Физиономия же козлобородого некроманта была бесстрастна и неподвижна, как маскарадная личина, по ней нельзя было ничего точно определить, но Дарк помнил, когда старый хитрец придавал своему морщинистому лицу именно это выражение. Некромант мысленно торжествовал… тихо про себя праздновал победу своего выдающегося интеллекта, знающего гораздо больше остальных, да и способного выводы сделать куда быстрее. Последовавшие после недолгой триумфальной паузы слова мага подтвердили, что Дарк не ошибся. Мартин Гентар действительно был готов выдвинуть правдоподобную гипотезу происходящего, и его прозорливый ум уже совсем не колебался, а точно знал, кто их враг, что ему и от кого именно было нужно…

– Понятно, опять мне за всех отдуваться! Вот скажите, почему именно я должен голову ломать, а все остальные благодушно пребывают в праздном безделье?! – Перед тем как открыть собеседникам истину, прозорливый мыслитель, по своему обыкновению, решил немного потешиться. – Голова, она для того нужна, чтобы ею думать, факты сопоставлять…

– Вот и я ей о том толковал! – неуважительно прервал пафосное нравоучение некроманта громко выкрикнувший и воодушевленно захлопавший ладонями по голым ляжкам Марк. – Она ж мне: «…Не-е-е, милок! Башка нам дана, чтоб с мостовою лобзаться!..», а затем как прямо лбом, да еще с разбегу, о булыжники бряц-ц-ц!