Тушканчик в бигудях

– Господи, конечно! Жанна! Вот что, перезвони мне через десять минут!

Я покорно уставился на часы, потом снова попытался соединиться с Женькой. Занято. Телефон освободился лишь через час.

– Ну ты даешь! – возмутился приятель. – Сказал же, через пару секунд!

– Но ты трепался с кем-то.

– Верно. Жанна очень болтливая. Значит, так, записывай адрес, поезжай в этот институт, найди секретаря ректора Жанну Ниловну и сошлись на меня, мигом получишь необходимую информацию. Жанна про всех всю подноготную знает и любое дело из архива поднимет. Старушке сто лет в обед, когда я учился, она уже пожилой казалась, но память у нее слоновья, вспомнит со всеми подробностями, что делала и кого видела пятьдесят годков тому назад!

– Лечу, – обрадовался я.

– Завтра, – остудил мой пыл Женька, – сегодня у Жанны отгул.

С чувством предвкушения удачи я поехал домой.

Оказавшись в квартире, я поставил пакет с лекарствами на кухне и пошел было в свою комнату, но тут из коридора прошелестело:

– Ваня!

Я повернулся, достиг двери в спальню Норы, где сейчас бесцеремонно расположилась Николетта, и хотел туда войти, но маменька воскликнула:

– Ко мне нельзя!

Я пожал плечами. Не очень-то и хотелось.

– Я принимаю ванну, – сообщила Николетта.

– В комнате?!

– Нет, зашла за халатом. Ты купил скраб?

– Да.

– Будь другом, положи его на раковину.

– Николетта, ты здорова?

– Совершенно. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, – я постарался уйти от ответа.

Ну не говорить же маменьке правду: ты всегда обращаешься со мной по-хамски, а сейчас стала вдруг любезной.

Взяв скраб, я отправился в ванную и снова удивился. На столике, где обычно теснятся всякие шампуни, сейчас обнаружились: пакет кефира, лимон, пачка соды, бутылка уксуса и средство для мытья посуды. Впрочем, ничего шокирующего в этом наборе нет, но почему это все находится не на кухне, а в ванной?

– Поставил скраб? – спросила Николетта, выходя в коридор.

Я ответил:

– Да, – и тут я взглянул на маменьку и обалдел.

Она походила на монаха времен инквизиции. Длинный, до пят, халат, голову окутывал капюшон, низко спускавшийся на лицо.

Николетта быстрой тенью скользнула в ванную. Я отправился к себе, лег на кровать, взял книгу, но углубиться в приключения Ниро Вульфа и Арчи не успел. По коридору забегали Николай, Вера, Тася и Ленка. Отчего-то они переговаривались шепотом, потом резко запахло лаком, послышался звон, вскрик, затем рыдания и голос Николетты:

– Нет, это ужасно!

Я не выдержал, высунулся из своей спальни и увидел всех домашних возле двери в ванную.

– Что у нас происходит?

– Э… э… – залепетал Николай, – так…

– Готовим лекарство, – лихо соврала Вера.

– Отдыхай, Ваняша, – попыталась избавиться от меня Тася, – ты устал, поди ляг, поспи, утро вечера мудренее, авось обойдется.

Я почувствовал себя самодуром-барином, от которого дворня, опасаясь царского гнева, усиленно скрывает какую-то неприятность.

– Немедленно говорите, что стряслось!

– Ну…

– Э…

– Да…

Мне стало совсем не по себе. Всегда весьма говорливые домочадцы сегодня по непонятной причине лишились дара речи. Но тут дверь в ванную распахнулась, и появилась Николетта, по-прежнему от макушки до пят укутанная в халат. Я слегка успокоился. Маменька вполне бодро самостоятельно передвигается, остальные тоже выглядят нормально.

– Что, – неожиданно спросила Вера. – Помогло?

Вдруг Николетта трубным голосом возвестила:

– Ваня! Ты скоро станешь сиротой.

Я попятился.

– С какой стати?

– У меня смертельная болезнь!

Сердце перестало биться в тревоге. Слава богу, все выяснилось! Николетта сейчас разыгрывает любимую комедию под названием «Преждевременная кончина юной девушки». Николай, Вера и Ленка впервые столкнулись с подобным представлением и перепугались. Странно только, почему Тася, регулярно вот уже на протяжении многих лет наблюдавшая эти «антрепризы», стоит сейчас с пришибленным видом.

– Очень жаль, что ты занедужила, – приступил я к исполнению своей роли, – немедленно ложись в кровать, я вызову врача.

– Нет.

Я удивился. Обычно все разыгрывается не так. Маменька, рыдая, рушится в койку, потом призывается семейный доктор. А пока эскулап спешит на помощь, Николетта диктует мне свою последнюю волю. Эпилог тоже традиционен. Великолепно знающий свою пациентку врач торжественно подносит ей стакан с раствором аспирина и объявляет:

– Это воистину волшебное средство сейчас поставит вас на ноги.

Через десять минут Николетта и врач уже лакомятся в гостиной кофе с ликерами, о смертельной угрозе здоровью маменька забывает до новой комедии. К слову сказать, постановка разыгрывается тогда, когда большинство подружек маменьки разъезжаются на отдых и Николетта начинает отчаянно скучать. Но сегодня-то не июль на дворе, и врача маменька вызывать не желает.

– Мне никто не поможет, – трагическим тоном заявила Николетта, – я заболела неизвестной заразой.

– Зеленюхой, – отмерла Тася, – вот едрена Матрена!

– Чем? – воскликнул я. – Зеленюхой?

И тут маменька, словно актриса, исполняющая главную роль в греческой трагедии, широким жестом сняла капюшон с головы.

– О господи! – вырвалось у меня.

Лицо и шея Николетты были интенсивно-зеленого цвета.

– И ноги такие же, и руки, и все тело, – не преминула сообщить маменька, – могу показать.

– Не надо! – испугался я еще больше. – Следует срочно вызвать доктора.

– Он уехал отдыхать, – сообщила Тася, – я уже звонила ему, а тама прислуга рявкает: «Не фига телефон обрывать, вернется через неделю».

– За семь дней я умру, – грустно констатировала Николетта.

Вот тут меня охватил ужас. Николетте, очевидно, совсем плохо, раз она не вопит, не сучит ногами, не обвиняет всех вокруг в своей болезни.

– Сначала мы думали, – влезла в разговор Ленка, – что она снаружи испачкалась, ну бывает такое. Я вот разок купила себе халатик, недорого взяла, на рынке, хорошенький, зеленый. Нацепила его, вспотела и покрылась пятнами: краска с халата…

– Я все перепробовала, – перебила домработницу Николетта, – растворителем терла, скрабом, содой, кефиром, соком лимона, даже мылом для посуды! Бесполезно, только гуще цвет делается.