Людвиг Таинственный,ван Бетховен,отец девяти гармоний(не узнававший под старостьсвоих дочерей),даже в «Пасторали»не подражалпросто звукам ручья,соловья, грома.Маэстро чертилна незримом полотне,как у словесной тварина божьей планетеи в жизни природызвучит страсть зачатия,беременности нежностьи радость, с которойкончаются роды.И, конечно,запечатлял трепет испугав присутствии недруга —смерти.Пётр Скрытный,Чайковский,пленник отчаяния,образ судьбывоображал как —стук.Ведь слово,любовь,оно – звук.Вселенная тоже – звучание.Густав Противоречивый,Малер, учитель,блуждающий по морям,и блюстительземных песен,тем не менеезамыкался плотново внутренний мир,тревожа его,как алькоголь печень.И хотя я не мастер по созвучию,но внимаю и я жужжаниюкрасной лилиии прислушиваюсь,как из её дыханияна мою ладоньтечет в обилиимед.А кто там поёт?Кто стонет и плачет?Колено? Плечо?Лоб?2011
Змей с площади Клиши
Снишься мне,парижская москвичка,девушка двадцатишестилетняя,корнями с проспектафельдмаршала МихаилаИлларионовича,характером
снежная,волшебная.Снишься мне, князю,князя Кутузова старше,по прожитым годам,конечно…А говорят, что в смертивремя не в счет,что в мире иномвсе морщины сглаженыи все мы ровесники.Но князь, хотя к познаниюподсознания склонныйи сединой овенчанный,о секретах Танатосаи Хроносамало ведает,почти невежда.Ему иногдатолько кажется,что перед дверьмиэнтропийного адабывает онскрытыми прелестямивдруг воскрешен.Снишься мне,парижская девушка,москвичка корнями.Надо мною стоишькак трилистная арка,выше всех крыш и башенна площади Клиши.Станцуй мне,прошу,последнее,должно быть, помнишь,белое, зимнеетанго.И вот одной ножкойдевушка-аркав облаках,другойна моё плечоснизошла.И светится оналучому меня в темноте,где змей,все ещё яхонтовый,просыпается под ребром.Горят его глаза,хочет он,не чуя бедствие,чтобы мышка,с чёрно-лиловыми зрачками,прибежала с аркик нему в берлогу,в сумасшествие.Снишься мне, парижскаядевушка,корнями москвичка,чародейка,одетая какгречанка,с копьемв руках.Богиня,змеядавай убъёмили же ласкойего угомоним,вдвоём.2010
Анима
Нет,ты – не тень.И зрятвердишь,что ты лишьотражение мое.«Я тень твоя, —твой слышен шепот —незащищенногоот полночных,бессонных лучей.Я только тёмноепятно в взолнованнойтишине,глубоко в тебе,на дне.Наверное —не умолкает шелест —ты любишь образы…Ну, вот и образ,вот и вид мой мгновенный,как явление иконыв пустыне.Я привидениев разбитом зеркалелба.Вернее,если хочешь,призрак черной кошкина внутреннейи раскаленнойповерхности виска.Словом,я – та».Нет, ты неневидимка.Забылаоблик свой,обиженной?«Я не твоя преданнаявздыхательница,не девица-поклонница.Я железобетонная,с ног не собьёшь;они, как у балерины, —стальные.И нервы,тоже».Нет,ври – не ври,но твои нервыне чугунные,не отлитыев доменныхпечах.Да, ты девушка-солдат,смелый воин,даже когда на поле бояостаешься одна.Не то что я, —иной у меня сплав,и не металл,и не черный.А голова —сегодня на плечах,а завтра, быть может,в корзине.Но нервыу нас двойники,та же чувствнапряженность,и, что ж,та же дрожь.2011
Жар-птица
«Я уже не горю!» —сказала жар-птица.А парень ейв ответ – «Гори!»«Гори внутри,как уголь,жароми снаружиопереньем.Перо твое– луч.Живуч, могуч,не заститсяничем.Сказочный геройтвоим лучомсердце царевныразогрел, как сургуч,и присоединилк себе —вернул деревузолотой иверень.А тебея верный,как бумаге —перо.Голову тебе отрежу,сердце выну,черное пламя начну пить,о жар-птице, девице,буду мечтать,писать, говорить».2011
Последняя четверть
Вот, кажется, какв сказке – «вдруг!».Человек,добряк он или чудак,сноброд или сумасброд,скользнул,без казни,болезни, вознии тормозни,в последнюю четверть жизни.В нем,бывает нередко,ночная бабочкане спит. А в черепегорит лампадка.Он становитсячеловеком-ночникоми чувствует, какна спинечасы спешат, считаяего век.Последняя четвертьлуныходит вкругего головы.И спутницы темной,воровки(потому и светит),тело тоже стареет,но она новолуньеносит в запасе,как имущество,унаследованное без заслуг.Число дней,часов, секунддо её возрождениясловно врезанов камень,лунный или земной.Она сегоднявываливается,как старуха у Хармса,из окна,а завтра на веточке яблонибудет сидеть – красивая, молодая,вроде, без греха.Не то что он,человек!Он – беззапасный.Всё, что годамикопил, хранил, боронилот порчи, прятал – зря!Не впрок!В запасе у негоне когти,как у кошки —смерть не вспугнет,когда стукнет срок.Четвертой четвертиконец не отсрочить,как свадьбу.А блины,водка, селедка, икра —годны для покойникаи для жениха.Как и труба.Но в его почтенном возрастеразница между похоронамии женитьбой(или просто сексом,если еще мужчинупривлекают зрелые дамы) —в таблетках виагры.Афродизиаки,в том другом мире,ни к чему.Как и клистир,между прочим.А когда ангелначнет трубить,что до его ногдоползлазаветная черта, —никто не знает.Знает – Бог.Ну, и черт,виновник торжества.2011
Франческа да Римини
Виктору Дозорцеву
1
Конечно, вычитали этот ветер,смерч под корнями сумрачного леса,под пластами красной земли.И адского спектаклявам режиссеризвестен,он враг мракобесаи сторожнепричудливой любви.Он телесагрешников,в плену у страсти,несравнимой ни с чемпод малым небосводом,превращает в тени.А в вечных селенияхнад скорбной теньювластен огненный вихрь,продувший и меня,хоть был я там, в аду,пока как зритель.Вергилий,нетленныйи как «родникбездонный»,он и мой учитель.А в верупогруженныйДанте Алигьери —он сострадающий проводникв повестио гибели в час любвиПаоло Малатестаи Франчески да Римини.
2
Стихи о горестной любвив духе модернпишу, сидя за компьютером.Поэт символист,кстати,
мой тёзка,Блок и, дыша ароматоммороза и духов,его Франческадочитывают лист,но не о Ланчелотесладостный рассказ,а о пузырях землив «Макбете».«Жаль!», —шепчет еще в цвете летАлександр Блок.«Пока читали,мы не отстранили маски.В пьесе двинулся лес,а мы сидели, почтикак на картине Матисса,в роскоши и покое,но в светской одеждеи без наслаждения,без соприкосновений,без ласки.За окном большойпестрый коти целующиеся голубив снегу, на крыше,а в комнате у насболтовня,досада, пустота.Прошли временаПаоло и Франчески».Александр не прав.И современная Франческа,в джинсахили в изысканном платье,жаждет неугасимойискры эроса.Где искринку найти?Молодому трудоголику Паоло,когда грозят скудостьи денежная нехваткапокоя не дает вопросисполнятся ли,хоть на авось,непроходящие мечтанияо благополучии, удаче.А затем ужо супружестве, забаве.И, лишь как далекий отклик,бред о доблестях,о подвигах, о славе.
3
Джанчотто все забыли!Прости, Джанчотто!Захлестнуло память!Не помню,заметил ли тебя,плавающего в кипящей крови,суровый Дант,как упомянул его в сонетеВеликий Александр.Да и другие, избранныепосетители ада,не сочли твою теньдостойной их внимания,даже взгляда.А меня, как во сне,– несмотря на смертный рискпервой встречи на путис той проворной пёстрой рысью, —в страну страданиявлекло желаниеразгадать загадку:зачем ты избралстоль скорбную судьбу?В Римини,где берега Адриатикиприравнивают к ложуолимпийцев,ты был знатный муж,чтимый отец,опытный воин,завоевавший довериеи папы в Ватикане.Ответь:как шерстью зверямогла покрытьсятвоя плоть?Как смог тыжену и брата,настигнув их в объятьи,заколоть?«Франческа, онанесчастию причина!Словно зеркалоподнесла к моему лицу.Старик, урод,хромец!Пусть так!Но и у старика,урода и хромцаесть честь!Нет, я не агнец!Безумец я!Но не браколомец!И не баба, как Дант!Подумай,разжалобила барда!– Любовь, любитьвелящая любимым,меня к нему таквластно привлекла! —Одна ещё её жемчужина:– Повесть победила нас! —Это книга зла источник?Книги, что ли, надо жечь?Вот, ад неплохая печь!».Повесть, Джанчотто,здесь ни при чем.А мужчинстарых, уродливых,хромых,женщины,и совсем молодые,бывало, любили,когда ими были любимы.Любить, наверно,нужно безотчетно,нутром.«Изменила мне,извини!Моя вина!Не дал дар,остался без дара».Безрассудно —и звёздырождаются вновь.Очевидно,ошибка естьво вселенной —нелюбовь.Как гнилой зубво рту.К черту!2011
Авангард
Ну что же, если речь идет об авангарде,то начнем уж с кельтов.Иным путем, чем греки и латины,проник в Европу арийский авангард.Сначала с юга, обогнув Тавриду,потом, как учит нас словарь Эфрона,повернув на запад и на север,переплыв Дунай, достиг он волнБалтийского и Немецкого морей.А уж затем на юг, но не назадк сокровищам Востока, но вдольберегов, где чудеса творил Борей,к Франции раздольной.И, вспыхнув там огнем,он искрами покрыл все то, чтоСообществом мы назовем теперь.Не миновав часть Азии, при том.Куда не взглянешь – островкельтский! На полуостровах,Балканском, Пиренейском, и в Бретани,в Британии, где за свет дневной взимали дань,по Дунаю, стремившемуся в неба ширь,Рейну, где девчонка манила дланьюлунатиков к себе на пир, виноградной Роне,нарядной Сене, Луаре, убраннойподсолнухами, теми, ошеломившими Ван Гога,но, конечно, позже, гоготунье Эльбе,в Галлии, в Эльзасе, Боже! —всюду жили галлы, бритты, бельги,словом – кельты.Кто сказать посмеет —кельтов не было у нас?Но вопрос, вот вопрос —где они сейчас?Где же кельты?Где тот светлый авангард?1991
Александрия. Итака. Платон
Александрия, с Итакой на уме
Я посетил город, в котором жил поэт,город моего имени,с маяком на дне моряи книгами на полках облаков,нашел дом, в котором он скрывалсяот вестников, сообщавших ему,что время расставания истекло.Я долго стоял перед темными,дубовыми дверьми его квартиры,прежде чем решился коснуться звонка.Никто не отозвался.С форштевня своего рабочего столапосле утомительного путион шагнул на берег Итаки.А может быть попробовал еще разобойти ее гавань,уйти под парусами в открытое море,опять отправиться в запретном направлениина край света,чтоб вновь послушать смертоносные стихи,погрузиться глубоко в себяи обменяться парой словс мертвыми друзьями.На все он был готов,только бы и дальше шагать по тротуару,которым ежедневно проходил,отправляться в греческую церковьСвятого Саввы на соседней улице,иноверцами не превращеннуюв руины,молить властителей небес ему дозволитьлюбовнице своей единственной,хоть на песке она была каменным домом,не говорить еще последнее —прощай!И у меня стоит перед глазамиобраз Итаки,высеченный на внутренней стенемоих висков,истинная моя родина,которой я обязан всем,и своей жизнью.Но я повторяю его слова,читаю его мысли:суждено тебе на Итаку вернуться,нет никого, кто не вернулся бы,старайся только подольше оставаться в пути,чтоб старость встретить в чужом мире,ибо годы, что проведешь ты от нее вдали,а с ней на горизонте,заставят и тебя понять,что для нас значат все Итаки.(Перевод с сербского Мариной Петкович)
Последнее пиршество Платона
Милану Буневцу
На угощение богатое,такое, что и у богов бы слюнки потекли,с напитками, что сердце воспламенятда вдруг и остановят,когда мечта его сбудется —наполнить мозг вином,как наполнают бочку дубовую,еще с плодами из морских глубин,эффект которых не сравнить с виагрой,от них и обезьяны попадали б с дерев,когда бы на ветвях совокуплялись,не говоря уж о редчашей снеди,от птиц молока и до яиц от попугаев,на это плоти торжество,на парад страсти этот,пригласил всех лично он,сын богачасо звучным именем —Платон,дам первых и вторых,особо оных,паденью склонных(и трех красавиц куртизанок),в них мужей влюбленных,и неверных,и рогоносцев совершенных,и мальчиками обуянных козлов,и неучей атлетов, и сверхученных стариков,чтоб, если есть желанье жрали,бражничали, пели, скакали,под лиры звуки поплясали,пока бы на траву не пали,чтоб напоследок имоткрыть доселетайну, в себе хранимую.Чтобы его слыхали,чтоб поразительная вестьдошла до уха всех,во весь кричит он голос:«Довольно было,ну, довольно!»Не пакость здесь причиной или злоба,а мир душии духа озареньеему велят без сожаленьявсем объявить,что навсегда он оставляет рольустроителя пиров,борделей этих.«А стихи мои,детей от тела моего,здесь перед вами,вот, на папирусе,пусть поглащает пламя. [1]По-ученически смиренно,нога к ноге,отправляюсь на зарек Сократу».2013(Перевод с сербского Мариной Петкович)
1
Жаль – подумает человек, совершая прогулку по страницам истории. Поэзия, все же, исполнена не только страстями, как штрудель с маком или с козьим сыром пирог. Ибо пожелал бы кто-нибудь и сегодня прочесть стихи Платона. Но и пепел развеял ветер. Так что вместо удовольствия, pleaisir du texte – печаль.