Твари, в воде живущие (сборник)
Шрифт:
— Я скажу, что у вас честное лицо, мисс, и я вам верю. К чему разводить бюрократию? Напишите расписку, оставьте залог — и забирайте машинку. Вернете, когда ваши подозрения рассеются… Недели на это хватит?
— Хватит двух дней. Я не страдаю маниакальной подозрительностью. Кстати, над вашей дверью что-то написано про снаряжение?
…Через несколько минут Элис грузила увесистый сверток в багажник.
Контора рыбзавода
27 июля 2002 года, 23:20
Квартира при конторе пустовала очень
— Значит, у крысы есть где-то запасная нора, — уверенно сказал Вайсгер. — Мой братец, даже став утопленником, ночевать на холодном полу разделочного цеха не станет, не в его это привычках. Да и скутер здесь явно лишь собрали — а держали где-то поближе к Пфуллэнду. Не плавали же они к району акций через всё озеро — долго и опасно.
Неожиданно старик предложил:
— Давайте выпьем, Кеннеди. За упокой души моего утонувшего брата.
Лунный свет падал в окно и придавал его профилю самый хищный вид. Кеннеди — в который раз — внутренне содрогнулся. Конечно, Дэнфорд Вайсгер был безжалостным и хладнокровным убийцей, но…
— Выпьем, — решительно согласился он и положил на стол пистолет. От всей этой мерзости необходимо было как-то разрядиться.
Старик извлек из кармана плоскую флягу. Долго рылся в стенном шкафчике — и отыскал наконец два одноразовых стаканчика. Налил оба дополна, во фляжке оказалось выдержанное бренди.
Выпили без тостов. Кеннеди опрокинул свой стаканчик залпом, старик чуть обмакнул в своем губы. Но тут же наполнил опустевшую тару Макса.
— Надеюсь, мы никогда больше не встретимся, агент Кеннеди. Я даже не беру с вас обещаний хранить тайну. — Вайсгер внимательно всмотрелся в лицо собеседника, скупо освещенное луной. — Очень скоро никаких улик не останется, выставляйте себя на посмешище, если угодно…
«Не так-то просто это будет сделать, — подумал Кеннеди, машинально осушив второй стаканчик. — Выцарапать из госпиталя ВВС изуродованные трупы — придется попотеть даже Вайсгеру…»
Он с удивлением понял, что благородный напиток почти мгновенно подействовал на измотанный тяжелым днем организм. Мысли в голове потекли лениво и плавно, мышцы наливались блаженной истомой.
— А что будет с у-убийцами? — спросил Кеннеди. Язык запнулся на простой фразе. Только сейчас спецагент стал понимать, что дело нечисто…
— Ими займутся другие люди. Есть у меня такие.
Кеннеди говорил медленно, тихо, запинаясь (но внутри себя вопил в полный голос ):
— К-как… К-как у в-ва… (я идиот!!!) у в-в-вашего отца? (он же волк! вылитый волк-убийца!! как я не понял!!!) Т-там… н-на… пляже … (пистолет!!! на столе должен лежать пистолет!!!)
— И это раскопали? Ладно, теперь неважно…
Кеннеди не ответил. Комната — и все что в ней было — качалась перед глазами, как каюта в восьмибалльный шторм. Он попытался ухватить пистолет с мотающегося туда-обратно стола — и промахнулся. И во второй раз — промахнулся.
— Ч-т-о-о-о-о-о с ва-а-а-а-м-и-и-и-и, Ке-э-э-э-н-э-э-э-д-и-и-и-и? —
спросил старик с волчьей усмешкой. Он неимоверно растягивал звуки, а голос гремел в ушах иерихонской трубой.Кеннеди сделал последнюю попытку зацепить свое оружие. И не смог. Комната окончательно встала дыбом, затем перевернулась. Пол оказался вдруг потолком — и рухнул сверху на Кеннеди. Не стало ничего.
Непонятно где, непонятно когда, часы стоят
— Хватит, Кеннеди, хватит. Здоровенный мужчина, а растянулся на полу с двух маленьких рюмочек… Просыпайтесь.
Голос вкручивался в ухо, как ржавый шуруп. Одновременно — как два ржавых штопора — в ноздри вкручивался мерзкий, обжигающе-острый запах. Кеннеди чихнул. И тут же голова его взорвалась, как рождественская петарда.
— Вижу признаки активной жизнедеятельности, — констатировал Вайсгер. — Продолжим беседу?
Кеннеди ждал, когда осколки головы-петарды соберутся во что-нибудь относительно компактное и безболезненное. И продолжать беседу не стал.
— Хватит придуриваться! — В голосе старика мелькнули знакомые стальные нотки. — Я могу и рассердиться!
Кеннеди открыл глаза, ожидая нового взрыва боли. Обошлось. Но способность к оптическому познанию окружающего мира не сдвинулась с мертвой точки. Перед глазами была прежняя тьма — чем-то омерзительно воняющая.
— Ах, совсем забыл, — глумливо сказал Вайсгер. — Вам, очевидно, мешает эта штука?
И он поднял с лица Кеннеди большую тряпку, пропитанную не иначе как зловонной эссенцией, над которой лучшие парфюмеры мира бились добрый десяток лет.
Дышать стало легче. Перед глазами оставалась тьма — но превратилась в обычную, ночную, едва-едва разбавленную откуда-то сочащимися лучиками света. Даже, пожалуй, не света — а чуть менее густой тьмы. Луна исчезла. Судя по легкому движению воздуха, дело происходило на улице.
Кеннеди приходил в себя. «Быстродействующий дурман быстро и выветривается», — подумал он. Мысль утешила слабо. Тело обрело чувствительность, но не свободу — руки и ноги были чем-то надежно стянуты. Причем попытка шевельнуть руками отозвалась болезненным нажимом на горло — туда от рук тянулась петля-удавка.
При таких условиях, пожалуй, единственным доступным способом воздействия на оппонента оставался диалог.
— Вы дурак, Вайсгер, — попытался было начать его Кеннеди.
Вместо запланированных звуков из глотки вылетел невнятный хрип.
Через минуту, прокашлявшись и сплюнув отвратительную слизь, Кеннеди попробовал снова:
— Вы дурак, Вайсгер! Зачем вы это затеяли? Никому бы я не стал говорить про подвиги вашего брата… А так — меня обязательно хватятся. И выйдут на вас. Подкупить всё ФБР денег у вас не хватит, и вам стоило бы сейчас, немедленно, попробовать…
— Дурак — вы, Кеннеди! — оборвал его старик. — Умный, образованный, талантливый ДУ-РАК. Вы ведь почти правильно решили сложнейшее, запутанное уравнение — но в финале зачем-то подставили «игрек» вместо «икса», Дэнфорда вместо Джона. И оказались по уши в дерьме. Можете, пока мы ждем Мориса, провести работу над ошибками.