Твёрдость по Бринеллю
Шрифт:
Ночевали они тогда в чужом — тоже пустом — доме, одном из четырех, оставшихся еще в деревне, точнее, ночь провоевали с комарами, которые нахально лезли в разбитые окна: меж густой и высокой травы, заполонившей деревенские улицы, их развелось великое множество; а наутро ушли из пустой деревни назад, и — Анна посчитала — десять лет, десять долгих лет она в том краю не была.
Дом ей очень часто снился. И дом, и его окрестности. Только всегда это был не тот светлый дом, каким она его знала, а — таинственный, с множеством незнакомых темных уголков. И в этих уголках Анна находила во сне очень много диковинного: то старинные книги, то иконы, а то и невиданные сокровища, но перенести эти находки из сна в явь она никак не могла; это бессилие ее мучило,
Поля и перелески, окружавшие дом, представлялись ей в сновидениях не менее таинственными: все пространство вокруг деревни было покрыто густыми, тенистыми, невиданными лесами, берег речки был высок и скалист, и она текла по одному, а не по двум рукавам; много невиданных и крупных ягод, огромных пестрых цветов росло по ее берегам, в воде кишели незнакомые огромные рыбины… Анне всегда хотелось уйти все дальше и дальше по берегу реки или по тропинке леса, и она — из сна в сон — уходила все дальше и дальше от дома и там открывала все новые и новые тайны, а ускользающая сень леса все больше и больше манила ее…
Анна очень любила этот дом — он был частью ее, она была частью его. Лучшие воспоминания детства были связаны с ним… Но с годами он начал приобретать в ее сознании не только таинственную, но и какую-то темную, зловещую силу. Дом словно был заговорен или проклят кем-то: слишком много смертей витало вокруг. И сны о доме стали пугающе-зловещими: то его заполняли мертвецы, то оборотни, а в окрестностях его появились темные всадники…
Все беды и несчастья начались с того, что, внезапно и неожиданно для всех, в доме повесился Аннин дед. Возможно, не так уж и беспричинно. Жил он тогда в доме один, ждал на выходные в гости семерых своих детей-горожан с "чады и домочадцы" да бабку свою, загостившуюся в городе; не дождался и — нашел успокоение в петле, оставив теплые щи в печи да целую флягу браги для гостей… Может, с тех пор и пало проклятье на дом? Мать Анны, в подтверждение этому, не раз вспоминала свой вещий сон: приснился ей тата, уже покойничек. Будто бы видит она его в родном дому, и подает он ей большой такой ключ, вроде бы от дома. "Спрячь, — говорит, — его вот здесь, за трубой, или тут, под порогом. Я еще буду сюда приходить…" Со слов матери выходило, что все это не к добру и надо ждать новых бед. Так, конечно, и оказалось.
Через четыре года в том же доме умерла от болезни Аннина бабушка. Анне накануне было даже "явление" об этом, но она по молодости да по беспечности не собралась съездить в деревню, с бабушкой перед смертью не повидалась, так с ней и не простилась. И с тех пор носит тяжкий камень на сердце уже восемнадцать лет.
Через два года после смерти бабушки один из ее зятьев, молодой, веселый Алексей, возвращаясь на моторной лодке из деревни в город, утонул в реке на глазах жены, детей и прочей родни.
А еще через три года и дом спалили. Тетки не отступались и продолжали по привычке ездить в "баню" и даже переоборудовали баню под жилую избушку, но Анна там не бывала десять лет. Было тошно. Да и зачем?
А вот теперь она без рассуждений собиралась туда. Мать-то хотела только до кладбища добраться, могилу бабушки навестить, но Анна строила более широкие планы.
Рано-рано утром они — Анна с пятилетней Юлькой и Нина Ивановна — встретились на дорожке, ведущей к речной пристани, и, необычно взволнованные, бодро пошагали к реке. Анна выглядела совсем по-дорожному в своих брюках, клетчатой рубашке и с рюкзаком за плечами, а Юлька и бабушка — так, как будто они вышли ненадолго прогуляться: одеты легко, лишь у бабушки на голове извечная косынка, а у Юльки — панамка, так как день обещал быть жарким.
На пристани Анна с некоторым волнением стала ожидать теплохода: десять лет она не ходила по этой дороге, столько же не ступала и на палубу теплохода, который развозит пассажиров по деревням. Мать, конечно, среди ожидающих сразу нашла своих земляков — да чего там, все побережье, почитай, родня — и оживленно кивала головой, здороваясь со всеми подряд.
Наконец подошел теплоход. Причалил, бросили трап, и публика стала взбираться на пристань. Странно, но все было как и тогда, десять
лет назад. Через несколько минут и Анна ступила на шаткие сходни и помогла Юльке пройти по узкому, крутому трапу над живой полоской воды… Но на этом сходство с былым и закончилось.Теплоход оказался не старым тесненьким и темненьким плавсредством, до отказа забитым людьми, а настоящим "лайнером" с просторными и светлыми салонами, диванами, столиками, легкими трапами, по которым Юлька сразу же унеслась на верхнюю палубу. И народу, по сравнению с прежним, поубавилось. Лишь скорость теплохода да блестящая вода за бортом были прежними. Анна вспоминала, как старый таинственный сон, радостные путешествия на том маленьком и тесном теплоходике, где пассажиры и его дрожащие и гудящие борта сливались в одно целое — чужой была только вода, — где полутемные трюмы что-то таили в себе, а с низкого борта, казалось, можно было дотянуться до волны… А здесь… здесь даже туалет был, как в гостинице. И все же Анна радовалась переменам — "Растем!" — и, изучив все удобства нового для нее судна, стала коротать дорогу за чтением, порою отрываясь от книги, чтобы разыскать на палубах Юльку, для которой путешествие по реке было первым в жизни и, конечно, захватывающим.
Спустя полтора часа на берегу появились знакомые очертания села Конецдворье: дома, церковь, колокольня… Анна с забившимся сердцем схватила фотоаппарат и еще на подходе сделала несколько снимков дорогих сердцу с детства силуэтов.
И вот Анна, мать и Юлька сходят на пристань, по мосткам идут на высокий…Неужели он был когда-то высоким, этот берег?… Река все размыла, и береговая круча осыпалась, осела, стала покатой.
Вдоль берега путники направились в ту сторону, откуда начиналась дорога на Питяево — там, за деревней, было единственное на всю округу питяевское кладбище. Шли мимо сельпо, и Анна не преминула заглянуть в магазин: что там изменилось? А перемены были… Раньше в магазине и ковер, и мотоцикл можно было купить, а сейчас сюда же перебрался и продуктовый магазин, поэтому невзрачные платья продавались вместе с тараканьей отравой, а гвозди — вместе с хлебом и крупой. Больше, пожалуй, в магазине ничего и не было.
Мать зайти в магазин наотрез отказалась и осталась на улице судачить с деревенской знакомой (может, бывшей одноклассницей?). Анна чувствовала, что настроение у матери не очень-то веселое — видно, кожей ощущает себя здесь уже гостьей, испытывает неловкость, потому и заупрямилась, не захотела заглянуть в сельпо. А может, мать досадует на то, что Анна чувствует себя здесь более уверенно?
Где начинается дорога на Питяево, им пришлось спрашивать. Мужик в ответ махнул рукой: дескать, правильно идете. Значит, не забыли еще окончательно.
Проходя мимо чьего-то хлева, Анна вдруг почувствовала настоящий деревенский запах: пахнуло навозом.
— Юлька, хочешь понюхать, как пахнет настоящий навоз? — спросила она дочку.
Та брезгливо сморщила носишко, а Анна блаженствовала… Юлька взглянула на маму недоверчиво: может, она притворяется?
В загоне они увидели овец и барана.
— Юлька, вот настоящие овцы, — походя пояснила Анна.
— Я никогда не видела их живых! — радостно закричала Юлька. — Но это не овцы, а телята!
Ах, бедная Юлька! Конечно, для нее это были телята. Ну разве могла она себе представить, что какие-то нарисованные книжные овечки окажутся такими большими… как телята?…
Наконец они вышли на пыльную дорогу и зашагали полем. Идти нужно было пять километров. Мать и Юлька вырвались вперед, а Анна сбросила с себя рубаху и, оставшись в маечке, подставила белые плечи палящему солнцу.
Но прогуляться полем и насладиться деревенской дорогой им не довелось. Анна вдруг услышала знакомые звуки и оглянулась. Их догонял красный "жигуленок". "Вот кстати", — сразу подумала она, и только потом удивилась: "Жигули" — на этой дороге? Да это все равно что посреди тундры! Для деревни — лошадь, трактор, грузовик, мотоцикл наконец, но чтобы здесь когда-нибудь появился "проклятый частник"?! Этого Анна не ожидала. Поэтому, когда машина остановилась и они, приняв молчаливое приглашение водителя, дружно уселись в нее, Анна первым делом спросила: