Твердый сплав(Повесть)
Шрифт:
Дальше. Если бы чекисты знали что-нибудь определенное, они бы его арестовали: так спокойней. Раздумывая, Савченко приходил к выводу: нет, я в тени, меня обвинить не в чем.
Тогда он успокоился. Со временем удастся достать образец сплава для анализа, и пусть Запад этим и ограничится. В конце концов поймут же там, что агент — человек, а не иголка, и не может он пролезть в замочную скважину сейфа.
18
Весна, весна!.. Еле уловимые приметы ее угадывались во всем. Люди, выходя на улицу, с улыбкой подставляли лицо теплому, пахнущему
Черкашин был недоволен затяжкой расследования. Пылаева он вызывал часто, чаще, чем обычно, и тот всякий раз шел к нему так, будто его ожидали бог весть какие неприятности.
По особых неприятностей не было. Генерал просил его рассказывать — что нового, а потом шагал по кабинету: так легче думалось.
Как-то раз Пылаев предложил арестовать Савченко и вести открытое следствие. Генерал, круто повернувшись, остановился перед ним:
— Легкого пути ищете? А потом — кто вам разрешит арестовать его? У вас нет улик. Так что отпадает… Какие дополнительные меры приняты вами по наблюдению?
Пылаев нехотя перечислял: в соседней квартире поселился сотрудник, следит за теми, кто приходит к Савченко. Постоянное наблюдение ведут сотрудники оперативного отдела. Генерал ходил, слушал, кивал и ни к чему не мог придраться…
Савченко продолжал жить ровной, размеренной жизнью. Сейчас, с гибелью Тотера, оборвалась единственная нить, связывавшая его с другим миром. Рано или поздно, разумеется, эта нить будет восстановлена, к нему придут; не такие нынче времена, чтобы разведка легко разбрасывалась своей агентурой. Но только это случится позже, когда все успокоится.
Но связь пришла скоро и совсем неожиданно. В выходной день он гулял с дочкой, заходил в магазины, накупил ей игрушек. Они уже шли домой, когда с ними поравнялся высокий сухощавый мужчина. Он скользнул взглядом по Савченко и, поглядев на него еще раз, уже внимательнее, воскликнул:
— Господи, неужели это ты!
Затем он, широко и счастливо улыбаясь, обнял Савченко. Легким шелестом прозвучали слова:
— Твердый сплав. Константин Лаврентьевич. Из Нейска…
Савченко, чуть отстранившись, еще несколько секунд вглядывался в лицо незнакомца, а потом нерешительно спросил:
— Костя?
— Ну да! Не узнал сразу, а?
Они хлопали друг друга по спинам, ощупывали один другого, и Костя без умолку говорил, что он искал Савченко, но ему сказали, что того видели в последний раз в рабочем отряде, в Нейске.
— Я уже думал: тебя нет в живых. Ты что ж, с рабочим отрядом отступал?
— Нет, ушел в партизаны… Да это долгая история…
— Потом, потом, — замахал руками Костя. — А это, конечно, наследница? А ну-ка, покажись, дочка. Ох, какая она у тебя!
Константин Лаврентьевич, взяв Савченко под руку, пошел с ним, сияя от счастья. Каждый понимал — встретились старые, много лет не видевшиеся друзья. И теперь, по дороге к дому Савченко, Константин Лаврентьевич без умолку рассказывал о том, что работает он сейчас в Уфе, на одном из заводов, сюда приехал с профсоюзной делегацией — обмениваться опытом. Он говорил только
о себе, упомянул вскользь свою фамилию — Королев и вспомнил какие-то подробности их совместной работы в Нейске, когда он, Королев, был диспетчером. У Савченко он не спрашивал ничего, и тот догадался, что Королев узнал о нем все, а сейчас, на всякий случай, сообщает сведения о себе — все-таки «друзья» еще с довоенных лет.На лестнице Савченко шепнул Королеву: никаких деловых разговоров, возможно подслушивание, слежка. Тот кивнул и спросил: «Где Тотер?»
— Провалился. Я успел уйти. Кажется, вне подозрений. У вас все чисто?
— Все. Потом…
На лестничной площадке Королев уже басил:
— А ну, открывай, показывай свои хоромы… Погоди, а в магазин-то мы не зашли! Полагалось бы по такому случаю…
— У меня есть, — поворачивая ключ, ответил Савченко. — Настоящий ереванский, жена с гастролей привезла еще прошлым летом…
Пылаев читал донесение одного из оперативных работников и пытался представить себе — что это? Действительно ли встреча двух старых друзей или тонко разыгранная сценка?
Часу в седьмом в кабинете Пылаева зазвонил телефон:
— Товарищ подполковник? Это Мызников говорит. Поехали на машине втроем: он, гость и девочка. Кажется, в сторону Северного шоссе.
— Хорошо, — ответил Пылаев.
Он тут же набрал другой номер: в ОРУДе машина Савченко была на учете, сейчас Пылаев только сообщил, чтобы посты усилили наблюдение на пригородных шоссе.
— Видишь, что получается, — сказал он Шилкову. — Все мило и мирно: друзья встретились, выпили, поехали кататься, взяли с собой малыша. Все хорошо! А ведь только в машине они гарантированы от того, что их могут услышать. Да, много бы я отдал, чтобы быть сейчас там…
— Но девочка…
— Пустое. Они найдут способ отвлечь ребенка. Одна шоколадка — и ей будет ровным счетом все равно, о чем шепчутся взрослые.
Шилков промолчал. Конечно, никто не будет спорить с тем, что враг хитер. Но неужели нельзя за длинный ряд долгих — очень долгих недель уличить по сути дела уже обнаруженного врага, схватить его? Может быть, они просто чего-то не додумали?
— Что невесел? — пошутил Пылаев.
— Да так. Все ли мы сделали, товарищ подполковник?
— Нет, не все.
Шилков оживился:
— Я тоже так думаю.
— Вот и позвони домой Трояновскому и узнай, как старик себя чувствует. Он будет очень доволен. Любит поговорить. Кстати, проверь, как охраняется его квартира. Сейчас нельзя ручаться ни за что. И, возможно… — он не договорил.
Шилков видел перед собой прежнего Пылаева, веселого, с лукавой усмешкой, — такого, каким Шилков не видел его давно и каким он бывал всегда, когда дело шло хорошо.
— Вы что-нибудь знаете, товарищ подполковник?
— Что-нибудь да знаю, — ответил тот. — Таблицу умножения например, грамматику… Тебя еще знаю.
— Нет, я серьезно.
Пылаев, все еще продолжая посмеиваться, положил локти на стол и перегнулся к помощнику:
— Будто бы ты сам не знаешь того же, что знаю я.
— Но этого еще мало!
Подполковник взглянул на часы:
— Недолго ждать, увидим. Ты понимаешь — сейчас это и для него решающие часы.