Твердый сплав(Повесть)
Шрифт:
— Так, значит, вы партизанили с ним? — удивленно и обрадованно воскликнул Шилков. — А я ведь к нему по этому делу еду…
— По какому делу? — недоверчиво косясь на Шилкова, спросил старик.
— Словом, материал один собираю… о партизанах.
Старик закивал головой, будто поняв, наконец, кто его попутчик, и, улыбнувшись, довольно погладил усы.
— Так вы бы так сразу и сказали. Вы, значит, писатель? Мне говорили — должен приехать писатель.
Шилков промолчал; он не стал разубеждать старика. А тот уже протягивал ему руку:
— Ну, давайте тогда знакомиться: Кареев, директор Быльевской школы. Будет
— Спасибо. — Шилкову хотелось сразу же, вот здесь, расспросить его, но он сдержался.
— Стрешнев в одну ночь поседел, когда отряд Гаврилова разгромили каратели, — неожиданно сказал Кареев. — Отряд к нам шел — и не дошел. Пятьдесят человек, все рабочие — замечательные люди. А Гаврилов, мой ученик, — закадычный друг Стрешнева. Ну, Стрешнев и поседел, как узнал про это. Вот времечко-то было…
— Да, тяжелое время, — согласился Шилков. — Но отряд-то у вас был боевой, я тут встречался в городе с бывшими партизанами. В основном — рабочие комбината, да?
— Много было рабочих, — кивнул Кареев.
— Даже один уралец был, — небрежно сказал Шилков. — Уральский сталевар.
— Это кто же?
— Дробышев. Ну, высокий такой, здоровый… Да вот у меня даже его фотография есть.
Он протянул Карееву фотографию, тот долго вглядывался в нее, далеко отодвигая от себя, и, наконец, вернул Шилкову.
— Что-то вы путаете, молодой человек. Я в отряде каждого знал, до последнего кашевара. Путаете! У нас такого не было.
Шилков, пожав плечами, положил фотографию обратно в бумажник.
— Что ж, может, и путаю. Мне сказали, что он пошел к партизанам.
Кареев ответил тихо:
— Так, может, — не дошел? Гавриловский отряд, например, целиком погиб, ни один человек к нам не прорвался…
Шилков верил этому старику-учителю, верил его памяти, зная, что в те годы каждый человек был на глазах и трудно было забыть такого видного и, надо полагать, своеобразного человека, как Дробышев. Поэтому он согласился — да, действительно, мог не дойти.
Полузакрыв глаза, Шилков думал о том, все ли доступные сейчас средства розыска использованы и нельзя ли предпринять еще что-либо. Ну хорошо: на городском почтамте, там, откуда он приехал в Нейск, установлен надзор за переводами на имя Дробышева. Что ж, если такой перевод придет и мнимый Дробышев явится за ним, он будет задержан. Но Шилков заранее и с уверенностью мог сказать, что никакого перевода больше не будет и мнимый Дробышев, раз уж его знает дочь настоящего Дробышева, попытается переменить паспорт. Быть может, даже переедет в другой город.
Изменит внешность — усы отпустит или бороду. Нет, все, что сделано до сих пор, — только «профилактическая» мера, не больше.
У него не было никаких сомнений в том, что человек, которого он ищет, неспроста присвоил себе паспорт и имя Дробышева. Паспорт? Шилков снова подумал: откуда у него, в таком случае, мог очутиться паспорт Асиного отца? Если это не поддельный, то он мог попасть в руки врагов только вместе с Дробышевым, живым или мертвым.
Кареев рассказал ему о погибшем отряде — может ли случиться так, что Дробышев был именно там? Может. И ведь никого не увидишь из этого отряда — погибли все. В таком случае, ничего найти не удастся.
Последнее письмо жене Дробышев написал в конце июня.
— Вы не помните,
когда погиб отряд Гаврилова? — опросил Шилков.Кареев в это время рассказывал, как в лесу была устроена школа для партизанских ребят. Он удивленно взглянул на Шилкова: вопрос был задан неожиданно.
— Тридцатого июня, — ответил он. — Мы, когда пришли туда, увидели только стреляные гильзы да головешки от костра. По-видимому, на них нагрянули внезапно…
Секретарь райкома принял Шилкова сразу и, узнав, по какому делу и откуда он прибыл, даже присвистнул от удивления: «издалека же вы!» Нет, он тоже не знал этого человека, не видел его никогда. «Что же делать? — подумал Шилков. — Садиться в поезд и ехать обратно в Нейск? А там что?» Ну, положим, он может раскопать каких-нибудь старожилов, которые сдавали комнаты или знали людей, сдававших комнаты приезжим.
— Единственное, что я вам еще могу посоветовать, — берите машину и поезжайте по селам. В пяти или шести из них — я вам дам адреса — живут бывшие связные. Вот в колхозе «Партизан» Наташа Гуро, например. Она бывала в разных отрядах, ходила и к Ковпаку и к Медведеву — как знать, может быть видела там этого человека.
— Спасибо, — ответил Шилков. — У меня еще один вопрос к вам…
Он поглядел на седые волосы Стрешнева и спросил нерешительно:
— Гаврилов… ваш друг… работал на комбинате?
— Да. — Стрешнев вопросительно взглянул на капитана.
— Трагедия отряда вам известна во всех подробностях?
— Более или менее. В одной из деревень рассказывали, что в лесу — а где точно, неизвестно — эсэсовцы зарыли несколько десятков трупов. Правда, и эсэсовцев вернулось назад меньше, чем уходило, но…
— А вы часто виделись с Гавриловым до войны? Скажем, когда виделись в последний раз?
— Перед самой войной. Я как раз был в городе — ну, конечно, жил у него…
— Вот почему я вас об этом спрашиваю, — мягко перебил Стрешнева Шилков. — Не говорил ли он вам, что у них на комбинате проводят опытное литье двое приезжих металлургов: один сталевар, магнитогорец, а другой — инженер, откуда он, точно не знаю.
Стрешнев покачал головой:
— Нет, что-то не помню.
Собственно говоря, Шилков и не ждал иного ответа…
Сани мчались по улице, взметывая серебряную снежную пыль. За первой упряжкой мчалась вторая; в санях стоял, широко расставив ноги, баянист и громко пел:
Мой миленок — что теленок, Только разница одна: Мой миленок ходит в баню, А теленок — никогда.Шофер, привезший Шилкова в «Партизан», проводив сани восхищенным взглядом, вдруг воскликнул:
— А ведь свадьба. Ей-богу — свадьба! Ну, значит, застряли мы с вами.
Разыскать председателя колхоза оказалось делом вовсе не легким. Свадьбу справляли на широкую ногу, столы были накрыты в двух домах, и председатель, как сказали Шилкову, сидит сейчас либо у жениха либо у невесты.
— Уже под мухой, наверно, — доверительно высказал догадку шофер, и по тому, как это было сказано, Шилков без труда понял, что шоферу самому д'oсмерти хочется отдохнуть, повеселиться на свадьбе и выпить за здоровье молодых.