Тверской баскак. Том Четвертый
Шрифт:
В изначальном плане конницу должен был подпирать полк Хансена, но в реалиях пехота имела шанс успеть разве что на «церемонию награждения».
Калиде эта ситуация не нравилась еще больше, чем мне, но он только хмурился и молчал. Злорадно тыкать пальцем, мол я же предупреждал, было не в его правилах. Он свое слово сказал — я не послушал. Теперь для всех нас оставался только один путь — идти до конца. Мы оба понимали, что остановиться на полпути невозможно, потому как тогда засадные полки Зосимы и Гороха вообще останутся с ордой один на один.
Дорога пошла вверх,
Подлетев ко мне, стрелок осадил коня и, нагнувшись к самому уху, выдохнул только одно слово.
— Татары!
«Что за черт! — Мелькнула первая же мысль. — Откуда?! По всему, сейчас у Аланая должно быть только одно желание — оторваться от нас как можно дальше. А он что делает…?»
Не додумав, пришпориваю коня и, обгоняя застывшую колону, мчусь на вершину. Слышу, как вслед за мной срываются в галоп Калида и Прохор. Втроем влетаем на вершину, там уже стоят Соболь и московский тысяцкий Бажен Волчич.
Резко осаживаю коня рядом сними.
— Где?! — Окидываю взглядом открывшееся пространство. Пологий спуск холма катится открытой равниной почти до самого горизонта, и только там его встречает лесная стена.
— Вон! — Тычет вдаль Ванька, и теперь уже и я вижу черную полосу у кромки леса.
Прищурившись, вглядываюсь в даль и различаю растущую массу всадников у темной полосы деревьев. Уже сейчас можно сказать, что это не дозорный отряд и не какие-нибудь отколовшиеся мародеры. Там у границы леса, на вскидку, уже больше тысячи, и видно, как прямо на глазах линия всадников все растягивается и растягивается.
— Это сам Аланай и вся его орда! — Выносит однозначный вердикт Калида. — И до них верст десять.
Чувствую, как взгляды всех троих устремились на меня, и, даже не глядя в их строну, кожей ощущаю застывший в них вопрос — что это значит?!
«Хотел бы я сам знать! — Усиленно ворочаю мозгами, силясь понять логику врага. — Царевич развернулся на сто восемьдесят! Он что обезумел?! Чего он хочет?! Разгромить нас по частям?! Да нет, он же не дурак и понимает, что мы боя не примем. Отойдем до соединения с пехотой, а там уж численный перевес будет на нашей стороне».
Разные мысли крутятся в голове, и пытаясь их упорядочить, вытаскиваю карту. Прикидываю на ней нашу нынешнюю позицию и задаю себе все тот же вопрос. Чего же хочет добиться ордынский вожак?!
Карта составлена мною еще позапрошлой зимой, когда я проезжал через Рязань. Почти все объекты нанесены лишь по рассказам и описаниям местных жителей, и этот лист бумаги можно назвать картой лишь весьма условно. Я все это знаю, и тем не менее мой взгляд упирается в отмеченную линию реки Прони и значок брода рядом с ней.
«Вот оно что! — Вдруг осеняет меня. — Аланай решил вернуться к броду. Видать, как только его передовые разъезды наткнулись на дозоры Зосимы с Горохом, он догадался в какую ловушку его загоняют. Догадался и развернул орду обратно на север».
Веду глазами идущую почти строго
с юга на север линию реки и понимаю ход мыслей степного царевича. Здесь единственный брод на десятки верст вверх и вниз по течению, перейдя по нему реку, он попросту отгораживается ею от нас и выскальзывает из расставленной ловушки. Пусть в этом случае путь к верховьям Дона будет намного длиннее, и скорее всего, придется договариваться с мордвой о проходе через их земли, но это уже неважно, когда дело идет о жизни и смерти.До этого я был полностью уверен, что столкнувшись с заслоном, орда обязательно попытается прорваться в степь. Будет долбиться в лоб, пока не опрокинет заслон или мы не захлопнем капкан. А они вон какой кульбит отчудили!
«Да, недооценил ты царевича! Промашечка вышла! — Запоздало укоряю самого себя. — Это тебе в науку, чтобы не считал всех дурнее себя. Вон царевич-то провел тебя на раз и сейчас неизвестно кто кого поймал. У него четыре тысячи сабель, а у тебя всего шестьсот!»
Понимая, что сейчас не время посыпать голову пеплом, поворачиваюсь к Калиде и тыкаю пальцем в значок брода.
— Аланай ведет орду сюда! Хочет уйти на правый берег Прони.
Тот долго рассматривает план, а потом поднимает на меня понимающий взгляд.
— Если орда уйдет за Проню, нам ее уже не догнать!
— Вот и я о том же! — В сердцах раздраженно машу рукой. — И упускать не хочется, и удержать сил нет! У него четыре тысячи, а у нас…!
Подъехавший Соболь тоже сунул нос в карту, а потом ничтоже сумняшеся заявил.
— Подумаешь тыщи, нам что привыкать! Встанем у брода насмерть, и ни один супостат живым реку не перейдет!
За свою дерзость он тут же получил от Калиды разнос.
— Ты куда лезешь! Тебя кто спрашивал! — Он чуть реально не всыпал Ваньке подзатыльник как в прежние годы, но сдержался. Все ж полковник уже. — Встанет он стеной! Ты мне геройствовать попусту брось! Тут не в твоей пустой башке дело!
Не унимаясь, Калида невзначай бросил взгляд в мою сторону, и Ванька враз просек, что тот имеет ввиду. Он тут же отработал назад.
— А всем-то там и незачем стоять. Я со своими и один справлюсь, а вы с консулом как раз подмогу приведете.
На это я лишь усмехнулся про себя.
«То же мне царь Леонид! У нас тут не Фермопилы, но все же мысль дельная, да и продержаться-то нам надо дня два максимум, а потом уж и полк датчанина подойдет».
Часть 2
Глава 4
Семнадцатое июня 1255 года
Поднимая фонтаны брызг, конница с марша переходит реку и тут же спешивается. Не давая бойцам передохнуть, Калида тут же раздает наряды.
— Первая рота, давай в лес, — его голос накрывает весь берег, как иерихонская труба, — рубите колья. Вторая и третья, за мной.
Вместе с Соболем и капитанами рот он отмеряет длину береговой полосы напротив брода.
— Вот так! От сих до сих! Копать ров и вал сыпать.
Московский воевода, как и вся его дружина, все еще в седле, и я бросаю на него многозначительный взгляд.