Тверской баскак. Том Четвертый

Нет, я не сожалею, просто слегка пугаюсь того, как быстро течет время. Пусть не впустую, пусть потихоньку дело движется и все меняется вокруг, а все равно жутковато.

«Не успеешь оглянуться, а уже все, конец…! Лежишь, укутанный в саван, и земелькой тебя присыпают!»

Мотнув головой, гоню прочь тоскливые мысли и поворачиваюсь к сидящему рядом голове моей судостроительной верфи.

— Так вот, Иван Еремееч, чего я тебя позвал-то! — Показываю ему на мачту катамарана и убранный под рею парус. — Надо бы паруса на всех кораблях поменять!

— Чего это! — Тот недовольно вскидывается, и я мысленно усмехаюсь.

«Десять лет прошло, а Еремеич не меняется!»

Та новгородская плотницкая артель, что я когда-то привел для строительства в Твери первого катамарана, спустив его на воду, вернулась домой, в Новгород, а вот староста их, Иван Еремеич, остался. Ныне уже руководит всей верфью, строит по три-четыре корабля в год, а характер его все такой же склочный. Чуть что не по нем, чуть что-то новое и непривычное, так сразу в штыки.

Надо сказать, меня эта его привычка здорово бесит, отвык я уже от дебатов. Ей богу, выгнал бы уже давно, если бы не его золотые руки! Других таких не найти! Он на глаз режет так, будто линейкой отмерил, и работу что он сделал можно не проверять, он сам сто раз переделает, ежели ему что не так. Себя и всех вокруг загонит, но любая вещь из его рук выходит любо-дорого поглядеть.

Вот и сейчас глушу в себе желание повысить голос и, взяв обломок сучка, рисую прямо на земле.

— Смотри! Купцы, что корабли у тебя заказывают, по старинке ставят на мачту прямой парус, он ветра поболе забирает и тянет лучше. Это так! Но только в море, где ветер и курс сутками не меняются. А на реке-то все по-другому! — Рисую извилистую полосу, корабль и направление ветра. — Гляди! Вот здесь ветер дует прямо в корму, тут уже в бок, а вот на этом участке чуть ли не встречный. Прямой парус надо то убирать, то снова поднимать, то опять убирать, чтобы не мешался. Суеты много, а пользы на грош!

Поднимаю взгляд на притихшего старосту и рисую уже отдельно мачту.

— Мы же поставим косой парус вот так, — рисую ему обычный гафель с двумя реями, — вернем шверт, который мы вначале ставили, а сейчас уже многие поснимали, и тогда наш кораблик пойдет под боковым ветром только в путь!

Еремеич, молча почесав затылок, все-таки гнет свое.

— А ежели ветер попутный, много ли пользы от твоего лоскута будет?

Я уже готов к тому, что мой главный корабел так просто не сдастся, и спокойно объясняю дальше.

— Смотрю сюда! Ежели большое открытое пространство и ветер устойчивый, то можем поднять еще стаксель. — Еремеич морщится от незнакомого слова, а я рисую еще один треугольный парус в носу корабля и уверенно добавляю. — Вместе эти два в тяге не уступят большому прямому парусу, но будут более прочными, да и управлять ими намного легче, а значит и людей на палубе потребуется меньше.

Бывший новгородский староста хоть мужик и склочный, но с головой дружит, этого у него не отнять. Ежели ему все толково и с уважением объяснить, и разумный смысл до него дойдет, то он завсегда согласится, хоть и поупирается для приличия.

Вот и сейчас Еремеич еще побурчал себе в бороду, а потом махнул рукой.

— Ладно, сделаю как ты просишь, но ежели что…

Я усмехаюсь в ответ.

— Знаю, знаю! Тебя не винить, ты предупреждал!

Староста хитро' щурится мне в ответ, а я добавляю уже абсолютно серьезно.

— В путь двинемся в конце мая, так что сроку тебе месяц. Успеешь?!

Сказав, поднимаю взгляд наверх, туда где меня ждут два моих телохранителя, и вижу, как к ним на полном скаку подлетел всадник. Осадив коня, он спрыгнул на землю и, что-то крикнув моим охранникам, побежал ко мне вниз.

По форме узнаю конного стрелка из городской стражи и понимаю, что раз такая спешка, то новость срочная.

«Интересно, плохая или очень плохая!» — Усмехнувшись, вновь бросаю вопросительный взгляд на Еремеича, и тот ворчливо бурчит.

— Да понял я, понял! Сделаю все, как ты сказал, когда я тебя подводил!

Это верно, несмотря на всю свою несговорчивость, не было раза, чтобы он не выполнил моего задания в срок, поэтому удовлетворенно кивнув, я оставляю его и начинаю подниматься по склону навстречу торопящемуся гонцу.

Не добежав метров пяти, тот уже начинает кричать.

— Господин консул, там боярин Малой с Орды вернулся, так Калида тебя кличет!

«Фу ты черт! — Мысленно крою гонца по матери. — Так чего ж ты несешься-то так, заполошный! Чай боярин то не пропадет никуда, коли уж вернулся!»

Собираюсь уже высказать свое недовольство вслух, но увидев раскрасневшуюся веснушчатую физиономию совсем молоденького бойца-первогодка, лишь в сердцах машу рукой.

— Да не ори ты, понял я уже!

По инерции тот все же повторяет еще раз.

— Господин Калида велел срочно тебя найти!

Не отвечая, прохожу мимо, смеясь про себя.

«Этот от усердия и лоб себе расшибет, не заметит!»

* * *

Мои шаги гулко разносятся под высокими сводами. Длинный коррид приказного дома сменяет лестница на второй этаж, затем снова коридор, и в дальнем конце приемная моего кабинета.

Стоящий у входа стрелок распахивает передо мной двери, и уже с порога мой взгляд выцеливает вскочившего из-за стола Прошку и сидящих в ожидании Калиду, и только что прибывшего боярина Малого.

С первого же взгляда вижу, что ближник Ярославов прилично сдал за эти полгода. Пропал округлый животик и былая пухлость щек, а на широком лице остались только торчащие скулы да по-прежнему ярко горящие глаза.

«Что и говорить, — мысленно констатирую очевидную истину, — русскому человеку в Орде в любое время не сахар, а уж когда тебя в любой момент могут предать лютой казни, так и говорить не приходится!»

Едва войдя в горницу, радушно раскидываю руки.

— Рад! Рад видеть тебя, Фрол Игнатич, в добром здравии!

Боярин Малой делает шаг мне навстречу, и я крепко обнимаю его, по-дружески похлопывая по широкой спине.

— Вижу, нелегко дались тебе эти полгода, боярин, но ничего, сейчас отоспишься, отдохнешь дома как следует! — Отпускаю его, все еще держа на лице широкую улыбку.

Пока идем к столу, расспрашиваю его о жизни при ханском дворе, о том как там встретили Великого князя и Ярослава. Тот рассказывает мне в деталях то, о чем до меня уже дошли слухи.

— Великого князя Владимирского, как и Ярослава Ярославича, Батый принял хоть и прохладно, но все же как верных данников, а не изменников. — Начал говорить Малой. — Не зря к тому времени я уже пороги всех его нойонов пооббивал. Все что было, до последней копейки, этим кровопийцам раздал!