Тверской Баскак. Том Третий

— Итак, святой отец, что вы хотели мне сообщить?

Круглое лицо моего собеседника расплылось в наигранной улыбке.

— Я Винченцо Перуджо, специальный посланник Святого престола ко двору князя Миндовга. Видите ли сей уважаемый правитель изъявил интерес к истинной вере, и папа Иннокентий IV послал меня в Новогрудок, дабы я смог быть наставником ему в этом праведном деле, а заодно и покрестил дочь его, Гинтаре, решившую принять христианство.

Я слушаю его с показным терпением, давая понять, мол все это очень занятно, но мне совершенно неинтересно.

Однако на папского нунция это впечатления не произвело, и не теряя хладнокровия, он продолжает вещать в той же неторопливой манере.

— Ныне я еду во Владимир, дабы передать послание папы Иннокентия Великому князю Ярославу. На пути туда я не мог не посетить славный город Тверь, ибо много хорошего о нем слышал, как и о его консуле.

Я терпеливо жду, когда же нунций перейдет к сути, и начинаю уже откровенно скучать, когда слышу то, что заставляет меня вспомнить Иргиль.

— Дочери князя Миндовга, получившей в крещении имя Марты, ныне пятнадцать лет, и когда я крестил ее, мне пришла в голову вот какая занятная мысль. — Маленькие глазки нунция вцепились мне в лицо. — Ежели консул Твери, крещенный по католическому обряду, женится на Марте, также обращенной в христианство по истинному обряду, то такой брак будет крайне выгоден обоим государствам, как Твери, так и Литве.

Не отводя глаз, я мысленно добавляю.

«А еще больше выгоды этот брак принесет Святому престолу в Риме!»

Толстый человечек напротив все-таки глотнул сбитня, почмокал губами и вновь поднял на меня взгляд.

— Так что ответит мне, консул?!

Мой собеседник явно воспользовался старой информацией и не знает, что я давно уже перешел в православие, но переубеждать его я не спешу, потому как мне интересно, насколько его предложение серьезно и кто за ним стоит.

— Вы думаете, князь Миндовг захочет породниться со мной?

Губы нунция тронула хитрая улыбка.

— Поверьте, если мы с вами договоримся, то все вопросы с литовской стороной я возьму на себя.

Гость еще что-то говорит, а я быстро прикидываю все за и против.

«Что этот брак даст мне? Да ничего! У Миндовга таких дочерей столько, что он сам не помнит всех их по именам. Рим хочет заманить меня невестой с княжеским титулом, но явно переоценивают мой снобизм. Право на престол и прочие аристократические прибамбасы меня мало интересуют! К тому же война с Литвой за Полоцк неизбежна, и литовская жена будет мне только помехой. Да и брак с католичкой рассорит меня с православной церковью, что мне совсем ни к чему».

Приняв решение, я спокойно дожидаюсь, пока нунций замолчит, а потом начинаю.

— Мне не хотелось бы вас огорчать, отец Перуджо, но у вас устаревшие сведения. Я давно уже перешел в православие, и брак с католичкой для меня невозможен

Посланник Рима так расстроился, что не смог удержаться и не съязвить.

— А были ли вы вообще когда-нибудь верным сыном католической церкви? Может, вы были таким же католиком, как и посланником папы?!

Держа на лице все туже радушную улыбку, вкладываю в голос максимум угрозы.

— Не советую вам, святой отец, задаваться этим вопросом. Излишнее любопытство часто укорачивает жизнь.

Посланец Рима уже понял, что перегнул палку, и пошел на попятный.

— Вы неправильно меня поняли! Я к тому, что скоро Миндовг примет католичество, Великий князь Ярослав тоже не прочь принять руку помощи от папы. Если бы и консул Твери вернулся в лоно истинной церкви, то только представьте, какими общими силами мы могли бы выступить против неверных монголов.

В отличие от него я знаю, что Миндовг не долго усидит на престоле в христианской короне, а после него в Литву вернется язычество. Ярославу же вообще не суждено принять участие в этой игре, несмотря на обещания папскому посланнику.

Эта мысль вызывает у меня усмешку, и я отрицательно качаю головой.

— Нет никаких общих сил и не будет! И браком тут ничего не исправишь. Миндовг вон со своими родными племянниками воюет не на жизнь, а на смерть, что ему зять какой-то.

Нунций уже понял, что все его ухищрения здесь ни к чему, и решил играть в открытую.

— Вижу, мой вариант вас не заинтересовал, но вы же не будете отрицать, что ищете союзников? — Улыбнувшись, он показал маленькие пожелтевшие зубки. — У датского наместника в Ревеле, ярла Густава Харреманда, подрастает дочь. Что вы скажете о таком союзе? Выход к Балтийскому морю был бы на пользу вашему торговому товариществу.

«Попытка надавить на честолюбие и гордыню не удалась, попробуем поманить возможными барышами. — Мысленно комментирую маневр гостя. — И все только ради того, чтобы сколотить здесь на востоке католический блок».

Если бы в словах этого человека была бы хоть капля реальности, то было бы еще о чем подумать, но датчане сами еле держатся в Эстляндии и в Русских княжествах видят лишь угрозу. Свадьба с дочерью наместника вряд ли чего исправит, а проблем принесет мне выше крыши.

Вновь отрицательно качаю головой и поднимаюсь, давая понять, что разговор окончен.

— Не обессудьте, святой отец, но ваши предложения для меня неприемлемы.

Губы толстяка вытягиваются в тонкую неприятную нить, показывая мне, что этот пухлый человечек может быть очень злопамятным и мстительным. Поэтому провожая его до двери, негромко напоминаю ему о сдержанности.

— Будет лучше, отец Перуджо, если впредь вы нигде больше не будете упоминать о своих сомнениях относительно меня. — Его взгляд взлетает к моему лицу, и я дожимаю. — Для вашей же безопасности, святой отец!

Едва посланник Рима скрывается в дверях, как я слышу шум и знакомый громоподобный бас.

— Куранбаса, на зли меня! Что значит, он никого не принимает! Я что гость?! Я друг! И чтобы навестить друга мне разрешение не нужно!

Узнаю голос новгородского боярина Горяты Нездинича и, выйдя в приемную, спасаю своего стража.

— Да пусти ты его, Куранбаса, а то ведь задавит, медведь такой.

Половец с облегчением уступает новгородцу дорогу, и тот, распахнув объятия, устремляется ко мне.

— Дай обниму дорого друга!

— Стоп! — С ужасом кричу я на него, представляя, что он сейчас сделает с моими ранеными ребрами. — Ты что не знаешь, что ли?!

— Ааа! — Сконфузившись, расплывается в улыбке Горята. — Забыл совсем!

Уже аккуратно обнявшись, мы идем в кабинет, и по пути боярин рассказывает, что в Тверь он приехал не один, а со старшим братом, но Богдан остался на постоялом дворе, а он вот сразу ко мне. Узнать, что мол и как?! Жив ли?!

Тут он радостно засмеялся.