Тверской Баскак
Шрифт:
Строй заканчивается, и я вижу, как Калида, прекратив орать на кого-то из задних рядов, спешит присоединиться ко мне. Не дожидаясь его, молча разворачиваюсь и иду обратно. Если честно, это не какой-то хитрый ход, это растерянность. Я не знаю с чего начать. Проблем не счесть! Это же не бойцы, а стадо какое-то! Как их учить, как вообще до них достучаться?! А оружие?! С таким вооружением от них пользы немного! Их надо учить, их надо вооружать, а на какие шишы?!
«Может рановато я все это затеял?! — Мелькает в голове пораженческая мысль. — Поднакопил бы сначала деньжат, собрал бы вокруг себя сторонников,
Неожиданно проникаюсь пониманием, что со всей глыбой сразу не справиться и надо бы задачу разделить на этапы.
«Для начала было бы лучше, если бы по тревоге выходил не весь город, а хотя бы та часть, которую сегодня можно удовлетворительно вооружить». — Задумавшись, застываю на месте, и тут напряженную тишину вдруг нарушает недовольный возглас.
— Так это, наместник, долго нам еще тут торчать-то?! Ты звал, мы собрались! Коли все, наигрались, так отпускай народ, у всех дома дела неотложные ждут!
Останавливаюсь и меряю взглядом крепкого невысокого мужика со злыми глазами на заросшем черной бородой лице. Сзади негромко звучит голос Калиды:
— Десятник, Истома Глина, он же выборный староста гончарного конца.
Обвожу взглядом хмурые лица и интуитивно нащупываю правильную линию поведения.
Подойдя вплотную к мужику, вскидываю на него нарочито вдумчивый прищуренный взгляд.
— Вот скажи-ка мне, Истома, тебе Калида говорил какую часть стены по набату твой десяток должен занять?
— Ну, говорил, — мужик непонимающе пожал плечами, — и шо?!
Проявив изрядное терпение, не повышаю голос.
— А то! Чего ж не привел людей туда, куда сказали?
— Так ведь нету ворога у ворот, чего же нам на стену то лезть!
Стараюсь сохранять хладнокровие и спокойно уточняю.
— Подожди-ка…! Стало быть то, что городской думой Калида избран стратегом и обязан учить вас военному делу, ты знаешь, так?! — Дожидаюсь, пока староста мне кивнет, и продолжаю. — Он тебе все растолковал: по какому сигналу надо собираться, какое место на стене твоим людям следует занять… Так?! — Вновь терпеливо дожидаюсь утвердительного кивка и повышаю голос. — И вот, услышав набат, вместо того, чтобы делать то, что сказано, ты, раззявя рот, стоял и пялился на колокольню вместе со всем гончарным концом. Так было?!
В этот раз, предчувствуя недоброе, мужик замялся с ответом, а я давлю сильнее.
— Вы думаете, что с вами шутки тут шутят?! Ежели не поняли еще, так спросите у рязанцев, переяславцев, черниговцев, они вам расскажут, сколько они на стенах продержались с таким подходом. По всему южному пограничью пожарища, то русские города горят. Со дня на день Чернигов падет, а вы тут чинитесь — выполнять приказ или подумать еще, есть ли там враг у ворот али нема!
Разойдясь, я яростно зыркнул по сторонам.
— Уясните вы себе, когда враг у ворот встанет, уже поздно будет! Поэтому, за невыполнение прямого указания стратега города накладываю на гончарный конец штраф в две куны.
Последнее задело старосту за живое, и он аж взвился.
— А чего нас то только?! Все ж стояли, не мы одни!
На миг делаю вид, что задумываюсь, а потом неожиданно соглашаюсь.
— Ты прав, Истома! Чего это я на тебя одного ополчился?! С каждого конца по две
куны штрафа за расхлябанность и ротозейство!Площадь недовольно загудела, а я, подняв руку, призвал к тишине.
— Все штрафные деньги не в карман ко мне пойдут, а на оружие! С таким оружием, как у вас, только собак пугать! — Сурово глянув на ближайшего к старосте копейщика с обломком косы на древке вместо наконечника, издевательски добавляю. — Да и то не каждая псина и испугается!
Народ вокруг весело заржал, а мужичонка обиженно забубнил.
— Так где ж взять то?! На хорошее копье денег то сколь надоть!
— Вот! — Указуя на мужика с обломком косы, я повысил голос, чтобы слышали все. — С таким снаряжением постреляют вас на стенах, как спелые яблоки в саду! Ни оружия, ни брони! Поэтому, чтобы народ без толку на стенах не погибал, я предлагаю вот что. Пусть каждый городской конец по сигналу тревоги выставляет с каждых пяти домов двух стрелков и одного щитоносца с мечом или секирой. И, чтобы все трое либо в кожаном нагруднике, либо в кольчуге, обуты, одеты и при шлемах.
Высказавшись, смотрю на гончарного старосту, а тот, скребя затылок, явно что-то прикидывает в уме. Дав ему еще пару секунд, я дожимаю.
— Ну что молчите, господа тверичи! На всех раскинуть, так и недорого, зато всем на стены бегать не нужно.
Последнее довод видать был самым заманчивым, и Истома, вздохнув, пробасил.
— Говоришь разумно, наместник, тока надоть с остальными концами обсудить.
Я удовлетворенно киваю.
— Надо, так обсуждайте! Как решите, дайте мне знать!
У меня нет сомнений, что все слышали разговор, а кто и не слышал, не беда. Все равно к вечеру весь город будет знать все сказанное слово в слово. Так что можно дать два-три дня на обсуждение, а потом звать старост на совет.
Мысленно сделав такой вывод, и дабы настроить горожан на правильное решение, я даю отмашку на колокольню. В ответ тут же слышится тревожный перезвон набата.
Стоящие в шеренгах горожане с недоумением водят глазами с колокольни на меня и обратно, пока я не начинаю орать.
— Вы что сигнал тревоги не слышите?! Или одного штрафа вам мало?! Разжирели совсем, две куны и не деньги для них уже! Так ведь я могу и до четверти гривны поднять!
Упоминание штрафа попало в больное место, и народ понял, что так просто я от них не отстану. Первым рванулся со своими горшечник Истома, а вслед за ним и остальные концы потекли на стены занимать положенные им места.
Глава 18
Покачиваюсь в седле в полудремотном состоянии. Лошадиные копыта мягко ступают по пыльной дороге, убаюкивая своей монотонностью. Надо бы проснуться и открыть глаза, но совершенно нет сил.
Словно почувствовав мою сонливость, кобыла остановилась и потянулась к ветке кустарника. Со смаком зачмокали лошадиные губы, и где-то в глубине моего сознания затрезвонил беспокойный колокольчик: просыпайся, просыпайся, просыпайся!
Вздрагиваю и прихожу в себя.
«Вот черт! Так ведь и убиться недолго!»
Хватаюсь за поводья и тыкаю пятками лошадиные бока. Кобыла, скосив на меня недовольный взгляд и дожевывая на ходу зеленые ветки, лениво тронулась с места.
Хлопаю себя по щекам, прогоняя сон.