Тверской Баскак

Он вдруг криво усмехнулся.

— Киев город богатый, может позволить себе не любить своих князей.

Заложенный в его иронии смысл я уловил, мол Киев город вольный, а князь это всего лишь военная крыша и должен знать свое место. Вроде логично, но снисходительность этого бродяги бесит, и мне хочется поспорить.

— Так ведь киевляне сами же Ярослава позвали? Не Михаила Черниговского, не Святослава Смоленского, а Ярослава, так чего же недовольны?

Калида повернулся в мою сторону, и в его глазах впервые вспыхнул интерес.

— Так ведь вольные люди всегда чем-нибудь недовольны. Это скотине в хлеву лишнего не надо, покормили и ладно, а люди как сухостой, только огонь поднеси, мигом вспыхнут. Тем более, что не все за Ярослава стояли, у Михаила в городе поддержка большая, да и у Святослава тоже немалая. К тому же, и сам Ярослав Всеволодович не подарок. Крут больно, да и берет не по праву. Устали уже от него в городе.

— Ты вроде бы бродяга, — прищурившись, высказываю возникшие у меня подозрения, — а разбираешься в делах киевских словно местный.

Этого доморощенного философа мои сомнения ничуть не смутили, а лишь вновь вызвали кривую усмешку.

— Что Киев, что Владимир, что Новгород, везде одно и то же, никакой разницы. Городская господа делит власть с князьями и поделить не может.

— А народ что же? Он на чьей стороне?

— А ты не видел? — В глазах бродяги блеснула ироничная искра. — Вон он за дверью во всей красе. Сегодня на одной стороне, завтра на другой. Народ что — шелуха, кто сильнее подует, в ту сторону и покатится.

Я тоже позволяю себе усмехнуться.

— Ты вроде и сам не господа, чего же так неуважительно про народ то?

Словно потеряв к беседе интерес, бродяга вдруг отвернулся, лишь добавив напоследок.

— Живу слишком долго, подрастерял уважение.

В наступившей после этого тишине, стал отчетливо слышен затихающий шум драки и трубный голос глашатая.

— Угомонись, народ честной. Кто обижен или пострадал, подходи, жалуйся. Еремей Тимофеич — тиун княжий рассудит по чести.

— Вот теперь можно и идти. — Шустро поднявшись, странник двинулся к двери.

Дневной свет хлынул в открывшийся проем, и я вдруг с удивлением заметил сидящего в дальнем углу половца.

— Во как, — не могу сдержать восклицания, — Куранбаса, ты то как здесь? Цел?

Тот лишь пожимает плечами, но я и по внешнему виду вижу, что ничего плохого с моим знакомым не случилось.

«Ловок, — беззлобно усмехаюсь про себя, — пока я там кулаками махал, наш степной дружок слинял сразу же, как только запахло жареным. Да он в местных условиях разбирается не хуже того бродяги».

Выходим наружу, и я сразу же направляюсь обратно в гору. — «Хватит на сегодня приключений». Половец сворачивает за мной вслед, и я слышу, как он печально вздыхает по некупленным сережкам.

Глава 4

Распахнутые двери встречают нас мгновенно затихшим гулом и любопытными взглядами. Я в своем отстиранном и отглаженном халате следую сразу за Турсланом Хаши и хорезмийцем, а впереди, с порога приемного зала, уже звучит зычный голос.

— Посольство хана Бату сына Джучи к князю киевскому Ярославу Всеволодовичу.

Бояре Ярослава и почтенные люди города Киева, стоя по разные стороны центрального прохода, не стесняясь пялятся на монгольского посла и его свиту. Мои деревянные сабо стучат о доски пола, взгляд цепляется за хмурые настороженные лица. От них веет напряжением и ожиданием беды.

«Да уж, — вздыхаю про себя, — такая атмосфера настроение не поднимает. И вообще, все странно. Почему про меня никто не вспоминает. Вроде бы ясно дал понять, я сам по себе, а посольство хана само по себе, но люди Ярослава упорно приписывают меня к монголам».

От редких окошек, затянутых мутноватым стеклом, толку немного, и в большой княжеской палате, несмотря на солнечный день, стоит полумрак. Всматриваюсь поверх голов вперед — что там? В дальнем конце, несколько широких ступеней ведут к возвышению, на котором стоит обитое алым бархатом кресло с высокой резной спинкой. Расположившийся в нем киевский князь Ярослав выглядит усталым пожилым человеком, хотя по моим подсчетам ему должно быть лет сорок шесть-сорок семь.

«Впрочем, — соглашаюсь с очевидным, — борода никому еще молодости не добавляла, а седеющая борода тем более».

Останавливаемся в пяти шагах от помоста и ждем, пока слуги сложат дары у подножия княжеского трона. Затем Фарс аль Хорезми, развернув длинный свиток, начитает читать послание хана к князю киевскому. Я не очень внимательно слушаю вступительную часть с хвалебными перечислениями титулов и заслуг, но стоило чтецу перейти к сути, как я навостряю уши и слышу.

— Земля ваша страдает от вражды княжеской и отсутствия порядка. Каждый из князей тянет в свою сторону, не слушая и не исполняя волю старшего. Нет у вас воли, перед которой склонятся все князья и города земли русской, нет силы устрашится которой любой своенравный вельможа или непокорное вече. Это вредит земле вашей и роду вашему. Потому Бату хан предлагает тебе, Ярослав Всеволодович князь Киевский, возглавить все русские княжества и войти в состав Великой монгольской империи единым Русским улусом. Будешь ты, князь, самым сильным и самым главным среди князей, и каждый из них преклонит перед тобой колени, ибо за тобой будет стоять вся мощь Великого хана. Преклони колени и прими волю Великого хана и будет земле твоей и роду твоему от этого только польза великая…

Хорезмиец продолжает читать, а я чуть не вскрикиваю от возмущения:

«Ах вы, паразиты! Не стесняясь, в открытую предлагаете Ярославу восстать против брата и признать главенство Великого хана, хотите купить его обещанием сделать старшим князем всей земли русской».

Больше всего возмущает, что врут и не краснеют, мол Ярослав будет полноправным хозяином на своих владениях и не будет терпеть от монгол никаких притеснений.

'Так-так, начинаю нервно перебирать варианты. Должен ли я вмешаться и поведать Ярославу как все будет, если он польстится на посулы или не влезать и оставить все как есть? А если все же влезу, и порушу чужую игру, то что мне за это будет? — Мучительно ломаю голову, и тут, где-то в глубине сознания, вдруг слышу до боли знакомый скрипучий голос. Я не слышал его с того самого момента в бане, когда сдуру согласился на эту авантюру. В первый момент, от неожиданности, даже не понимаю толком, о чем он там толкует, но возмущенный скрип проникает прямо в сознание.

«О чем это ты, друг мой, задумался? Если мне не изменяет память, то мы вроде бы договорились. Ты никуда не лезешь, ни во что не вмешиваешься, и тогда, как зритель из кинотеатра, благополучно возвращаешься домой вовремя. В противном случае, ты лишаешься моей защиты и возможности ровно через год попасть в свое время, в то же самое место и в тот же самый момент, из которого ты был изъят».

Альтернатива застрять здесь навсегда испугала и мгновенно охладила мой патриотический пыл.

«Все! Все, понял! — Излишней эмоциональностью пытаюсь убедить невидимого старца в своей искренности. — Извиняйте, не подумал».