Твои, мои, наши
Шрифт:
— Нетелефонный разговор, возле статуи встречаемся, — я сбросила вызов и побежала к месту встречи.
Ларису было видно издалека в чудном жилете до колена, ткань которого напоминала перья. Она буквально подплыла ко мне, как белый лебедь из сказки. И повисла на шее как булыжник. Наша общая тайна так и висела камнем на шее.
— Привет! Это тебе, держи, — обняв, подруга вручила коробку в подарочной обёртке. — И сорванцам вашим. Ну Алёнке в честь праздника, конечно, а Ромке так, чтобы обидно не было, скажи, что с прошедшим двадцать третьим.
— Лариса, спасибо, да
— О! От чашечки кофе я бы не отказалась. Давай лавочку отожмём у молодёжи, — предложила она, задорно оглядываясь.
Сколько я её знала, а она так и не изменилась. По-прежнему во взгляде плясали чёртики готовые на любые авантюры.
Лавочку отжимать не пришлось, нам улыбнулась удача и целая компания молодых людей освободили ближайшую. Успели с Ларисой добежать первыми, желающих посидеть было немало.
— Наливай и рассказывай! — махнула рукой подруга.
— Давай ты, у меня руки дрожат, — отдала Лариске термос.
— Что случилось? — уже без веселья спросила подруга.
— Родион, — произнесла имя подонка шёпотом.
— Ба! Да ладно?! Чего этому донору понадобилось? А где ты с ним встретилась? А Витя?
— Витя с детьми в машине сидел, он его не видел и ничего не знает. Пока не знает. Он меня подловил в торговом центре, орал как резаный что это его дети. Но зачем они ему?! Зачем?! — я разрыдалась от бессилия.
— Так, не реви! — Лариска перелила кофе из стаканчика обратно в термос, закрутила крышку и решительно потащила меня с лавочки.
— Куда мы?
— К вам домой, давно я своих племянников не видела и с братом не общалась, — заявила Лариса.
У меня глаз задёргался от слов подруги. Брат и племянники?!
— Лариса, какой ещё брат? — спрашивала на бегу. Хотела бы остановиться, но не могла сопротивляться силе Ларисы. Так она тащила меня домой.
— Двоюродный!
— Почему я узнаю об этом сейчас?!
Даже не четыре года назад. Ещё до встречи с Витей я проработала с ней ни один год и даже не знала, что она родственница им всем!
— Так Богдановна просила. До тебя знаешь, сколько продавцов было и все как одна считали, что я плохо работаю, потому что родня и мне всё можно. Они начинали кляузничать тётке на меня и требовать повысить зарплату им бедняжкам-трудягам.
— Какие продавцы Лариса? Стой! Скажи сразу, Витя знает о детях? Знает, что они не его? — лишь почти присев, мне удалось совладать с Ларисой и остановить этот белокурый бронепоезд.
— Он знает, но…
Лариса договорить не успела, я просто оттолкнула её, швырнула ей все пакеты, не став дальше слушать. Неслась домой без оглядки. Столько лет мучиться, изводить себя, а он всё знает!
Знает!
Пока я добралась до дома, Лариса, естественно, на меня уже настучала по телефону.
Муж уже в подъезде встретил словами:
— Только не кричи, дети проснулись уже. Минут пятнадцать у нас есть, пока они рисуют, — он подхватил меня под руку и завёл на кухню.
— Ты с самого начала знал, что это не твои дети? — спросила, смахнув слёзы обиды.
Я обманула любимого человека
и рыдала теперь от обиды, что сама в итоге оказалась обманутой.— Не смей, как даже язык повернулся? — упрекнул Витя, полоснув по мне тяжёлым взглядом.
— Ты всё знал с самого начала и молчал! Как ты мог?!
— Я хотел во всём признаться, хотел. Только зачем? Ты успокоилась, и я решил оставить всё как есть. Всех всё устраивало, а эти лишние разговоры… Ну к чему это?
— Я успокоилась?! Да с чего ты решил, что я успокоилась?!
— Ты об этом перестала говорить с Ларисой, и мы все решили, что ты успокоилась. Что всё хорошо и было решено оставить как есть. Что тебе незачем знать обо всём этом.
— Кто все? У вас там целое тайное собрание по поводу твоего отцовства и моей лжи?!
— Лапушка, не кричи. Дети же, — Витя смотрел уже по-иному.
Умоляюще, а голос словно мы обсуждаем что-то пустяковое.
— Отвечай! Кто ещё?! Говори!
— Я, Лариса и наши мамы, — нехотя признался муж, окончательно выбивая почву у меня из-под ног.
— То есть и мама всё знала? Моя и твоя? — я собиралась сползти по стеночке, но Витя не позволил.
Он подхватил под руки и усадил на столешницу, чтобы глаза в глаза. А я ничего из-за потока слёз не видела. Меня душили обида и стыд. Одно дело врать человеку, который ничего не знает и другое врать тому, кто в курсе твоей лжи.
— Лиля, посмотри на меня, посмотри, — Витя смахнул с моих ресниц катящиеся слёзы.
Всхлипнув, я посмотрела в его спокойные зелёные глаза, именно в эту секунду осознав, что мы всё преодолеем. Всё.
— Дети твои, мои, наши и никакая гнида по имени Родион к ним не сунется, — проговорил твёрдо каждое слово как неоспоримый закон.
— Я все эти годы сгорала от стыда и тряслась от страха за то, что ты и так знал? Я лгала тебе, а ты всё терпел, знал, что вру и молчал…
— Как в тему Ромыч про баранов, — протянул Витя и отвёл взгляд в сторону.
— Что?
— Я о том, что шкурный интерес был у нас двоих.
В самый тягостный момент, когда муж собирался вот-вот озвучить мотивы своего молчания, на порог кухни заглянул Ромка.
— Мама — это тебе! — зашагал уверенно к нам и протянул мне открытку.
Цветок с разноцветными лепестками и толстым стеблем. Напоминал рисунок цветущий кактус, возможно, это он и был.
— Спасибо, очень красивая!
— Я подписал же!
— Вижу, — развернув страничку, я увидела только неровно выведенное детской рукой «мама», а дальше просто набор букв. Все, какие сын знал и умел писать в свои без двух дней три года.
Это была уже пятая на сегодняшний день. Дети начали рисовать их ещё на прошлой неделе в детском саду и так разошлись, что не могли переключиться на что-то другое.
— А я для папы налисовала! — со звонкой радостью прокричала Алёнка, вбегающая следом. — Маме много и папе надо!
Мы с Витей рассыпались перед нашими детьми в благодарностях. Пришлось отложить разговор на неопределённое время. Пристроить открытки на почётные места, и организовать детям полдник. Его то Витя и готовил до всего этого.