Твои, Отечество, сыны

Немцы упорно сопротивлялись на всем протяжении фронта армии. Позже пленные фашистские офицеры говорили, что они и мысли не допускали, чтобы нам удалось прорвать их оборону. Огневые точки противника, подавленные нашей артиллерией, оживали и вели огонь по нашей наступающей пехоте.

Теперь наши офицеры и солдаты на фактах убеждались, что труд, затраченный нами еще при подготовке наступательной операции, не был напрасным; именно потому, что наши пехотинцы умело взаимодействовали с танковыми экипажами и артиллерийскими расчетами, нам удавалось быстро продвигаться. Танки давили гусеницами пулеметные точки врага, а пехота, следуя за машинами вплотную, расстреливала отступающих фашистов.

Ровно через час после начала атаки полки майора Самчука и полковника Елина, действуя в первом эшелоне дивизии, сломили сопротивление немецкой обороны.

В штаб к Владимиру Борисову и ко мне на наблюдательный пункт стали поступать радостные вести. Командир 42-го гвардейского стрелкового полка полковник Елин доносил, что его гвардейцы захватили хутор Драгуновку и успешно продвигаются с танками вперед, имея большие трофеи.

Впрочем, с наблюдательного пункта мне была видна вся картина боя, и я уже знал, что Драгуновка нами взята.

Еще Павел Иванович Елин сообщал, что командир 4-й стрелковой роты Иван Чекалдин совершил глубокий маневр: он обошел Драгуновку одним взводом и захватил склад боеприпасов. Два его взвода при поддержке пулеметчиков атаковали четырехорудийную батарею противотанковых пушек, уничтожили 18 фашистов и таким образом открыли своим танкистам путь на Харьков.

Несмотря на эти дерзкие действия Чекалдина, только два бойца его роты были легко ранены.

Отлично действовали и гвардейцы 5-й роты старшего лейтенанта Павла Станислава: они уничтожили расчеты двух противотанковых пушек.

Голос Елина звенел от радостного возбуждения:

— Александр Ильич… Сейчас я имею десять совершенно исправных немецких противотанковых пушек и столько боеприпасов к ним, что на всю летнюю кампанию хватит!

Я поблагодарил гвардейцев за умелые боевые действия и приказал немедленно использовать против врага все трофейное оружие — пушки, минометы, пулеметы, винтовки.

Сражение разгоралось. Все заволок плотный и едкий дым. В этом всклокоченном синем дыму то и дело вздымались вихри снарядных разрывов. Неумолчно трещали пулеметы. Наши танкисты и пехотинцы уверенно двигались вперед.

Около часа дня майор Самчук сообщил, что гвардейцы его полка полностью очистили от фашистов населенный пункт Купьеваху.

Я тут же приказал ему ввести в бой второй эшелон полка и наступать вместе с танкистами в направлении Перемоги.

Не скрою, впервые за долгие одиннадцать месяцев войны так полно и глубоко испытывал я острую, волнующую радость. Вглядываясь в лица своих ближайших помощников, видел, что и они захвачены общим радостным порывом.

В нетерпении сжимая кулаки, комиссар Зубков чуть слышно шептал:

— Вперед… Только вперед и как можно быстрее!..

Он обратился ко мне:

— Разрешите, товарищ полковник, отправиться в один из полков и оказать командиру помощь, чтобы быть готовым к отражению контратак противника… Все может случиться: увлекутся ребята атакой, забудут о втором эшелоне, отстанет артиллерия, и это может повредить отличному началу боя.

— Что ж, Сергей Николаевич, вы правы. Нужно направить политработников в полки, чтобы они своим присутствием напоминали о постоянной бдительности гвардейцев. Дела развертываются неплохо…. Идите в полк.

Я позвонил Борисову и приказал готовить к вводу в бой полк Филиппа Алексеевича Трофимова.

Теперь перед нами была единственная задача: идти вперед, не давать врагу опомниться, бить его непрерывно. Быстро наращивая силы из глубины боевого порядка дивизии, мы могли стремительно развивать успех полков первого эшелона и решительно двигаться на Харьков.

Немцы пытались контратаковать. Поддержанный танками, их батальон 515-го пехотного полка двинулся в психическую атаку. Наши воины успели отрыть глубокие щели, пропустили танки врага и отсекли от них пехоту. Этот батальон был почти полностью уничтожен. Из 1-го батальона 164-го немецкого полка ушли только жалкие остатки. Большие потери понес и 1-й батальон 211-го немецкого полка.

К вечеру дивизия успешно выполнила поставленную перед нею задачу. Наши потери были невелики: 90 человек убитых и раненых. Большинство танков, подбитых противником в этом бою, были быстро отремонтированы и через день-два вступили в строй. На этом участке фронта гитлеровцы были разгромлены. Мы взяли в плен более 80 солдат и офицеров врага, захватили 43 орудия, 15 минометов, 8 ручных пулеметов, 7 раций, 3 больших склада с боеприпасами, 2 склада с вещевым имуществом, 40 лошадей и другое.

В этот день были освобождены населенные пункты Купьеваха, Драгуновка, Перемога, Гордиенко и захвачено много важных в тактическом отношении высот.

День догорел, и теплый синий вечер спустился на изрытую снарядами землю. Мы шли с комиссаром по притихшему полю боя, обходя глубокие воронки и еще не убранные трупы. Где-то близко послышался говор и смех. За кузовом разбитой немецкой рации разговаривали солдаты.

— Так как же вышло, — спрашивал простуженный голос, — как получилось, что немцы схватили его и не убили?

Другой басовитый голос ответил невозмутимо:

— Э, братец, на войне всякое бывает…

— Ну, молодчина Шевцов! — подхватил третий собеседник. — Я, знаешь, и не подумал бы, что он так ловок…

Мы подошли к солдатам, они поспешно вскочили с каких-то ящиков, по-видимому, недавно принадлежавших хозяйству рации.

Поздоровались, и комиссар спросил:

— Чем же так отличился Шевцов и кто он?..

Худенький быстроглазый солдат, с лицом пятнисто-серым от пыли, бойко ответил:

— Наш это Шевцов, товарищ полковой комиссар, рядовой он 42-го гвардейского стрелкового полка… Зовут Алексеем Титычем.

— Ну, и что же он совершил?

— Ловко от фрицев вывернулся! Паренек он не то чтобы сильный, даже можно сказать нежный на вид, а сумел постоять за себя и оборониться. Два фашиста подкрались к нему и хотели взять живым. Вывернулся они прикладом обоим черепа проломил… Тут разрывом снаряда руку нашему Шевцову оторвало. Отстегнул он ремень, накрепко повыше кисти обрубок этот затянул и сам к санитарам добрался. Встретил я его, хотел поддержать: нижу, полосу крови за собой оставляет… Нет, говорит, возвращайся, ты нужен в бою. Ну, я, конечно, послушался.

(Комиссар записал фамилию гвардейца Шевцова, Позже он навестил его в медсанбате и с удивлением рассказал мне о необычной стойкости духа простого сельского паренька).

Солдаты выглядели бодро, даже весело. Я спросил:

— А денек, товарищи, был жаркий… Утомились?

— Конечно, товарищ полковник, — ответил старший из них, — труд был велик! Однако лучше уж десять раз утомиться, да наступать, чем каждый день с родными селами прощаться.

Какие-то секунды он колебался, потом спросил решительно: