Творчество Л. М. Леонова
Шрифт:
«Легче всего двигаться в будущее на плечах идущего впереди» — этой яркой метафорой Леонов иронически обобщает паразитическую сущность Грацианских.
«Без изучения прошлого нельзя наметить столбовой дороги и в наше завтра: человеческий опыт питается памятью о содеянных ошибках», — говорит один из героев «Русского леса». Это — мысль самого Леонова, и в романе он подробно останавливается на исторических истоках того поединка, который развернулся между Вихровым и Грацианским.
Обращение к прошлому героев в форме обособленных вставных новелл — это старый и излюбленный прием Леонова. Но в новом романе писатель поднимает столь глубокие и обширные пласты прошлого, что «Русский лес» в какой-то мере приобретает значение романа исторического: здесь и 90-е годы прошлого века, и 900-е годы, и начало революции — и все это показано подробно, с деталями быта соответствующей эпохи, с типичными для нее фигурами, И эта особенность — новое явление в творчестве Леонова.
Очень своеобразна композиция этого произведения. Юная Поля Вихрова, дочь профессора-лесовода, хочет узнать правду о своем
Читая «Русский лес», нельзя не заметить, что и по идеям, и по темам, и по образам, и по особенностям языка этот роман является как бы обобщением предшествующего творчества Леонова. Мастерство сложной и в то же время единой по своему замыслу композиции, уменье дать психологический анализ тончайших движений души и мысли человека, блестящая афористичность и красочная метафоричность речи — все эти качества, выработанные художником в течение десятилетий его литературного труда, нашли в «Русском лесе» ярчайшее выражение. Даже самые типы человеческих характеров — специфически леоновские. Как мы уже видели, образ индивидуалиста, «подпольного человека», история его крушения в революционную эпоху — одна из излюбленных ситуаций Леонова. Не менее характерна в этом отношении фигура старого, честного, но в начале своей деятельности аполитичного ученого. Образ юной, простодушной, нравственно чистой девушки, которая внезапно сталкивается с мерзостью старого мира, также встречался в произведениях Леонова и раньше («Обыкновенный человек»). Но в то же время эти знакомые читателю типы и ситуации освещены в романе новым, более сильным светом, приобрели новое, более широкое значение. Те люди и события, которые прежде представляли собой обособленный интерес для писателя, теперь по-новому связаны между собой единым замыслом писателя, сумевшего в прошлом увидеть ростки будущего, а в настоящем вскрыть следы старых язв прошлого. На страницах романа последовательно развенчивается Грацианский, представляющий собой точный портрет современного нам карьериста и паразита, скрывающегося под маской ученого, и в то же время в его лице еще более глубоко, чем это было в прежних произведениях Леонова, изобличаются политические и социальные источники буржуазного индивидуализма и продолжается борьба с мещанским эгоизмом и пошлостью, начатая Леоновым еще в 20-е годы. Этот тип одновременно стар и нов для творчества Л.Леонова, и новым в нем является тот более глубокий исторический подход к явлениям не только социальным, но и нравственным, который характерен для образа Грацианского и для романа в целом.
По мере углубления в историю взаимоотношений Вихрова и Грацианского читателю становится все более ясно, что речь идет не только о двух противоположных типах ученых — истинного ученого и карьериста (хотя тема эта сама по себе интересна и заслуживает подробного рассмотрения). В Вихрове и Грацианском автор представил два противоположных типа человека вообще в их отношениях к родине, к народу. Один — деятель, труженик, живущий на пользу людям, другой — мелкий индивидуалист, равнодушный ко всему, что не способствует его благополучию.
Фигура Вихрова, пламенного энтузиаста, скромного труженика на поприще, не оцененном еще по заслугам, отчетливо вырисовывается перед читателем и в его личных отношениях и, главное, в его трудах и делах на пользу народа. Непреклонная честность Вихрова, его пренебрежение к личным успехам, его душевная мягкость — все это органически сливается в цельный и поэтический характер.
Правда, нельзя не отметить, что развитие этого образа не доведено до конца. Мы все время ждем, когда скинет этот нравственно сильный человек интеллигентскую мягкотелость и вступит в бой со своими врагами. Но Вихров так и не делает этого, и мы не слышим авторского осуждения его ложной для советского ученого позиции примиренчества. В романе Леонова идеи Вихрова побеждают сами собой. Грацианский кончает самоубийством без всяких внешних для этого поводов, так сказать «разлагаясь изнутри». А вместе с тем роман выиграл бы с точки зрения жизненной правдивости и обличительной силы, если бы писатель уделил больше места изображению активного сплочения сил передовых советских ученых против паразитизма в науке. Но внимание Леонова в конце романа почти выключается из сферы научной борьбы Вихрова и Грацианского и обращается к противопоставлению старой и новой морали в общем плане.
На фоне больших исторических событий в «Русском лесе» разоблачается индивидуалист и обыватель и в своей низкой нравственной сущности, и в своей предательской политической роли. «Казаться, а не быть» — такова психология Грацианского. Грацианский оказывается предателем и в отношении к друзьям, и в отношении к любившей его женщине, и в отношении к науке, и в отношении к родине. Моральный облик этого персонажа раскрывается и тщательным авторским психологическим анализом, и воспроизведением его отвратительной, путаной и лживой речи и даже при помощи широких символов. Особенно хочется отметить мастерство портретной характеристики Грацианского, которое проявляет здесь Леонов:
«У него было продолговатое, аскетической худобы, овеянное непримиримым величием и не без оттенка надменной гордости, лицо с матовым
цветом кожи и с небрежной, чуть сединою тронутой бородкой, как бы смятой ветерком вдохновенья; волосы его были умеренно длинны, и слегка мерцающие тени лежали во впадинах под высоким лбом. Все это придавало ему образцово-показательную внешность стойкого бойца за нечто в высшей степени благородное, что, в свою очередь, вызывало глубокие к нему симпатии. И при одних поворотах он напоминал некоего православного миссионера с Курильских островов… а при других — даже пророка древности, готового к мученическому костру… если бы не странное, к прискорбию, устройство глаз у Александра Яковлевича Грацианского. Время от времени там, в глубине, под бесстрастно опущенными веками начиналась быстрая, на тик похожая, беготня зрачков, мало подходящая для проповедника не только слова божия, но и менее возвышенных истин».В описании Грацианского содержится оценка его основного психологического свойства: сочетание внешнего, показного благообразия со скрытой подлостью. Не трудно заметить здесь блестящее использование гоголевских приемов портретного мастерства, с его рельефной выразительностью внешних деталей, с его едким и тонким сарказмом в авторских оценках героя.
Леонов, как мы уже говорили, упорно и сознательно учился мастерству у классиков русской литературы. Горький писал о Леонове: «Он один из наиболее крупных представителей той группы современных советских литераторов, которые продолжают дело классической русской литературы, — дело Пушкина, Грибоедова, Гоголя, Тургенева, Достоевского и Льва Толстого». И дело, конечно, не в отдельном удачном использовании тех или иных приемов великого мастера прошлого. Создавая образ Грацианского, Леонов сумел так глубоко проникнуть в сущность явлений, породивших этот тип, так отчетливо, рельефно выписать внешний и внутренний его облик, так тонко и умело подчеркнуть самые характерные для него черты и свойства, что этот конкретный литературный образ приобретает значение символа определенного отрицательного явления, становится именем нарицательным. И мы уже иногда встречаем в статьях о книге Леонова такие понятия, как «Грацианские» и «грацианщина». Станут ли они хотя бы в какой-то мере и на какой-то срок столь распространенными и политически активными, как всем понятные слова — «обломовщина» и «маниловщина»? Ответ на этот вопрос может дать только время, и зависит он не от одного мастерства писателя, но и от устойчивости пережитков прошлого, подмеченных и разоблаченных им. И, конечно, хочется верить, что грацианские не долго задержатся на нашей земле, и понятно «грацианщина» отойдет скоро в область истории. Но совершенно ясно одно, что, идя вслед за великими русскими классиками, Леонов создал образ, который приобретает значение не только литературное, но и общественное, а это должно быть целью каждого художника.
Вопрос об истинном и ложном патриотизме постепенно вырисовывается как основная идея романа.
Прекрасный образ русского леса приобретает в романе широкое значение как символ России, ее народа, ее национального достояния и национальных традиций. Отстоять русский лес — значит отстоять родину, отнестись небрежно к его судьбе значит предать интересы родины.
Уменье на реалистической основе строить глубокие символические образы было давно свойственно Леонову. В «Русском лесе» Леонов особенно охотно прибегает к этому приему для передачи основных идей произведения.
К лучшим страницам «Русского леса» принадлежат те, на которых воспроизведена вступительная лекция профессора Вихрова перед будущими студентами-лесоводами. Здесь, в этой лекции, как нигде в другом месте романа, пригодился писателю его дар публициста, умеющего в образной, яркой форме передать самые отвлеченные понятия. Насыщенная интереснейшим фактическим материалом, эта лекция является высокой проповедью подлинной любви к родине. «Терпеливо растолкуйте детям, — говорит Вихров, — что лес входит в понятие Родины, что чувство патриотизма всегда пропорционально количеству вложенного в нее личного труда».
Этим количеством вложенного в жизнь народа труда определяется в романе Леонова ценность каждого героя. И недаром произведение заканчивается Отечественной войной — этой самой ответственной проверкой отношения человека к своей родине. И хотя сами описания военных событий и подвигов Поли Вихровой в тылу у врага не являются удачей Леонова, но включение их в повествование закономерно и даже необходимо для общего замысла книги.
Образ Поли Вихровой привносит светлые и радостные тона на многие страницы книги Леонова. Моральная чистота этой девушки и ее высокие требования к жизни олицетворяют мировоззрение человека, выросшего в эпоху социализма. Во многом этот образ является удачей Леонова, которому ранее больше удавались герои отрицательные или противоречивые. Легкая ирония к неопытности этого юного существа придает облику Поли особенную теплоту, от этого она становится ближе и роднее нам. И очень досадно, что одной из ведущих линий в раскрытии этого образа оказалось изображение чувства ее мнимой вины перед родиной за несуществующие грехи отца. Нетерпеливые поиски Поли истины в этом вопросе — удачный, удобный для автора композиционный прием. Но самое это чувство надуманно, ложно. Не эти бесплодные переживания — путь к повышению моральной ответственности молодых людей нашей эпохи за судьбу родины и народа. Но, к счастью, придуманное писателем чувство вины Поли остается чисто внешней чертой, не входит органически в ясный облик этого обаятельного и цельного существа. А самый вопрос о моральной высоте человека, строящего коммунизм, поднятый в романе на громадную принципиальную высоту, разрешается в «Русском лесе» глубоко и верно всей сложной совокупностью тем и образов произведения. Он является неотъемлемой частью проблемы истинного советского патриотизма.