Творцы миров

Хотя чутье мне подсказывает, что уже никто из Реального Мира не уйдет. Неважно, будут аддоны или нет. Реальный Мир становится более значим, чем этот рилайфный…

За год до десятой годовщины, которую отметим с размахом, я услышал шум и крики на улице. Скоффин и Аллодис уже прильнули к окнам, стекла у нас пуленепробиваемые, окна открыть невозможно, я увидел толпу перед зданием офиса, к своему удивлению снова рассмотрел во главе размалеванных и одетых в женские платья Торквемаду.

– О господи, – вырвалось у меня. – Снова?

– Иди-иди, – подтолкнул в спину Ворпед. – Переговоры – это все-таки не война.

– Может, пусть наши юристы?

– Увы, демонстранты всегда желают разговаривать только с генералиссимусом! Идите.

– Вот за что ненавижу быть начальником…

Я спустился на нижний этаж, там уже наготове многочисленная служба охраны, у всех в руках пистолеты с шоковыми пулями. Я кисло улыбнулся, помахал рукой, мол, сперва поговорим, а бить потом, потом…

Дверь провернулась, я вышел в мир сухого воздуха, жаркого солнца и разноголосого галдежа. Размалеванные, как клоуны, одетые в такие женские одежды, к которым любая шлюха побрезгает притронуться, демонстранты завопили громче, над головами запрыгали плакаты, баннеры, растяжки на шестах, в задних рядах поднялся свист, улюлюканье.

Торквемада остался все таким же прыщавым хиляком, угловатым и с тощей впалой грудью. Даже тонны спермы, что он за это время проглотил, не помогли цвету лица, зато задница стала впятеро шире, а подошел он ко мне, переваливаясь, как беременная пекинская утка.

– Я Торквемада, – назвался он громко. – Причем имя Торквемада больше женское имя, чем мужское, потому я ношу его с особой гордостью. Великий инквизитор, имя которого я избрал, тоже был трансвеститом и потому с особой жестокостью истреблял именно евреев.

Я не врубился, при чем тут трансвеститы и евреи, хотя если подумать, то евреи всегда при всем, спросил подчеркнуто мирно:

– Что еще? Все ваши нетрадиционалы представлены в Реальном Мире весьма и весьма…

Он сказал громко:

– Это вчерашний день культуры!.. Мы пришли требовать сегодняшний день культуры!

Я спросил, теряясь в догадках:

– А что у нас за культура на сегодня?

Он сказал громко, с подъемом, снова срываясь на поросячий визг:

– Зоофилия!

Демонстранты, для которых он повышал голос, заорали, выше вскинули плакаты и баннеры. Я с надеждой смотрел на дальние улицы, но что-то ОМОН запаздывает. Если окажется, что Кулиев забыл вызвать, я его самого мобам скормлю. Нет, превращу в медленного моба и пущу перед охотниками…

– Зоофилия… – сказал я медленно, оттягивая время. – Это как вы такое мыслите? Чтобы вы имели монстров?.. Ну, попробуйте. Если сумеете, я вам обелиск в центре города поставлю. Лучше оттрахайте всем своим обществом нетрадиционалов Антарарсиса. Сам приду смотреть.

Он замотал головой так, что слюни полетели во все стороны. Я брезгливо вытер с рукава пиджака, надо будет сразу же отдать в химчистку и санобработку. А то и лучше вообще сжечь во избежание СПИДа и проказы…

– Нет, – сказал он, – нас интересует не это!.. Мы хотим чувствовать себя женщинами! Разве не видно?

Я содрогнулся, представив себя с такой женщиной, и ощутил, что теперь по крайней мере дня на три я полный импотент. Если буду вспоминать, то и на больше.

– Ага, – выдавил я вконец обалдело, – вы хотите, чтобы вас трахали мобы?

– Ну да! Это наше неотъемлемое законное конституционное право! В стране не будет культуры и нас не примут в Общий Рынок, если мы не продемонстрируем истинно демократические ценности и высокую культуру!

Нас, мелькнуло в голове одновременно со знакомым приступом тошноты. Это мы с ним в одном обществе, господи сохрани… И от него больше зависит, чем от меня, примут нас куда-то в «приличное общество» или не примут. Куда катимся, эх, яблочко…

– Хорошо, – ответил я покорно, – передам все ваши требования нашим разработчикам.

– Мы следим за вашими разработками! – заявил он угрожающе.

Я вздохнул.

– Кто за ними только не следит…

Из мира высокого софта пришло сенсационное сообщение: удалось создать систему, натягивающую тактильные характеристики на изображение. Всех на уши поставила передача из музея, когда оттуда транслировались в трехмерном изображении египетские вазы, а телезрители, не вставая с кресел и диванов, могли дотянуться и ощутить кончиками пальцев холод бронзы, выпуклость рисунка, бугорки и впадинки.

Правда, если нажать пальцами чуть сильнее – изображение исчезало, но специалисты с апломбом заявляли, что над усилением характеристик работают и вот-вот появятся достаточно надежные, так что любители резиновых кукол вполне смогут перейти на виртуальных кинозвезд без страха, что мыльный пузырь лопнет и они с торчащим пенисом грохнутся на пол.

В Голливуде сразу же подали судебный иск против возможности использования для подобных целей прототипов реальных актеров и актрис, хотя некоторые актрисы заявили, что им такое внимание льстит и одна только мысль, что ее вот сейчас во всем мире будут трахать миллионы мужчин, действует возбуждающе и придает энергию.

Мы уже не довольствовались новостями из периодики, старались следить за перспективными разработками. Аллодис заявил, что он уже давно работает над моделированием персонажей с тактильными характеристиками. Правда, наш сервак не потянет, нужно готовить новый, весь из кластеров, каждый равный нынешнему серваку, да и компы потребителей будут жутко тормозить, минимальная конфигурация – стодвадцатичетырехбитная платформа, а ее планируют запустить в продажу только в следующем году… но мы можем успеть, нам же только натянуть на уже готовые модели…

Я слушал молча, Скоффин сразу же полез в бутылку, начал доказывать, насколько велико расстояние между показом кувшина из музея и внедрением технологии в массы. Побольше, чем между первой телевизионной передачей в тридцать шестом году и выпуском первых телевизоров для населения в пятьдесят пятом!

– И все-таки сделать можем? – спросил я.

Он развел руками.

– Ты готов вложить только в разработку миллиарды? А это потребует миллиарды!

Все молчали и смотрели на меня с ожиданием. Я сдвинул плечами.