Творцы Священной Римской империи

Оттон III не собирался останавливаться на достигнутом. Во второй половине сентября 999 года он провел совещание в окрестностях Рима, в монастыре Фарфа. Среди участников были Герберт, теперь уже папа Сильвестр II, его преемник в Равенне архиепископ Лев, архиепископ Хериберт Кёльнский и епископ Верчелли Лев — оба важнейших советника Оттона III из Германии и Италии, а также маркграф Тосканский Гуго, наиболее могущественный и преданный из итальянских магнатов, которому отводилась особая роль в связи с предстоявшей поездкой императора в Германию. Совещание проводилось, дабы обеспечить стабильность в Риме во время отсутствия Оттона III и не допустить повторения мятежа 997 года. В Германии как раз умерла тетка императора Матильда, аббатиса Кведлинбургская, правившая страной от его имени, поэтому он не мог откладывать свой визит на родину. Кроме того, надо было подготовить задуманный им поход на территории за восточными рубежами Империи. О наличии этого замысла говорило и то, что сводный брат мученика Адальберта Гауденций (Радим), прибывший к Оттону III в качестве посланца от князя Польского Болеслава, был рукоположен в Риме в сан архиепископа для пока что еще не существовавшей, но уже задуманной польской митрополии. К Болеславу сразу же были направлены гонцы с сообщением, что император собирается посетить его страну, в частности, Гнезно, где похоронен Адальберт.

Остаток осени и начало зимы 999 года Оттон III провел в Риме, занимаясь текущими государственными делами, верша суд и жалуя дарственные грамоты своим верноподданным. Эти недели были посвящены завершению подготовки к поездке в Германию и паломничеству на могилу св. Адальберта. Покинув в первой половине декабря 999 года Рим, 19 декабря он был уже в Равенне, где осыпал новыми милостями столь важное для Империи архиепископство Равеннское. Там же, в Равенне, Оттон III праздновал Рождество 999 года и провел ряд важных для воплощения замысла «Возрождения империи римлян» встреч, в том числе с послами из Венеции и св. Ромуальдом, на моральный авторитет которого он хотел опереться. Далее путь его лежал через Верону, где он встретил новый, 1000 год, наступления которого ожидали с таким страхом, опасаясь конца света. Вскоре затем император вступил на германскую землю.

Второй итальянский поход Оттона III, продолжавшийся более двух лет, ознаменовался важными переменами в концепции имперской политики. Собственно, само слово «поход» едва ли применимо к пребыванию императора в Италии, поскольку Рим для него стал главной, постоянной резиденцией, столицей возрождавшейся «империи римлян». Качественно новым этапом в политике «Возрождения» стало возведение на папский престол Герберта Орильякского, не только полностью разделявшего планы Оттона III, но и являвшегося его главным вдохновителем. Внедрение в придворный этикет древнеримских титулов и должностей служило внешним выражением политики «Возрождения». Это курьезное, казалось бы, нововведение преследовало (и достаточно успешно, по крайней мере на первых порах, достигало) вполне определенную цель — привлечение римлян в ряды сторонников германского императора. Весьма показательно и то, как в Оттоне III уживались религиозный аскет и реальный политик, что наглядно проявилось в ходе его паломничества в Южную Италию. И теперь, направляясь во владения польского князя, дабы поклониться мощам св. Адальберта, император преследовал отнюдь не одни только религиозные цели. Наступал новый этап исполнения замысла «Возрождения империи римлян» — присоединения к ней «Склавинии».

СЛУГА ИИСУСА ХРИСТА И ЕГО АПОСТОЛОВ

Роковой визит

В середине января 1000 года, уже на территории Германии, в одном из пограничных монастырей, состоялась первая встреча Оттона III с многочисленными имперскими князьями, а также с сестрами Софией и Адельгейд, специально прибывшими встречать его. В первой же грамоте, пожалованной на немецкой земле, употреблен весьма необычный титул императора, который будет сохраняться вплоть до его возвращения в Италию: «Оттон III по воле Бога, Спасителя нашего и избавителя, слуга Иисуса Христа и император август римлян». Эта формула «слуга Иисуса Христа» должна была указывать на исполнение императором христианской миссии, на императорский апостолат. Подобно тому как Карл Великий удостоился титула «апостол саксов», Оттон III теперь претендовал на роль «апостола славян», намереваясь распространять и укреплять Христову веру среди славянских племен. Многие историки усматривали в этой формуле знак смирения «императора-монаха». Однако следует признать, что это было весьма своеобразное «смирение», ибо что могло быть почетнее для христианского государя, чем приравнять себя к апостолам, «слугам Христовым»? Оттон III, обращая в христианство язычников и присоединяя к христианской церкви новые провинции, считал себя вправе присвоить это «апостольское имя» — смелое, но понятное и по-своему оправданное притязание.

Когда император, окруженный новыми итальянскими советниками, появился в Германии, немцев одинаково неприятно поразили его римский церемониал и аскетическое благочестие, несовместимые с их представлениями о германском государе: традиция, уходившая корнями в общество древних германцев, не знала столь резкого его обособления от своих подданных и прежде всего от знати. Хотя официальная встреча, устроенная Оттону III в Регенсбурге, и была, по словам Титмара Мерзебургского и других анналистов, необычайно пышной («вся Галлия (то есть Лотарингия. — В. Б.), Франкония и Швабия, конные и пешие вышли встречать императора»), однако ликование вскоре сменилось разочарованием и раздражением, как только выяснилось, что император и на сей раз не собирается заниматься проблемами собственно германской политики. Его поход на Восток, в славянские земли, оказался не военной экспедицией, как это было при Генрихе Птицелове и Оттоне Великом, а паломничеством на могилу мученика Адальберта в Гнезно, в дополнение к покаянному паломничеству по святым местам Южной Италии.

Около середины февраля 1000 года Оттон III уже был на границе владений польского князя Болеслава I Храброго, лично прибывшего встречать его. В сопровождении Болеслава император и его свита направились в Гнезно. К самой могиле чтимого им святого Оттон III не решился приблизиться иначе как босиком. Затем он в полном согласии с папой Сильвестром II учредил самостоятельное, независимое более от немецкой церкви Гнезненское архиепископство, во главе которого поставил брата Адальберта — Гауденция, еще в Риме рукоположенного в сан архиепископа. Хотя Польша и должна была стать частью той христианской империи, о которой грезил Оттон III, тем не менее он выпустил из рук такой важный инструмент, с помощью которого немцы до сих пор овладевали (и не только в религиозном и культурном, но и в политическом отношении) славянским Востоком, как церковь. Польский князь Болеслав I Храбрый получил в отношении церквей его государства и миссионерской деятельности те права, которыми прежде обладал только император. Оттон III заключил с ним и более широкий, чем прежде, договор о дружбе. Он пожаловал ему титул патриция, назвал его «братом и соратником Империи», «другом и союзником римского народа», возложил ему на голову собственную корону и пожаловал ему точную копию Священного копья, содержащую частицу драгоценной реликвии — гвоздь с креста Иисуса Христа. Это копье и поныне хранится в Краковской соборной сокровищнице. Античные выражения, определявшие новый статус Болеслава, отражали дух «Возрождения Римской империи». Уже само верховенство над церковью ставило Болеслава выше немецких герцогов и приближало к рангу короля. Отныне он, освободившись от даннической зависимости от Германского королевства, подчинялся только императору, а Польша должна была стать составной частью Империи. В Германию Оттон III возвращался в сопровождении Болеслава и трехсот польских всадников. Итогом его паломничества в Гнезно явились возвышение культа Адальберта и заметное ослабление реального влияния немцев на дела в Польше, о чем его не раз упрекали современники и потомки.

В Германии Оттон III направился во вторую столицу Империи — в Ахен, где на Троицу состоялся синод для решения церковных вопросов, в том числе и об учреждении Гнезненского архиепископства, по мнению многих, весьма уязвимого в каноническом отношении. Тогда же Оттон III велел отыскать в дворцовой капелле Св. Марии захоронение Карла Великого, о точном расположении которого не знали с тех пор, как здесь в конце IX века похозяйничали норманны. Когда удалось его обнаружить под мраморным троном в западном портале капеллы, он распорядился вскрыть гроб и взял из него золотой нашейный крест, а также кусочки еще не истлевшей одежды боготворимого им императора. Многие осудили этот поступок Оттона III как святотатство, а один из современных анналистов пошел еще дальше, истолковав безвременную кончину императора спустя полтора года как расплату за содеянное: «За это, как позднее выяснилось, его постигла кара Вечного Спасителя». За свою короткую жизнь Оттон III не раз повергал мир в изумление, за что и прозвали его «Чудом света». Тем более примечательно, что Титмар Мерзебургский отнесся к этому поступку императора с пониманием, истолковав его как очередной шаг на пути «Возрождения империи римлян»: это могло расцениваться как возрождение античного обычая, ибо в свое время Цезарь специально посетил могилу Александра Великого в Александрии, а Октавиан Август велел вскрыть ее. Как они выразили свое почтение к македонскому герою, так и Оттон III почтил память Карла Великого, идейно-политическое наследие которого вошло неотъемлемой составной частью в его универсальную христианскую империю.

Крест из могилы великого франка должен был символизировать преемственность традиции.

Современная историческая наука дает новое истолкование этого поступка Оттона III, усматривая в нем первый шаг на пути к канонизации Карла Великого, которая не состоялась лишь из-за преждевременной смерти самого Оттона III и политической переориентации его преемника Генриха II. Эта гипотеза косвенно подтверждается тем, что Оттон III выбрал Ахен, центр каролингской традиции, местом своего погребения, дабы ждать наступления Страшного суда «рядом со святыми».

«Оттон, слуга апостолов»

Оттон III и на этот раз не задержался в Германии. Уже в июне, не дожидаясь даже, пока спадет летняя жара, он снова прибыл в Италию — через альпийский перевал Септимер и Кьявенну в Комо, где его встречали многочисленные представители итальянской знати, в том числе и Иоанн Диакон, посол венецианского дожа Петра II Орсеоло и автор весьма ценной «Венецианской хроники». Далее император держал путь в столицу Ломбардии Павию, где и провел более месяца, занимаясь государственными делами, совещаясь с итальянскими магнатами и разбирая жалобы епископов Верчелли, Ивреи и Новары на притеснения со стороны сообщников опального Ардуина. За время непродолжительного отсутствия императора в Италии участились случаи неповиновения. Из Рима прибыл папский легат с сообщением, что жители Орты прямо во время мессы и в присутствии папы затеяли вооруженную стычку с верными ему людьми и отказались платить обычную подать. Сильвестр II просил Оттона III как можно скорее прибыть в Рим, опасаясь, как бы и там не возник мятеж. Для подобного рода опасений было тем больше оснований, что в середине июля взбунтовавшиеся жители Капуи изгнали князя Адемара, ставленника и личного друга Оттона III.

В середине августа 1000 года император прибыл в Рим и поселился в своем дворце на Авентине, вновь погрузившись в виртуальную реальность «возрожденной империи римлян». Тогда еще не наблюдалось явных признаков грядущего мятежа, поскольку тускуланцы были на его стороне, а папа устроил ему пышную встречу. Как отметил хронист Бруно Кверфуртский, рассказывая о делах минувших дней, свидетелем которых ему довелось быть, римляне лживо изображали радость, встречая императора. Написано человеком, знавшим исход событий— легко быть умным и проницательным задним числом, но кто в действительности разглядел лживую радость римлян в момент прибытия императора?

Оставшиеся месяцы 1000 года не были отмечены значительными событиями и важными начинаниями. Здесь же, в своей римской резиденции на Авентине, император праздновал и Рождество.

В первые недели 1001 года исполнение Оттоном III замысла «Возрождения империи римлян» вступило в новую стадию. Внешне это проявилось в проведении в Риме синода, созванного императором и папой, в котором участвовало множество духовных и светских магнатов. Одних только итальянских епископов было двадцать. Из Германии прибыли Генрих Вюрцбургский, брат Хериберта, Зигфрид Аугсбургский, Гуго Цейцский, а главное — Бернвард Хильдесхаймский, бывший наставник Оттона III, которого в Рим привела распря с архиепископом Майнцским из-за вакантного Гандерсгеймского аббатства. Из числа светских участников синода особо заслуживают упоминания маркграф Гуго Тосканский, самый могущественный в Италии человек после императора, и кузен Оттона III, герцог Баварии Генрих, наиболее влиятельный после коронованной особы князь Германии (мог ли он догадываться, что пройдет чуть больше года и сам он обретет королевский венец). Блистательное общество собралось вокруг императора и папы — «нового Константина» и его Сильвестра.