Творцы заклинаний (сборник)
Шрифт:
Раньше Хьюл немного стеснялся этой пьесы. Лично он всегда подозревал, что знаменитая Битва за Морпорк в действительности была самой заурядной кровавой бойней, учиненной при помощи ржавого железа в один промозглый, ветреный день двумя тысячами застрявших в болотах безумцев. Какие слова произнес перед своей скорой кончиной последний король Анка, о чем просил горстку оборванных, одуревших от усталости людей, знающих, что неприятель превосходит их и числом, и позицией, и искусством военачальников? Очевидно, было сказано нечто забористое, способное, как плохое бренди, разлиться огнем по жилам и поднять на ноги умирающего. Здесь не нужны были доводы, не нужны были объяснения – предстояло найти слова, которые, пройдя прямо
Теперь Хьюл воочию убедился, какой эффект производит подобная речь.
Ему казалось, что стены трактира рухнули, что он стоит посреди болот, по которым медленно ползут клубы седого тумана, – и удушливая, гнетущая немота оттеняется лишь криками ожидающих добычи воронов…
И этим голосом.
Слова принадлежали Хьюлу, они родились в его голосе, а не в башке полоумного королька, который никогда в жизни так не выражался. И писал их Хьюл лишь затем, чтобы скрасить паузу, в течение которой на сцену за кулисами будут втаскивать замок из натянутой на каркас размалеванной дерюги. Однако этот голос выбивал из ветхих слов пыль веков, и по трактиру звонко рассыпались горсти жемчужного бисера.
«Я создал эти строки, – кружилось в голове у Хьюла. – Но мне они не принадлежат. Ими владеет он.
Нет, вы только посмотрите на эти лица. Да они даже не слышали, что такое патриотизм, но прикажи Томджон, и эти выпивохи сегодня же ночью пойдут штурмом на дворец самого патриция. И вполне возможно, что преуспеют в своем начинании.
Я лишь молюсь о том, чтобы этот рот не попал в дурные руки…»
Наконец по зале раскаленным эхом прокатился последний слог. Хьюл встрепенулся, выскользнул из-под стола и постучал своего воспитанника по коленке.
– Валим отсюда быстрее! – прошипел он. – Пока они не очухались!
Мертвой хваткой вцепившись в запястье паренька, Хьюл сунул ошалевшему трактирщику пару контрамарок и резво взбежал по ступенькам к двери. До угла следующей улицы Хьюл не сбавлял скорости.
– Мне показалось, что я говорил очень убедительно, – заметил Томджон.
– Даже слишком убедительно, – промолвил Хьюл.
Юноша весело потер ладони:
– Хо-хо! Ну, куда теперь?
– Теперь?
– Ночь еще молода!
– Ночь давно уже ласты склеила! А кто молод, так это новый день.
– Что ж, как тебе будет угодно. Я домой пока не собираюсь. Может, порекомендуешь мне местечко, где нравы не столь суровые? Мы даже пива попить не успели.
Хьюл вздохнул.
– Например, можно зайти в троллев трактир, – продолжал Томджон. – Про один такой мне кто-то рассказывал, он где-то в Тенях [19] . Я бы с удовольствием заглянул туда.
– В троллевы трактиры людей не пускают, парень. Расплавленная лава с тоником, грохочущая, как камнепад, музыка плюс ароматизированная галька с сыром.
19
Тени – один из старейших районов Анк-Морпорка, которому традиционно приписывается репутация этакой городской клоаки, где все язвы общества выставлены на всеобщее обозрение. Хотя приезжие между этим районом и остальными никакой существенной разницы не замечают.
– А может, нам какой-нибудь гномий паб поискать?
– Ты там и двух минут не высидишь, – сказал как отрезал Хьюл. – Да и тесновато там для твоего-то размаха.
– Понял. Одним словом, эти забегаловки для настоящих низов общества.
– Взгляни на это с другой стороны. К примеру, если бы тебе пришлось воспевать золото, сколько бы ты продержался?
– Ну, оно желтое, звенит, а еще на него можно купить всякую всячину, – наугад высказался Томджон. Они прокладывали себе дорогу сквозь
толпу, сгрудившуюся на площади Разбитых Лун. – Секунды четыре, наверное, не больше.– Вот именно. Слушать об одном и том же пять часов кряду не всякий выдержит, – хмыкнул Хьюл и сурово лягнул первый попавшийся булыжник.
Во время их предыдущего посещения Анк-Морпорка он исследовал несколько гномьих баров, и те ему крайне не понравились. Почему-то его собратья-экспатрианты, которые у себя на родине мирно добывали железную руду да охотились на всяких мелких тварей, очутившись в больших городах, сразу норовили напялить на себя кольчуги, заткнуть за пояс топор поострее и обозваться кем-нибудь вроде Дуболома Вырвиглаза. Что же касается принятия на грудь, то здесь у городских гномов конкурентов не было вообще. Эль не просто проливался, а выплескивался аж на улицу.
– Впрочем, – добавил Хьюл, – тебя бы все равно оттуда спровадили, потому что ты немного переборщил с воображением. На самом деле ода звучит так: «Золото, золото, золото, золото, золото, золото».
– Это припев?
– «Золото, золото, золото, золото, золото», – повторил Хьюл.
– Одно «золото» пропустил.
– Да, никудышный из меня гном. Не уродился.
– Вернее, ростом не вышел, господин украшение лужайки.
Со стороны Хьюла раздался зловещий всасывающий звук.
– Ой, прости, – поспешно извинился Томджон. – Мой отец всегда…
– Отца твоего я знаю тыщу лет, – перебил его Хьюл. – Мы вместе прошли огонь, воду и медные трубы, хотя, клянусь дневным светом, огня было больше всего. Еще до того, как ты роди… – Хьюл запнулся. – В общем, тяжелое время было, – буркнул он. – Вот я и говорю, что ты… одним словом, сам знаешь, кто ты.
– Да, конечно. Извини.
– Понимаешь, какое дело… – Хьюл вдруг замер на полушаге. Они находились посреди неосвещенной аллеи. – Ты, случаем, ничего подозрительного не слышал?
Оба приятеля уставились в темноту, еще раз обнаруживая свою неисправимую провинциальность. Морпоркцы, едва заслышав раздающиеся из глубины какой-нибудь неосвещенной аллеи подозрительные звуки, раз и навсегда теряют к ней всякий интерес. А увидев четыре барахтающиеся фигуры, жители Анк-Морпорка ни в коем случае не станут бросаться на помощь тому, кто почти проиграл схватку и находится не на той стороне пинающего башмака. Тем паче морпоркцы никогда не кричат грозное «Эй!». И в конце концов, они нисколечко не удивляются, когда злоумышленники, вместо того чтобы, виновато поджав хвост, сделать ноги, суют им под нос какой-то кусок картона.
– И что это такое? – удивился Томджон.
– Смотри, это же Шут! – воскликнул Хьюл. – Они обчистили Шута!
– «Гробительские Прова», – прочел Томджон, поднося картонку к носу.
– Все верно, – ответил ему главарь троицы. – Только не ожидайте, что мы и вас обслужим, потому что наша смена уже закончилась.
– Ничего не попишешь, – поддакнул один из его помощников. – У нас эта, как его, иквота.
– Но вы ж его еще и ногами отходили!
– Да ладно тебе, помяли чуточку.
– Самую малость потоптали, ничего с ним не будет, – ввернул третий вор.
– Он нам в зубы – мы ему в зубы. Знаешь, как отбивался, вон Рону чуть челюсть не свернул.
– Ага. Некоторые вообще не разумеют, что творят.
– Вы, бессердечные… – начал было Хьюл, но Томджон вовремя заткнул его, положив ему руку на затылок.
Юноша перевернул карточку. Другая ее сторона гласила:
Дж. Г. «Мягкоступ» Боггис и Плимянники
Аграбления по Найму «Старая Кантора»
(осн-на в 1789 г.)
Прафессиональные Хисчения
Конфенденценальность Гарантируится
Спецуслуга «Дом Дочиста»
Деспетчер 24 Часа в Сутках
Не Брезгуем Ничем
СТАРОЕ ПРОЖИВАЙ – А НОВОЕ НАЖИВАЙ