Творцы заклинаний (сборник)

– А некоторые предпочитают раскаленные докрасна ножи, – встряла нянюшка. – Причем загоняют их рукояткой вперед, так что, пока вытащишь, все пальцы изрежешь.

– Жестокость жестокости рознь. То, что я сделала с герцогиней, – это мой предел, – сказала матушка. – Но это справедливо. Ведьма должна вести себя как ведьма. А все остальное – это драматические эффекты. Поверь мне, настоящая магия творится у людей в головах. Это и называется головологией. А если ты…

В этот самый миг сквозь прижатую к губам герцогини руку вырвалось наружу некое странное шипение. Голова ее вздернулась, глаза широко открылись, помигали и сфокусировались на матушке. Лицо герцогини исказила адская ненависть.

– Стража! Взять их! Мне что, нужно повторять?!

Нижняя челюсть матушки свалилась на грудь.

– Что? – ошалело пробормотала ведьма. – Но… но я же показала тебе, какая ты есть на самом деле.

– И что мне теперь – расстраиваться из-за этого? – (Ратники покорно схватили матушку за плечи, а герцогиня чуть ли не носом уперлась в лицо старой ведьмы.) Брови правительницы Ланкра образовали победоносный клин. – Думала, я рухну на пол без сознания? Что ж, старуха, да, я увидела, кто я есть на самом деле, и теперь горжусь этим, поняла?! Я ни о чем не жалею и готова повторить все сначала! Я нравлюсь сама себе, я люблю себя и наслаждаюсь тем, что делаю! – И герцогиня торжествующе поправила свой чудовищный бюст. – А вы просто старые дуры! – закричала она. – Вы – слабые людишки! Неужели вы действительно считаете, что все люди в глубине души милы и прекрасны?!

Сгрудившаяся на сцене толпа попятилась, освобождая место исступленному ликованию герцогини.

– Так знайте же, я заглянула в эти глубины! – продолжала она. – И теперь знаю, какая сила движет людьми. Ими движет страх. Всесильный, сокрытый от себя и других ужас. Неужели после этого я буду бояться вас, ничтожные ведьмы?! Да я такое вам устрою, что вы вовек меня не забудете, я…

В этот миг нянюшка Ягг с размаху хватила по ее затылку оловянным котлом.

– На мой взгляд, она даже для королевы чересчур эксцентрична, – заметила она, глядя на оседающую у ее ног герцогиню.

Ответом стало долгое, гнетущее молчание.

Матушка откашлялась. Улыбнувшись милой, дружественной улыбкой держащим ее стражникам, она предложила им заняться телесами герцогини.

– Уберите это и киньте в какую-нибудь камеру, – распорядилась она.

Стражники вытянулись по стойке «смирно», после чего схватили герцогиню под локти и, приложив поистине титанические усилия, поставили ее на ноги.

– Только не так грубо, – поморщилась матушка.

Потирая руки, она повернулась к Томджону, который с открытым ртом следил за происходящим.

– Вот все и закончилась, – проворковала она. – Теперь, парень, у тебя точно нет выбора. С этой минуты ты – король Ланкра!

– Но я ведь не умею быть королем!

– А мы тебя научим. Во всяком случае, орать ты точно умеешь.

– Но то была всего лишь роль!

– Вот и продолжай ее исполнять. Быть королем – это… это… – Матушка щелкнула пальцами, призывая на помощь Маграт. – Как зовутся эти твари, которых везде по сто штук?

Маграт была явно озадачена вопросом.

– Ты имеешь в виду проценты? – наконец сообразила она.

– Они самые, – довольно подтвердила матушка. – Король почти на все сто процентов актер. Так что не подведи нас.

Томджон повернулся к кулисам, надеясь, что хоть Хьюл ему чем-то поможет. Хьюл действительно находился за кулисами, но ничего происходящего он не видел. Положив сценарий на колено, он яростно правил написанное.

– УВЕРЯЮ ТЕБЯ, ТЫ ЖИВ И ЗДОРОВ. МНЕ НЕТ СМЫСЛА ТЕБЯ ОБМАНЫВАТЬ.

Герцог хихикнул. Обернув торс первой попавшейся простыней, он плутал по самым заброшенным коридорам замка. Периодически он издавал нечто вроде «у-у-у-у».

Смерть не знал, что и думать. Он не раз встречал людей, отказывающихся признать собственную кончину, потому что она всегда переживается как крайняя неожиданность и многие не готовы смириться с ее наступлением. Однако человек, который утверждает, что он – мертвец, и при этом дышит, попадался ему впервые. Смерть тревожно поежился.

– Я буду набрасываться на людей из-за спины, – вещал Флем. – Всю ночь по замку будет разноситься клацанье моих костей. А по утрам я буду залезать на крыши домов и предсказывать, кто из горожан умрет следующим…

– ЭТО ПРЕРОГАТИВА БАНЬШИ.

– Это меня не касается, – возразил герцог весьма решительным тоном. – Далее, я начну проникать сквозь стены, переворачивать столы, брызгать эктоплазмой на неугодных… и на угодных тоже. Ха. Ха.

– НЕ ПОЛУЧИТСЯ. ТЫ УЖ МЕНЯ ИЗВИНИ, НО ЖИВЫМ ЛЮДЯМ НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ СТАНОВИТЬСЯ ПРИВИДЕНИЯМИ.

Герцог предпринял несколько тщетных попыток проникнуть сквозь камни, махнул рукой и открыл дверь, выходящую на полуразрушенную замковую стену. Буря немного угомонилась, и на небе висел белый огрызок луны, маняще покачиваясь между мохнатыми тучами, точно билет в вечность, выпавший из рук билетера.

Смерть, шагнув сквозь стену, оказался рядом с Флемом.

– А ты вот скажи, – спросил его герцог, – если я и вправду жив, чего ты здесь околачиваешься?

Вскочив на уступ стены, герцог поправил простыню на груди. Ветер играл полами его тоги.

– Я ЖДУ.

– Ты будешь ждать вечно, костлявое чучело! – горделиво вскричал герцог. – Я стану своим в мире теней, раздобуду себе цепи… Я…

Герцог отвел ногу, пошатнулся, потерял равновесие, упал на стену и покатился в сторону пропасти. Одно мгновение еще была видна его правая рука, безуспешно цепляющаяся за трещины в кладке, но затем исчезла и она.

По идее, Смерть способен находиться одновременно во всех частях Диска сразу. Да, в миг падения герцога он стоял на вершине крепостной стены и задумчиво колупал костлявыми пальцами несуществующие частицы мерцающего металла на лезвии косы. Но вместе с тем он уже очутился по пояс в пене, меж оскалившимися скалами Ланкрского ущелья. Его известковый взор пробежался по руслу потока и резко затормозил там, где над насыпью угловатой гальки пенились яростные волны.

Спустя мгновение герцог сел, разглядывая пролетающие сквозь его тело пенящиеся брызги.

– Тихими ночами я буду бродить по коридорам, – пообещал он. – И шептать под дверями. – Голос его становился все тише, теряясь в несмолкающем рычании Ланкра. – Плетеные кресла будут тревожно скрипеть под моей невесомой рукой. Вот увидишь!

Смерть удовлетворенно осклабился:

– ДА ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ?!

Начал накрапывать дождик.

Овцепикские ливни издревле славятся своей всепроникающей мокростью. В сравнении с ними обычный равнинный дождь – засуха и изжога. Остервенело хлеща по крыше Ланкрского замка, овцепикский ливень ухитрился просочиться сквозь черепицу и теперь с чувством глубокого удовлетворения наполнял Большую залу теплой, неуютной влажностью.