Творения. Том 2: Стихотворения. Письма. Завещание

4. К себе

Да проповедуется Троица, и другой кто-нибудь да примиряет людей, как должно. Я оставляю престол, но не престану вещать к Богу.

5. К церковному народу храма Анастасии [106]

Желаю, желаю тебя, любезнейший, не отрицаюсь, желаю слов моих рождающих порождение, о любезный мне народ Анастасии, когда-то прежде умиравший от мертвых слов, 5. отсюда слово мое вышло, словно искра, объяв всю Церковь светом, чтоб веру прежнюю теперь восставить глаголама новыми. У кого теперь красота моя, у кого престолы мои? Как стал я бесчаден при детях живых? 10. Слава Тебе Отче! Если же что и плохое случится, то равно накажи и мое дерзновение, но кто же как должно тогда воспоет Тебя, Троица?

106

Стихотворения № 5 и 6 переведены на русский язык для настоящего издания по PG. T. 37. Col. 1022–1024. — Ред.

6. К нему же

Дороги Сиона скорбят, желают народа – законопоклонника в дни праздничные, скорблю и я, не видя народ, стекающийся к моим речам, как некогда было по обыкновению. 5. Константинополь [стекался весь,] и из иных мест здесь были, – те, кому воссияла любезная мне Троица. А теперь я, словно ревущий лев, предаюсь стенаниям. Детей моих похитили другие, напав внезапно и увлекши их правдоподобными речами. 10. Но если дойдет мой плач к Тебе – Троица, как прежде, и я вновь возопию к Тебе, то сделай так, чтобы скорей эти звери бежали бы прочь.

7. Поздравление к недружественным

Наконец-то я умер для зависти, соиереи! Теперь и на Востоке и на Западе, у врагов и у друзей кончилась ко мне зависть. Я удалился; скажите мне доброе слово; по крайней мере, я всем скажу мое прощальное слово. Если на мое место найдете другого, почитайте его. Дух досточтим для меня, Его защитника. Но теперь я уже не средостение брани.

8. На завистников [107]

107

Стихотворения № 8 и 9 переведены на русский язык для настоящего издания но PG. T. 37. Col. 1025–1026. — Ред.

Троица, спаси меня, и вновь взываю [я к Тебе,] Троица! Тебя ведь явно променяли на зависть. Народ, законы, трапеза, кафедры, престолы, слова – истинных догматов защитники. 5. Как же это? Что же это? И куда проистекающие реки, Бога моего – могущественнейшего Духа, чуждый народ воспитуя прекрасно, плоть затем растопляя многими подвигами, утекли? Рукоплещите зрители, умерли и тот, кто поливает, и те, кто жаждут слова. Если же что из них обратно вернешь мне Христе мой, то великое вернешь, если же нет, то и за то Тебя благодарю.

9. На тех же

Проходил, пришел, иду. Смесь радости и страха у меня, испытываю глубину своей души, не должен ли я Тебе чего-либо, Христе мой, но скорее иду, словно животное, преследуемое в сей жизни, 5. особенно же врагами и друзьями, совместными жертвоприношениями и противлениями [друг против друга], в руки ваши впасть лучше, чем страдать в лапах зависти. Ибо ни на что доброе уже не надеюсь. Умереть вместе с худшими – великая прибыль. 10. Радуйтесь, наполняйтесь [чревом], гордитесь снами, ведь мало будете радоваться, и я буду причастник заблуждения, не уклоняюсь.

10. К константинопольским иереям и к самому Константинополю

Иереи, приносящие бескровные жертвы, и служители великой Единицы в Троице! Законы! Цари, украшающиеся благочестием! Знаменитый град великого Константина, 5. младший Рим, столько преимуществующий пред другими городами, сколько звездное небо пред землей! Взываю к вашему благочестию. Каково поступила со мной зависть? За что разлучила со священными чадами меня, который подвизался долгое время, озарял их небесными 10. учениями и из камня источал им поток? Какое в этом правосудие? Мой был труд, я подвергался опасности, в первый раз запечатлевая в городе благочестие; а теперь другой веселит сердце свое моими трудами, неожиданно вступив на чужой престол, 15. на который возведен я был Богом и добрыми Божиими служителями. Вот следствия страшного недуга! Так поступили Божии служители, которые, питая друг к другу достоплачевную вражду, о Царь мой Христос! не дружелюбны ко мне; потому что я не дерзкий воитель, не держался ни той, ни другой стороны, 20. ничего не захотел предпочесть Христу. В том мой грех, что я ни в чем не прегрешал, подобно другим, и, как малый корабль, не вступаю в бой с кораблем тяжело нагруженным. За это ненавидят меня и люди легкомысленные, которые не благочестно отворяли святилище это друзьям – угодникам времени. 25. Но да покроется сие глубоким забвением! А я, удаляясь отсюда, буду утешаться спокойствием, столь же охотно оставляя и царский двор, и город, и священников, сколько прежде желал сего, когда Бог призывал меня и ночными видениями, 30. и ужасающими страхованиями холодного моря. Посему радуюсь, что избежал зависти, и после великой бури привязываю вервь в тихой пристани. Там чистыми представлениями ума восторгая сердце, так же буду приносить в дар и безмолвие, как и прежде приносил слово. 35. Таково слово Григория, которого воспитала Каппадокия и который всего совлекся для Христа!

11. Стихотворение, в котором святой Григорий пересказывает жизнь свою

Цель этого слова – изобразить ход моих несчастий, а может быть, и счастливых обстоятельств жизни, потому что один назовет их так, другой иначе, в каком сам, думаю, будет расположении духа. 5. А наш произвол – ненадежное мерило в суде. Мерная же речь, забавляя, врачует от скорби, а молодым людям служит и уроком, и услаждением – одним словом, приятным наставлением.

И слово мое к вам, некогда моим, а теперь для меня чужим, – к вам, 10. и единоверные со мной, и не право мыслящие, ежели есть они; потому что всякий стал ко мне благорасположенным, как скоро сомкнул я уста. Вы, именитое око вселенной, обитатели, сколько вижу, нового мира, облеченные красотами суши и моря, 15. ты, новосозданный Рим, отечество новых знаменитостей, град Константинов и столп Державы! Выслушайте человека самого нелживого, который во многих переворотах жизни, где и узнается многое, немало понес трудов.

20. Все ветшает, ветшает даже прекрасное со временем; в остатке – или ничего, или самая малость. Где смыло землю стремительным потоком проливных дождей, там остаются одни мелкие камни; 25. посему нимало не удивительно, если скажу то же о людях обыкновенных, которые и прежде не бывали в числе добрых, но походили на бессловесных, поникших в земле. Страшный же, изрытый пропастями овраг – это мы, то есть наше, забывшее чин свой, сословие (говорю сие со слезами); это мы, не на добро восседшие на высоких престолах; 30. мы, председатели народа, учители прекрасного; мы, которым дано в удел питать души божественной пищей, но которые сами истаиваем голодом; мы, врачи немощей и в то же время мертвецы, заражающие непрестанно новыми и новыми недугами; мы, путеводители по стезям, может быть, обрывистым, 35. по стезям, по которым никого еще не водили, даже не ходили и сами; мы, не последовать которым – правило самое короткое и вместе урок, всего прямее ведущий ко спасению; мы, которых эта возвышенность [108] обличает в худых нравах, а эта решетка [109] отделяет от прочих не жизнью, но высокомерием. 40. Но почему решился я передать это слову, тогда как не люблю разглашать многое без уважительной причины, пусть слышит это всякий и теперь, и в последующие времена.

108

Архиерейской кафедры в храме. – Ред.

109

Решеткой нередко отделялось место для архиерея и сослужащих ему в храме. – Ред.

А рассказ об обстоятельствах моей жизни, хотя потребуется и длинное слово, необходимо начать несколько выше, 45. чтоб не дать укрепиться лживым обо мне речам, потому что злые люди любят на пострадавших слагать вину в том, что сами сделали им худого, чтоб этой ложью еще более причинить им зла, а себя избавить от обвинений. 50. И это пусть будет введением в слово.

Отец мой был прекрасный и весьма добрый старец, простой нравом, образец для жизни, истинный патриарх, второй Авраам. Добродетели его были действительные, а не мнимые, какие видим ныне. 55. Прежде жил он в заблуждении, а потом стал другом Христовым, потом сделался пастырем, и даже какой-то мощью пастырей. Матерь же моя, выражусь коротко, ни в чем не уступавшая такому супругу, ему равновесный талант, происходя от благочестивых родителей, сначала превосходила его благочестием 60. и по телу только была женщина, а по нравам превышала мужчин. Оба по жизни составляли для всех общий предмет разговоров.

Чем подтвержу слово, объявляя о следующем? В свидетели рассказываемого мной представлю ее же – мою родительницу, эти уста истины. 65. У нее было в обычае – лучше скрывать и явное, нежели из славолюбия хвалиться сокровенным. И в этом руководил ею великий наставник – страх. Она, желая видеть в доме своем рождение дитяти мужского пола, что, конечно, вожделенно для многих, 70. открыла желание свое Богу и просила исполнить оное. И как сердце было неудержимо, предваряя дарование усердием, отдает она Богу дар, который желала получить. А потому и дорогой обет не остался без исполнения; 75. благоприятным же началом сего послужило ей видение, показавшее тень желаемого, – ей ясно представились и мой образ, и мое имя.

И этот дар ночи стал действительностью, потому что родился у них я. И если достоин я обета, 80. это дар даровавшего меня Бога. А если не соответствую обету, мой это грех. Так вступил я в жизнь сию; так я, несчастный, стал сопряжен с брением и с этим составом, которые владеют мной и которыми с трудом владею сам! По крайней мере, нельзя не благодарить за то, что 85. в залог всего прекрасного получил я такое рождение. А как скоро вступил в мир, тотчас делаюсь ему чуждым, и отчужден прекрасно, потому что посвящен в дар Богу, как агнец или любимый телец, 90. жертва благородная и разумная, помедлю говорить, как новый Самуил, разве и сие скажу из уважения к ревности принесших меня в дар.