Творения

А четыре десятка тысяч суть четыре главные добродетели: пройдя посредством них естество и время, ум вновь обретает блаженный удел бесстрастия. Ибо [число] десяти тысяч распознается только благодаря букве единицы, поскольку обозначаться другой буквой оно совершенно не может, будучи по субстрату своему тождественным единице, хотя и чисто мысленно можно постичь их различие — различие конца по отношению к началу. Ибо десять тысяч есть конец единицы, а единица есть начало десяти тысяч, или, сказать точнее, приведенная в движение единица есть десяток тысяч, а неподвижный десяток тысяч есть единица. Подобным же образом и каждая из главных добродетелей имеет своим началом и концом божественную и неизреченную Единицу, то есть Бога, поскольку от Пего она начинается и в Нем завершается, будучи тождественной Богу и отличаясь [от Него] лишь соответственно логосу мысли, от которого, в котором и в отношении которого очевидно и происходит всякое становление добродетели.

Или, возможно, Писание гласит, что четыре десятка тысяч суть четыре стадии преуспеяния в десяти божественных заповедях у продвинувшихся в обширное пространство созерцания и ведения. Так, первая стадия есть просто делание заповедей теми, кто вводится [в это созерцание и ведение] после того, как они убежали от порока, и такое делание производит полноту первой десятерицы, которая есть и единица. Вторая стадия преуспеяния есть достигаемое через осуществление каждой заповеди совокупное постижение остальных, которое делает десятерицу сотницей, образовываемой благодаря действию заповедей друг на друга. Ибо десять раз по десять производит сто. Третья стадия преуспеяния есть увеличение этой сотницы в десять раз соответственно закону естества. Ведь закон естества десятеричен, поскольку он состоит из десяти. Я имею в виду три силы души, [плюс] пять чувств, способность говорить и естественную силу плодородия. [Человек] пользуется разумной силой души для поиска [Причины всего] и благ, которые окрест этой Причины; желательной силой он пользуется для томительного влечения к взыскуемым [благам], а силой яростной — для сохранения [их] и для [поддержания своей] любви [к Богу]. Чувствами же он пользуется для пятичастного различения [всего чувственного бытия], и такое различение само также разделяется, из чего обычно и возникает знание. Ибо общее различение проводит разделение между [сущностями], имевшими начало, и [сущностями], не имевшими его, между умопостигаемыми и не постигаемыми умом, изреченными и неизреченными, созданными и несозданными, тленными и нетленными. Способностью же говорить [он пользуется] для изречения [мысли], а плодотворной силой — для произрастания искомых, желанных, любимых и явленных благ. Ибо сотница, умноженная в десять раз согласно закону естества, становится тысячей. Четвертая стадия преуспеяния есть соответствующее данному разделению восхождение к наивысшему логосу каждой заповеди, осуществляемое посредством созерцания и ведения естественного закона. Соответственно такому восхождению и десять тысяч рассматривается как нечто собранное воедино, будучи познаваемым в букве Первой Единицы.

Ибо просто осуществляющий заповеди, когда он осуществляет каждую из заповедей, приобщает к ней и другие, а объемля их, он сопрягает с ними и различение естественного закона. Возводя же умозрительным образом этот закон к логосу каждой заповеди, он собирает воедино четыре десятка тысяч. И на каждой стадии преуспеяния им воздаются почести таинству Единицы, в которой и сосредотачивается логос десятка тысяч.

Или еще: четыре десятка тысяч обозначают четыре главных бесстрастия. Первое бесстрастие есть полное воздержание от осуществления зла на деле, и оно наблюдается у новоначальных; второе бесстрастие полное отвержение и в мысли [всякого] соизволения на порочные помыслы у тех, которые сопричаствуют добродетели вместе с разумом; третье бесстрастие полная неподвижность желательного начала [души] относительно страстей у тех, которые через зримые образы вещей проникают умным видением в логосы их; четвертое бесстрастие есть полное очищение и от простого представления о страстях в воображении у тех, которые посредством ведения и созерцания соделали владычествующее начало своей души чистым и прозрачным зерцалом Божиим.

Поэтому очистивший себя от действия страстей, освободившийся от мысленного соизволения на них, успокоивший движение желательного начала относительно их и соделавший ум свой чистым и от простого представления о них — таковой [человек] выводит из материи и материальных [вещей] четыре десятка тысяч и приводит их к божественному и мирному уделу умопостигаемых [вещей].

Так понимается нами [число] четыре десятка тысяч. А три тысячи обозначают совершенное, правое и благочестивое богословское учение о Святой и Единосущной Троице. Согласно этому учению, мы воспеваем Святую Триипостасную Единицу как Бога и веруем в Нее как в Бога.

А число триста здесь являет учение о Промысле [Божием] — не только потому, что внешним видом буквы обозначается сила, простирающаяся сверху донизу и охватывающая с обоих сторон боковые концы (это неизреченным образом указывает на сочетающий воедино всё [бытие] Промысел [Божий]), но и потому, что это число удостоено чести быть образом Креста, в котором исполнилось великое, первое и сокрытое таинство Промысла. Ибо неизреченный способ Промысла стал великим таинством Вочеловечивания Бога. Благодаря образу этого [Креста], а также имени Пригвожденного к Нему ради нас, великий патриарх Авраам вместе с триста восемнадцатью [рабами], то есть вместе с образом и именем Иисуса, отважился выйти и одолел супротивные силы, которые представлены в виде царей (Быт. 14:1–16⁾ . Ведь, как известно, Писание часто посредством внешнего вида букв обнажает свой смысл тем, кто стал чистым для восприятия его.

И если кто желает, исходя из числа, исследовать намерение Священного Писания и таким образом [постигнуть] Промысел [Божий], обнаруживаемый через это число, то он найдет, что делом Промысла является не только сохранение естества неумаляемым, в соответствии с логосом его бытия, но и проявление этого естества как совершенного, в соответствии с приобретенным по благодати логосом благобытия. Если сто сложить с двумястами, то получится [число] триста, являющее собой естество и добродетель. Ибо говорят, что число двести часто обозначает естество, состоящее из материи и вида, а материя четверична вследствие четырех элементов, вид же пятеричен вследствие чувства, которое оформляет и придает вид вещественной массе. А если сорок умножить на пять или пятьдесят умножить на четыре, то получится двести. Число же сто обозначает совершенную добродетель, поскольку оно содержит божественную десятерицу заповедей, умноженную в десять раз. Достигнув этой добродетели, Авраам стал отцом великого Исаака (Быт. 21:1–5); мертвый по естеству, он стал по духу родителем жизни и радости. И при сложении чисел сто и двести получается число триста, являющее Промысел [Божий], охватывающий [всё] естество соответственно логосу благобытия.

А [число] шестьдесят обозначает творческую и соответствующую естеству силу заповедей, делающуюся совершенной благодаря логосам добродетелей. Ибо если шесть обозначает творческую силу естества, поскольку это число совершенно и состоит из собственных частей (поэтому, как написано, Бог сотворил мир в шесть дней), то десять являет совершенство добродетелей, проявляющееся в заповедях. Отсюда ясно, что шестьдесят ясно указывает на силу, естественным образом могущую вместить божественные логосы, которые [содержатся] в заповедях.

Раби сих и рабыни, седмь тысящ триста четыредесять седмъ. Закон, определяя положения о рабах и рабынях, гласит, что еврейские рабы и рабыни должны служить шесть лет и в седьмой год отпускаться на свободу, а инородные рабы и рабыни должны служить вовек — я думаю, что «веком» здесь называется пятидесятый год, когда отпускали на свободу (Втор. 15:12, 17; Лев. 25:10, 40–41). Еврейский раб и еврейская рабыня суть разум и мысль, шесть лет находящиеся в услужении у деятельного любомудрия для того, чтобы достичь нравственной благопристойности и обрести способы добродетели. Ибо разум и мысль наподобие раба и рабыни тяжко трудятся для всякого подвизающегося в деятельном любомудрии, добиваясь и созидая способы осуществления добродетелей, и они всей силой своей сопротивляются враждебным [духовному] деланию духам лукавства. Завершив деятельное любомудрие, на которое указывает число шесть (поскольку, как говорится, оно обозначает это деятельное любомудрие), они отпускаются на волю и, уже свободные, восходят к духовному созерцанию сродных им логосов сущих. И когда наступает седьмой год, то есть [приходит] навык бесстрастия, ради которого и утруждались разум и соединенная с ним мысль, то от души отходят и удаляются страсти.

Инородные же раб и рабыня суть яростное и желательное начала души, которых созерцательный ум полностью подчиняет владычеству разума для служения добродетелям посредством мужества и целомудрия. И он до тех пор не отпускает их на волю, пока закон естества не станет совершенно поглощенным законом духа, как поглощается смерть жалкой плоти беспредельной жизнью, и пока не будет явлен в чистом виде весь образ безначального Царства, через подражание обладающий видом Первообраза. Оказавшийся в этом Царстве созерцательный ум отпускает на волю яростное и желательное начала души, превратив желание в непорочное наслаждение и незапятнанное очарование божественной любовью, а ярость изменив в духовное кипение, пламенное приснодвижение и целомудренное безумие. И великий Апостол Павел, мощный луч непорочного Света, оказавшись, как [мне] кажется, в таком состоянии, услышал, по свидетельству «Деяний», от царя Агриппы: безумствуешь ты, Павел (Деян. 26:24⁾ . И опять же он, обращаясь к коринфянам, писал о себе: Если мы выходим из себя, то для Бога; если же скромны, то для вас (2 Кор. 5:13). Здесь он называет целомудренное безумие исступлением по Богу, поскольку оно выводит целомудренный ум, находящийся в этом состоянии, за пределы сущих.

А число этих [рабов и рабынь] обозначает, как я предполагаю, Промысел [Божий], простирающийся на временную жизнь соразмерно разуму и совокупным с ним способам бесстрастия, Согласно этому Промыслу, ум, в [духовном] делании начальствующий над разумом и мыслью, прислуживающими ему наподобие еврейских рабов и рабынь, устанавливает пределы служения их для [стяжания] добродетели, а затем перемещает их [в область] созерцания. А об яростном и желательном началах души, подобных инородным рабам и рабыням, он заботится, словно господин о [своих] невольниках, и ведет их, соответственно цели, к равночестной свободе: желание ум делает сладостным устремлением к божественному, а ярость — неукротимым напряжением этого устремления. Тем самым он превращает инородных рабов в истинных евреев по благодати.

Певцы и певицы, восемьсот пятьдесят пять. «Певцы» суть те, кто воспевает Бога Слово [одними только] способами добродетелей, без созерцания. «Певицы» же суть те, кто воспевает Бога Слово способами добродетелей вместе со сладостью ведения, даруемого в созерцании, и вводят в таинство других, услаждая духовный слух их. А число этих певцов и певиц обнаруживает доступное людям знание вечного. Ибо «восемьсот» являет будущие логосы ведения, а «пятьдесят» — будущие логосы добродетелей. Что же касается «пяти», то это число указывает на знание, являемое в этих логосах, как то мы показали немного раньше.