Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Ученики. Зангези! Что-нибудь земное! Довольно неба! Грянь «камаринскую»! Мыслитель, скажи что-нибудь веселенькое. Толпа хочет веселого. Что поделаешь — время послеобеденное.

Плоскость ХIV

Зангези

Слушайте!Верхарня серых гор.Бегава вод в долину,И бьюга водопада об утесыСедыми бивнями волны.И сивни облаков,Нетоты тучНад хивнями травы.И бихорь седого потокаВеликой седыни воды.Я божестварь на божествинах! Иду по берегу.А там стою, как стог.И черный мамонт полумрака, чернильницей пролитыйВ молоке ущелья,Поднявший бивень белых вод,Грозит травы божествежу, и топчут сваи лебеду,Чтобы стонала: «Боже, боже!»Грозит и в пропасть упадает.Пел петер дикой степи,Лелепр синеет ночей,Весны хорошава ночная, верхарня травы,Где ветра ходно, на небе огнепр,Сюда, мластелины! Младыки, сюда!Здесь умер волестр, о, ветер сладыки.И гибельный гнестр,И хивень божеств.А я, божестварь, одинок.

В толпе

Безумью барщинаИ тарабарщина,На каком языке, господин Зангези?

Зангези

Дальше:А вы, сапогоокие девы,Шагающие смазными сапогами ночейПо небу моей песни,Бросьте и сейте деньги ваших глазПо большим дорогам!Вырвите жало гадюкИз ваших шипящих кос!Смотрите шелками ненависти.Глупостварь, я пою и безумствую!Я скачу и пляшу на утесе.Когда пою, мне звезды хлопают в ладоши.Стою. Стою! Стойте!Вперед, шары земные!Так я, великий, заклинаю множественным числом,Умножарь земного шара: ковыляй толпами земель,Земля, кружись комариным роем. Я один, скрестив руки,Гробизны певцом.Я небыть*. Я такович*.

Плоскость ХV

Но

вот песни звукописи, где звук то голубой, то синий, то черный, то красный:

Вэо-вэя — зелень дерева,Нижеоты — темный ствол,Мам-эами — это небо,Пучь и чапи — черный грач.Мам и эмо — это облако.Запах вещей числовой.День в саду.А вот ваш праздник труда:Лели-лили — снег черемух,Заслоняющих винтовку.Чичечача — шашки блеск,Биээнзай — аль знамен,Зиээгзой — почерк клятвы.Бобо-биба — аль околыша,Мипиопи — блеск очей серых войск.Чучу биза — блеск божбы.Мивеаа — небеса.Мипиопи — блеск очей,Вээава — зелень толп!Мимомая — синь гусаров,Зизо зея — почерк солнц,Солнцеоких шашек рожь.Лели-лили — снег черемух,Сосесао — зданий горы…

Слушающие. Будет! будет! Довольно! Соленым огурцом в Зангези! Ты что-нибудь мужественное! Поджечь его!*

Смотри, даже заяц выбежал слушать тебя, чешет лапой ухо, косой.

Зангези! Брось заячье зайцам. Мы ведь мужчины! Смотри, сколько здесь собралось! Зангези! Мы заснули. Красиво, но не греет! Плохие дрова срубил ты для отопки наших печей. Холодно.

Плоскость ХVI

Падучая

Что с ним? Держи его!

Азь-два… Ноги вдевать в стремена! Но-жки! Азь-два.Ишь, гад! Стой… Готов… Урр… урр.Белая рожа! Стой, не уйдешь! Не уйдешь!Стой, курва, тише, тише!Зарежу, как барана… Стой, гад!Стой, гад. Ать!Хырр… хырр…Урр…Урр…Не уйдешь…Врешь… Стой…Стой…Урр…уррр…Хырр…Хрра…Атть!Атть! Атть!Врешь, курва.Сволочь!А! Господа мать!Не спас головыДля красной свободы…Первый осетинский конный полк,Шашки выдер-гать —Вон! За мной!Направо руби,Налево коли!Урр… урр…Не уйдешь!Слушай, браток:Нож есть?Зарежу — купец,Врешь, не удержишь!А! В плену… врете!Ать! Ать!

Зангези

С ним припадок.Страшная война посетила его душу.И перерезала наши часы, точно горло.Этот припадочный,Он нам напомнил,Что война еще существует.

Плоскость ХVII

Трое

Ну, прощай, Зангези!

(Уходят.)

Дорога сборищу тесна,Везде береза и сосна.О, боги, боги, где вы?Дайте прикурить.Я прежних спичек не найду.Давай закурим на ходу.Идем.— Мы где увидимся?В могиле братской?Я самогону притащу,Аракой* бога угощуИ созовем туда марух. — Эх!Курится?— Петух!На том свете я примаю от трех до шести.Иди смелей, боятся дети,А мы уж юности — прости!По-нашенски напьемся, по-простецки, по-дурацки.Потом святого в лоск напоим,Одесса-мама запоем.И пусть пляшут а-ца-ца*!Возле мертвого донца.*Даешь, Зангези?

Зангези

Спички судьбы.*

Трое

Есть.

Плоскость ХVIII

Зангези

Нет, не бывает у бури кавычек!Требовал смерти у РюриковичейПылкий, горячий Рылеев.В каждом течет короле яд,И повис, неподвижно шагая,Смерть для Рылеева цепей милее.Далее мчится буря нагая.Дело свободы, все же ты начато!Пусть тех могилы тихи.Через два в тринадцатой —Сорок восьмого года*Толп, красных толп пастухи.Ветер свободы,День мировой непогоды!И если восстали поляки*,Не боясь у судьбы освистанья,Щеку и рот пусть у судьбы раздирает свисток,Пусть точно дуло, точно выстрел суровый,Точно дуло ружья, смотрит угрюмый ВостокНа польского праздник восстанья.Через три в пятой, или двести сорок три,Червонцами брошенных днейВдруг загорелся, как смерть в одиночке,Выстрел в грудь Берга*, мертвойМятежников точки,Польши смирителя, Польши наместника,Звона цепей упорного вестника.Это звена цепей блеснули:Через три в пятой — день местиИ выстрела дыма дыбы.Гарфильд* был избран, посадник Америки,Лед недоверия пробит,Через три в пятой — звери какие —Гарфильд убит.И если Востока ордаУлицы Рима ограбилаИ бросила белый град черным оковам,Открыла для стаи вороньей обед, —Через два раза в одиннадцатой триВыросла снова гора череповБитвы в полях Куликова —Это Москва переписывала набелоЧернилами первых победПервого Рима судьбы черновик.Востока народов умолк пулемет,Битвой великою кончиласьОбойма народов Востока.Мельник временИз костей КуликоваПлотину построил, холм черепов.Окрик несется по степи: «Стой!»Это Москва — часовой.Волны народов одна за другойКатились на запад:Готы и гунны, с ними татары.Через дважды в одиннадцатой триВыросла в шлеме сугробов Москва,Сказала Востоку: «Ни шагу!»Там, где земля от татар высыхала,Долго блистал их залив,Ермак с головою нахала,Суровую бровь углом заломив,Ветру поверив широкую бороду,Плыл по прекрасным рекам СибириК Кучума далекому городу.Самое нежное в миреНе остановит его,Победителя жребийВ зеркале вод отражался,Звезды блистали Искера*И полумир переходит к Москве.Глядели на русских медвежие хари,Играли в камнях медвежата,Толпилися лось и лосята.Манят и дразнят меха соболейТолстых бояр из столицы,Шли воеводы на поиск землицы,Плыли по морю, по северным льдам.Вслед за отходом татарских тревог —Это Русь пошла на восток.Через два раза в десятой степени триПосле взятья Искера,После суровых очей Ермака,Отраженных в сибирской реке,Наступает день битвы Мукдена,Где много земле отдали удали.Это всегда так: после трех в степени эннойНаступил отрицательный сдвиг.Стесселем* стал ЕрмакЧерез три в десятой степени днейИ столько же.Чем Куликово было татарам,Тем грозный Мукден был для русских.В очках ученого пророкаЕго видал за письменным столомВладимир Соловьев*.Ежели Стессель любил поросят —Был он Ермак через три в десятой.И если БолгарияРазорвала своего господина цепиИ свободною встала, после стольких годов,Решеньем судилища всемирного*Долина цветов, —Это потому, что прошлоТри в одиннадцатойСо дня битвы при Тырнове*.Киев татарами взят*,В храмах верблюды храпят,Русская взята столица,Прошло три в десятойИ в горах АнгорыСошлися Тимур с Баязетом.И пусть в клетке сидит Баязет,Но монголам положен отпор.Через степени триСмена военной зари.Древнему чету и нечетуТам покоряется меч и тут.Есть башня из троек и двоек,Ходит по ней старец времен*,Где военных знамен воздух клевали лоскутьяИ кони упорно молчат,Лишь звучным копытом стучат.Мертвый, живой — все в одной свалке!Это железные времени палки,Оси событий из чучела мира торчат —Пугала войн проткнувшие прутья.Проволока мира — число.Что это? Истины челны?Иль пустобрех?Востока и Запада волныСменяются степенью трех.Греки боролися с персами, все в золотых шишаках,С утесов бросали их, суровые, в море.Марафон — и разбитый ВостокХлынул назад, за собою сжигая суда.Гнались за ними и пересекли степи они.Через четыреждыТри в одиннадцатой степени,Царьград, секиры жди!*Храм запылает окурком,Все будет отдано туркам,Князь твой погибнет в огнеНа белом прекрасном коне.В море бросает свою прибыльТорговец, турки идут, с ними же гибель.17-й год. Цари отреклись. Кобылица свободы!Дикий скач напролом.Площадь с сломанным орлом.Отблеск ножа в ееТемных глазах,Не самодержавиюЕе удержать.Скачет, развеяв копытами пыль,Гордая скачет пророчица.Бьется по камням, волочитсяСтарая мертвая быль.Скачет,
куда и к кому?
Никогда не догоните!Пыли и то трудно угнаться-то,Горят в глазах огонь и темь —Это потомуИ затем,Что прошло два в двенадцатойСтепени днейСо дня алой Пресни*.Здесь два было времени богом,И паденье царей с уздечкой в руке,И охота за ними «улю-лю» вдалекеВыла в даль увлекательным рогом.Пушечной речьюПотрясено Замоскворечье,Мина* снарядам кудрями чугуннымиКланялся низкоНижегородец Минин*.Справлялись Мина именины,А рядомСамых красивых в Москве богородицВ глубинах часовенХохот глушил гор Воробьевых.Это Пушкин, как волосы длинные,Эн отрубилИ победителю песен их бросил.Мин победил.Он сам прочел Онегина железа и свинцаВ глухое ухо толп. Он сам взойдет на памятник.Через три в пятой днейСделался снег ал.И не узнавали Мина глаза никого,Народ забегал,Мина убила рука Коноплянниковой*.Через три в пятой, двести сорок три дня,Точно, что всего обидней,Приходит возмездие.Было проделано чудо жестокости,Въелось железо человечеству до кости,Пушки отдыхали лишь по воскресеньям,Ружья воткнуть казалось спасеньем.Приказ грозе и тишине,Германский меч был в вышине.И когда мир приехал* у какого-то договора на горбах,Через три в пятойБыл убит эсером Мирбах*.Если в пальцах запрятался нож,А зрачки открывала настежью месть,Это время завыло: «Даешь!» —А судьба отвечала послушная: «Есть».

<Плоскость ХIХ*>

К Зангези подводят коня. Он садится.

Зангези

Иверни* выверни,Умный игрень!*Кучери* тучери,Мучери ночери,Точери тучери, вечери очери.Четками чуткимиПали зари.Иверни выверни,Умный игрень!Это на окоНочная гроза,Это наукаЛегла на глаза!В дол свободыБез погонь!Ходы, ходы!*Добрый конь.

Он едет в город.

Зангези

Я, волосатый реками!Смотрите, Дунай течетУ меня по плечам!И, вихорь своевольный,Порогами синеет Днепр.Это Волга блеснула синими водами,А этот волос длинный,Беру его пальцами, —Амур, где японкаМолится небуВо время бури.Хороший плотник часов,Я разобрал часы человечества,Стрелку верно поставил,Лист чисел* приделал,Вновь перечел все времена,Гайку внедрил долотом,Ход стрелки судьбы железного небаСтеклом заслонил:Тикают тихо, как раньше.К руке ремешком прикрепилЧасы человечества.Песни зубцов и колесЖелезным поют языком.Гордый, еду, починкой мозгов.Идут и ходят как прежде.Глыбы ума*, понятий клади,И весь умерших дум обоз,Как боги лба и звери сзади,Полей божественных навоз,Кладите, как колосья, в веселые стогаИ дайте им походку и радость, и бега.Вот эти кажутся челом мыслителя,Священной песни книгой те.Рабочие, завода думы жители!Работайте, носите, двигайте!Давайте им простор, военной силы бегИ ярость, и движенье.Пошлите на ночлегИ беды, и сраженье,И кудри молодцаБегут пусть от отца.Поставьте в поезда, ночные пароходы,Где зелень темных звезд,Чтобы через кадык небес вестиЛюдей небесные пути.И чтоб вся мощь и свежесть рекВлекла их на простор, охотничий ночлег.Чтобы неподвижной глыбой сновЛежал бы на девичьем сенеПорядок мерных слов,Усталый и весенний.Вперед, шары земные!Если кто сетку из чисел*Набросил на мир,Разве он ум наш возвысил?Нет, стал наш ум еще более сир!Раньше улитки и слизни —Нынче орлиные жизни.Более радуг в цвета!Та-та!Будет земля занятаСетью крылатых дорог.Та-та!Ежели скажут: ты бог, —Гневно ответь: клевета,Мне он лишь только до ног!Плечам равна ли пята?Та-та!Лёта лета!Люди — растаявший лед.Дальше и дальше полет.В великих погоняхБешеных скачекНа наших ладоняхЗемного шара мячик.В волнах песчаных<Качались — моря синей прическе —>Сосен занозы.Почерком сосенБыла написана книга песка,Книга морского певца.Песчаные волны, где сосны стоят, —Свист чьих-то губ,Дышащих около.Шумит, грызя молчание,Как брошенную кость,Дневное море.Зверь моря синемехий и синебурыйБьется в берег шкурой.Подушка — камень,Терновник — полог,Прибои моря — простыня,А звезд ряды — ночное одеялоОтшельнику себя,Морских особняков жильцу,Простому ветру.Мной недовольное ты!Я, недовольный тобой!Льешь на пространстве верстыПену корзины рябой.Сваи и сваи, и сваи!На свайных постройках лежитУгроза, созревшая в тайнахКолосьями сумрачных жит!Трудно по волнам песчаным тащиться!Кто это моря цветов продавщица?На берег выдь, сядь рядом со мной!Я ведь такой же простой и земной!Я, человечество*, мне научуБлижние солнцаЧесть отдавать,«Ась! два!»Рявкая солнцам сурово.Я воин; время — винтарь.Мои обмотки:Рим пылающий, обугленный, дымный —Головешка из храмов,Стянутый уравнениями тугоВесь поперек, —Одна моя обмотка.И Царьград, где погибаетВоин в огне, —Другая, тоже хорошая.Я ведь умею шагатьВзад и впередПо столетьям.Онучи туги.Ну, дорогу, други!Слышу я просьбу великих столиц:Боги великие звука,Пластину волнуя земли,Собрали пыль человечества,Пыль рода людей,Покорную каждым устам,В большие столицы,В озера стоячей волны,Курганы из тысячных толп.Мы дышим ветром на вас,Свищем и дышим.Сугробы народов метем,Волнуем, волны наводим и рябь,И мерную зыбь на глади столетий.Войны даем вамИ гибель царствМы, дикие звуки,Мы, дикие кони.Приручите нас:Мы понесем васВ другие миры,Верные дикомуВсаднику3вука.Лавой беги, человечество, звуков табун оседлав.Конницу звука взнуздай!

<Плоскость ХХ>

ГОРЕ И СМЕХ

Зангези уходит прочь.

Горы пусты.

На площадке козлиными прыжками появляется Смех, ведя за руку Горе…

Он без шляпы, толстый, с одной серьгой в ухе, в белой рубашке. Одна половина его черных штанов синяя, другая золотая. У него мясистые веселые глаза.

Горе одета во все белое, лишь черная, с низкими широкими полями, шляпа.

Горе

Я горе. Любую доску яПойму, как царевну печаль!И так проживу я, тоскуя.О, ветер, мне косы мочаль!Я когтями впилася в тело,Руками сдавила виски.А ласточка ласково пелаО странах, где нету тоски.И, точно в долину, в меняСобралась печаль мировая,И я прославляю, кляня,Кто хлеба лишен каравая.Зачем же вы, очи умерших,Крылами плескали нужды?Я рыбою бьюся в их вершах,Русалка нездешней воды!

Смех

В горах разума пустякСкачет легко, точно серна.Я веселый могучий толстяк,И в этом мое «Верую»*.Чугунной скачкою моржаЯ прохожу мои пути.Железной радугой ножаМой смех умеет расцвести.<Рукою мошной подбоченясь,Трясу единственной серьгой.>Дровами хохота поленницТоплю мой разум голубой.Ударом в хохот указую,Что за занавеской скрылся кто-то,И обувь разума разуюИ укажу на пальцы пота.Ты водосточною трубой<Протянута к глазам небес,А я безумец и другой,>Я — жирными глазами бес.Курись пожарами кумирен,Гори молельнями печали!Затылок мой, от смеха жирен,Твои же руки обнимали,Твои же губы целовали.И, точно крыши твердой скат,Я в непогоде каждой сух.А ты — как та, которой кат<Клещами вынимает дух.На колесе привязана святою,>Застенок выломал суставы,Ты, точно строчка запятою,Вдруг отгородилась от забавы.А я тяну улыбки нитки,Где я и ты,Тебе на паутине пыткиМои даю цветы.И мы — как две ошибкиВ лугах ночной улыбки.Я смех, я громоотводОт мирового гнева.Ты водоем для звездных вод,Ты мировой печали дева.Всегда судьбой меня смешишь:Чем более грустна ты,Тем ярче в небе шиш —(Им судьбы тароваты.Твоя душа — густой ковер,)Где ходят ноги звезд.А я вчера на небе сперСловарь недорогих острот.Колени мирового горяРуками обнимая, плачешь,А я с ним подерусь, поспорюИ ловко одурачу.У каждого своя цельИ даже у паяца.Но многие боятсяТвоих нездешних глаз.И ежели золу ем,Она невкусная, пойми!Ты все же тихим поцелуемМне поручи* несешь любви.И вечно ты ко мне влекома,И я лечу в твою страну.И, как пшеничная солома,Ты клонишь нежную вину.Я жирным хохотом трясусяИ над собой и над судьбой,Когда порой бываешь «дуся»,Моей послушною рабой.
Поделиться с друзьями: