Творения

После этих слов мне больше нечем выказать незримое расположение моей души [228]; я ведь не в состоянии поднести Богу и вам ничего, достойного ваших добродетелей; могу разве что, насколько хватает сил, восхищаться вами и вашими свершениями, и с вами вместе радоваться, что вы благими делами угождаете Богу, и в вас восхвалять добродетель, а в добродетели, соединившей вас с Богом, — воспевать Бога. Одно и то же, кажется мне, и равносильное действие — восхвалять вас, воспевать Бога, даровавшего вам славу добродетели, и восхищаться добродетелью, которая по благодати обоживает вас Богу отнятием признаков человека, а Бога — вам по снисхождению очеловечивает усвоением человеку, насколько возможно, Божественных свойств.

СХОЛИИ

1. Потому что любовь даётся вместо закона и пророков; и потому что из неё выводятся все заповеди, которые она единообразно охватывает.

2. Понимай, движение по разуму и по природе, от которого человек сначала отвратился наущением дьявола.

3. Свершение блаженной любви — неизъяснимо соединить в одно, вокруг стяжавшего её, Бога и всех смертных.

Письмо III. Тому же

Получив драгоценное послание вашей в Господе милости вместе с благословением богобоязненным монахам честного монастыря святого преславного мученика Георгия, возблагодарил я Бога за таковое ваше усердие к добру; ведь разрешив от оков бедности скованных ею, вы себя освободили от оков греха, а собравшись накормить тела — Божией напитали собственную душу благодатью, мне же дали повод принять плод истинного созерцания. Ибо в сосредоточении постиг я, ради чего Бог установил общий закон, чтобы все люди сострадали друг другу и нуждались в сострадании: Он человеколюбиво [229] начертал нам эту спасительную заповедь, желая,<409>чтобы воля всех людей стала едина, как едина природа, и воистину подталкивая к этому весь род человеческий; однако себялюбие и суждение , то отвергая, то хитростью обходя друг друга и закон, рассекли на многие части единую природу, а вселив ныне царящее бесчувствие — вооружили, посредством свободной воли, природу против самой себя. Потому-то всякий, кто благоразумным размышлением и возвышенностью разумения смог уничтожить в себе эту неровность природы, пожалол прежде других себя самого, сотворив свою волю согласной с природой, и по воле при помощи природы приблизившись к Богу, и показав своим примером, как осуществляется логос по образу Божиему ( ) и какой подобающим образом изначально сотворил для него Бог нашу одинаковую природу — точное отображение Своей благости, а именно, всегда самотождественной, невоинственной, мирной, немятежной, любовью привязанной к Богу и к самой себе, — по такой-то природе мы и любим Бога с желанием и друг друга с жалением. Пожалел такой человек и тех, кого должно жалеть, не только подав им помощь, но и показав, как невидимый Бог проявляется в достойных, чтобы они и сами, благоговея перед человеколюбием, испытанным ими от ближнего, могли легко усвоить себе эту Божию благодать. Если же кто-нибудь, имея возможность оказать помощь, пренебрёг нуждающимися людьми, то он по справедливости будет считаться отторгшим их от себя, а себя — от Бога, так как по своей воле не признал природу, вернее, по воле растлил присущее природе благо. Последнее совершают те, которые человеколюбию добровольно предпочли жестокость, и родных братьев ценят дешевле монет, и жаждой золота как стеной преградили Boiy путь к себе; жалкий жребий претерпевают они, по собственной вине отпадая от лучшего; а первое те совершают, которые мудро стараются взаимнолюбием соединить разорванные части природы и ради соработания Богу любовью восстановить в других людях, насколько могут, одинаковость волевого устремления и пренебрегают всем земным как истинные единомышленники Бога в своих делах. [230] Что вы именно это и делаете, возлюбленные, вы ясно показали и на этот раз, и раньше, с усердием всячески разделяясь на всех и душевно, и телесно, и благожелательно раздавая имущество, и являя в себе полностью совпадающее с природой произволение , в одном лишь уступающее природе: из неё черпает оно семена нарождающихся добродетелей, а вернее — Бога, из Которого и посеялись заранее в природу способности к добру.

Поэтому вы, щедро напояемые многими свыше изливающимися благодатными<412>дарами, наравне со всеми и на помянутых богобоязненнейших мужей простёрли жаление человеколюбия, поддержав уже дрогнувшую природу, ослабленную нуждой, и исцелив, насколько могли и были в силах, причинённое им бедностью страдание. Не преставайте же благотворить нуждающимся, дабы через опустошение достичь неистощимой полноты. С радостью душевной и утвердившись в вере в Бога в надежде и любви «устраните ярмо, и вытягивание руки, и слово ропота» (Ис 58:9), как говорится где-то в Божественном Писании, то есть давайте просящим без раздумья. Ибо за ним всегда идёт следом сожаление, а это дело худшее, чем вовсе не дать. Всем ведь нам известно, что, когда есть нечто недостойное в благотворении или в принятии милостыни, то никто отнюдь не знает точно, кого нужно обвинять — тех ли, кто имеет возможность благотворить, или тех, кто нуждается в благодеянии; и только в будущем веке узнается, каким мы обладали имуществом, сколь оно было велико и в каком было виде. Таково мудрое изволение Божие, чтобы в настоящем были сокрыты глубины судов Его. Зная это и советует мудрый Соломон в неведении пускать свой хлеб по воде (Екк 11:1), чтобы не был он расхищен и не погиб, а впоследс- твие к тем, кто с благой целью устроил раздачу, вернулся с большим прибытком от Бога и Спасителя нашего Христа, [231] Который Сам принимает всякое даяние, творимое нами друг другу, какое бы оно ни было. Ибо раз Он человеколюбиво понёс ради нас страдание, то какая не явится награда подражающим Его человеколюбию?<413>

Письмо IV. Тому же, о печали по Богу

Радуюсь и веселюсь, видя, что на всём протяжении письма печалится благословенный господин мой похвальной печалью, ибо знаю, что «печаль по Богу производит неизменное покаяние ко спасению» (2 Кор 7:10) в тех, у кого все силы души сдерживаются страхом Божиим; печаль эта не позволяет душе уклониться от судов Божиих и противоестественно привязаться к тленному, через которое в небрежно проходящих путь этой жизни вселяется скверное смятение страстей, уготовляющее несчастный их ум на попадание в ловушки дьявола и делающее его, разумеется, учителем всякого зла, и противоестественно подчиняющее естественное действие беспорядочным порывам гнева и желания. Ведь обманутая душа, однажды привязавшись умной силой к материальному, весьма изобретательна и ловка только в изыскании всякого зла. Поэтому я ночью и днём непрестанно молюсь, хоть и обременён множеством прегрешений, чтобы не утратил благословенный господин мой эту спасительную печаль, воистину суровую повелительницу страстей, добродетелей же — благородную и славную мать, и, ею хранимый, отразил скверное жало греха. Никто ведь, заключивший её в глубине сердца, не поражается до конца стрелами дьявола. Никто, незримо почитающий её в душе, не боится многообразных нападений демонов. Никто, избрав общение с нею, никогда не привязывается к видимому. Никто, чья жизнь отмечена её печатью, не оскверняется грязью тленного. Никто, неразрывно связав с ней рассуждение, [232] не позволяет своим чувствам беспорядочно увлекаться недолжным. Никто, напитав ею душу, не может считать себя лучше другого — напротив, скорее поверит, что и по именованию, и по сути хуже всякого человека. Никто, препоясав ею свой ум, не уклоняется от мышления о Божественном. Никто, полностью сочетавшись с нею, не нарушит правила благочестивой жизни. Созидает её Дух Святой, входя в сердца достойных. Её одну почитаю я родительницей радования в Царствии Небесном. Ибо Божественное, несомненно, семя есть печаль по Богу, произрастающее в зрелый плод радости вечных благ.

Её возобновляет размышление, точно вспоминающее<416>прожитое нами. Её питает прилежное чтение книги наших прегрешений, записанных совестью. Её соблюдают память о смерти и сопутствующее постоянное острейшее страдание души из-за будущего исхода. Её сохраняет совершенно неутолимой непрерывное воображение предстоящего душе страшного и строгого исследования, которое устроят на воздухе духи зла. Кто же, возлюбленный, из запятнанных подобно мне прегрешениями не страшится власти святых ангелов, которые при конце настоящей жизни по Божиему приговору насильно и гневно исторгнут против воли душу из тела? Кто, имея осквернённую совесть, не боится свирепого и дикого нападения злых демонов, каждый из которых после исхода из тела беспощадно рвёт к себе охваченную страданием несчастную душу, и позорит её обличением соделанного ею, и лишает всякой надежды на будущие блага? Эту печаль спасительно питает точное изображение состояния душ в аду, куда они попадают после распознавания духами зла на воздухе: как они пребывают в глубоком мраке и давящем молчании, питаясь лишь горчайшими стенаниями, и слезами, да ещё унынием, и всё время ожидая ничего другого, как только справедливого [233] осуждения Божиим судом. Эту печаль порождает надежда Воскресения, величие страшного и всеслав- ного пришествия Христова, постоянное помышление об ужаснейшем судном дне, в который небо и земля, и вся краса мира видимого с шумом погибнут, а стихии сгорят и разрушатся в беспредельном огне (2 Пет 3:10), очищающем перед приходом Чистого осквернённое нами творение; тогда поставлены будут престолы, и воссядет Ветхий днями (Дан 7:9), и бесконечные воинства ангелов и архангелов со страхом и трепетом предстанут для служения, и весь род человеческий будет собран на смотр, и раскроются книги с точнейшими списками наших дел, и слов, и помыслов. Благодаря им произойдёт обнажение перед всем творением содеянного нами, так что грехи всех людей будут так же известны каждому как свои, безошибочно прочитанные в книге собственной совести; тогда поставленным по правую руку Судии возвестится обетование неизреченных благ, а вставшим слева достанется вечный огонь, и внешняя тьма, и неусыпный червь, и скрежет зубов, и непрерывный плач, и бесконечный позор, от которого всякий<417>осуждённый на нескончаемые вовек мучения будет терзаться сильнее, чем от остальных видов наказания вместе. Об этих и по имени, и по сути воистину страшных вещах никак не забудет тот, кто печалится по Богу, но будет иметь такое расположение души, как если бы всегда видел перед собой Судию и был Ему виден, и проживёт теперешнюю жизнь благочестиво и праведно, не совершая ни делом, ни словом, ни помышлением ничего, что чуждо Божией благодати и призванию [1548] .

1548

Т. е. тому, к чему Бог призывает человека. — Прим. пер.

От этой похвальной печали рождается в людях избранная добродетель — смирение, по которому благочестивый и боголюбивый человек будет искренние считать себя ниже всех, будь он по сану хоть царём, полагая пределом осознавания себя слабость человеческой природы, которой все ей причастные в одинаковой степени [234] отдают дань, вовсе не изменяя из-за сана мнения о природе. Этой печали защита — кротость, то есть устроение, изгоняющее противоестественные движения души, гнев и вожделение; благодаря ей человек уподобляется ангелам, не знающим ни неистовства гнева, ни непристойного облаивания сродных, ни вожделения, которое расслабляет ум и тянет вниз к материальному, а обладающим одним только всевластным логосом, который в согласии с волей пламенно влечёт к сверхпричинному и сверхъестественному Логосу — Слову. Этой печали плодом является любовь, через которую соединившись с Богом и друг с другом, мы с охотой так же заботимся, насколько возможно, друг о друге, как Бог по милосердию обо всех печётся. Этой печали цель — Небесное Царствие и наслаждение в нём Божественными благами. К этому-то пределу и ведёт печаль по Богу тех, кто её любит и соблюдает.

Этой печали суть признаки: приучить глаза видеть творение лишь применительно к славе Создателя, и на принадлежащее ближнему глядеть без недоброжелательства и зависти, и слух отворять с готовностью лишь ради восприятия Божиего слова и мольбы тех, кто чего-либо просит у нас, а на всякую брань и безобразие постыдных речей плотно затыкать уши, и язык посвятить хвалению других людей и отнюдь не осквернять глумлением и бранью. Да попросту говоря для краткости, приспособили все части тела и души к тому, что угодно [Святому] Духу, и совершилось полностью дело благочестия [1549] .

1549

Некоторая синтаксическая несвязность этого абзаца призвана передать соответствующее свойство исходного текста. — Прим. пер.

Если эти признаки, благословенный, мы после тщательного изыскания в себе обнаружим, то должны заботливо сохранять; а если ни одного из них не имеем, то да потрудимся ревностно для их приобретения, как люди смиряясь перед всеми людьми ради Бога и общей человеческой природы и оставаясь спокойными и мягкими, когда что-то происходит не по нашей воле; будем щедры<420>к нищим и гостеприимны [235] к странникам, будем, насколько возможно, с готовностью помогать нуждающимся в защите; с друзьями будем единодушны и согласны, со знакомыми — во всём любезными; станем с низшими доступными, с больными — сострадательными и человеколюбивыми, терпеливыми — с гневающимися, с заблуждающимися — снисходительными, удручённым — будем утешителями. Да попросту сказать, станем всем для всех ради страха Божиего и угрозы ожидаемого будущего суда. Ибо без всего перечисленного нет никому никакой вовсе надежды на спасение.

Говорить же это всё, и даже ещё больше, заставляет меня любовь к тебе. Я ведь никак не могу умерить её, а она постоянно приводит мне на ум твой образ и располагает беседовать с тобой мысленно как если бы ты был рядом, и нудит общаться с тобой в письмах. Не будем, однако, легкомысленно относиться к значению моих речей, поскольку наряду с другими и такие доводы будут нас — меня, говорящего, и тех, кто слушает — обвинять или оправдывать в страшный день суда, в зависимости от нашего к ним отношения (Рим 2:15–16). Пусть же явимся все мы, и говорящие нечто должное, и слушающие, делателями всех Божиих заповедей, а не только лишь слушателями и читателями (Рим 2:13), по милости Христа, Бога и Спасителя нашего, призвавшего нас к Своей славе и Царству (1 Фес 2:12).

Письмо V. Константину

Если воистину радуется благословенный господин мой, как он написал, письменно общаясь со мной, как бы с присутствующим, то ясно, что радуется он, конечно, потому, что одобряет мои речи. А одобрение речей означает, что душевное расположение того, кто речи одобряет, этим речам соответствует. Несомненное же выражение такого расположения есть осуществление на деле содержащегося в речах смысла. Пусть же даст мне господин мой вернейший задаток в поощрение произнесения речей — своё стремление делать, что в них говорится; [236] и «никогда», как написано, «не возбраню устам моим» (Пс 39:10) говорить ему то, что может и ему, и мне, и другим принести пользу, насколько лишь я способен воспринять благодатный дар здраво мыслить и благочестиво излагать мысли, который Бог «даёт всем просто и без упрёков» (Иак 1:5).

<421>Станем же, возлюбленный, ревностными делателями заповеданных дел, и бежим обмана сего века, и ни к чему из того, что в нём считается наслаждением, не будем привязываться душой. Ведь мир преходит, и всё, что в нём, истощается, ибо по природе обречено гибели. А об усердии стремящихся к спасению в Божием делании свидетельствует не только ненависть ко греху, но ещё и вре- мянренровождение, свободное от мирских дел, и отчуждение от дурных людей, и отвращение души от всего тленного, и по добродетели презрение к плоти, и от всего чувственного, лживо льстящего душе, упорное непреклонное воздержание, которым мы иссушаем необузданные желания и усмиряем беспорядочные порывы гнева, не позволяя рассудку стать их послушным рабом и подобно вознице, у которого непокорные лошади вышли из повиновения, влечься по ямам, потому что некому управить и сдержать бессмысленный порыв запряжённых животных. А ещё и стойкость, и терпение во всех нежеланных испытаниях, благодаря которым мы и страдая телесно, остаёмся невозмутимы душой и неодолимы, не колеблясь ни при каких ударах. Благодаря им обоим — я имею в виду воздержанию в отношении подвластных нам страстей и терпению в отношении того, что от нас не зависит — мы как бы неким божественнейшим посевом заповедей и выращиваем прекрасные зрелые плоды добродетелей, то есть мы вооружаем духовное разумение против неведения и суеверия, мужество против робости и опрометчивой дерзости, целомудрие против распущенности [237] и глупости, справедливость против беззакония и притязания, и попустительства, смирение против заносчивости; против превозношения выставляем снисходительность, сдержанность против самомнения, терпеливость против малодушия; держимся ласковости и кротости ко всем, а к нуждающимся — охотной щедрости; прилежно блюдём гостеприимство, братолюбие и человеколюбие; стремимся к миру и любви, в которой, как бы в некоем вместилище добра, собираются и сохраняются все блага, дарованные людям свыше.