Твой личный Ангел-хранитель

— В день похорон отца мама рассказала мне кое-что, касающееся тебя. Мы с тобой не брат и сестра, Джим. По правде говоря, мы вообще не родственники.

— Что, прости? Не время для шуток, Эв.

— Да послушай же ты! Мама в роддоме подружилась с женщиной одной. Её муж бросил, когда о беременности узнал. По срокам они должны были в один день родить. Так и получилось. Вот только что-то пошло не так, и та женщина, когда мальчика родила, сразу же от ребенка отказалась. Мама так и не узнала, почему. А женщина только попросила, чтобы ребенка Джеймсом назвали… Мама вообще всегда двоих детей хотела, родилась я одна. И она решила забрать в семью того мальчика. Ну то есть тебя. Я должна была тебе сказать, но я испугалась, что ты уйдешь. Я не хотела тебя потерять, Джим. Но ты должен был узнать. Прости меня, — по щекам Эви беспрерывно катились слезы от боли и страха.

Джеймс замолчал, пытаясь осознать услышанное.

— Знаешь, как бы там ни было… — Джим взял девушку за руку. — Ты — моя сестра. Это ничего не меняет.

Эвелин сдавленно улыбнулась.

— Знаешь, что обидно? Что мы с тобой там вряд ли встретимся. Тебя-то в Рай точно не пустят. Хотя постой… Меня вообще-то тоже после всего, что я творила, — Эвелин из последних сил усмехнулась.

— Не говори так! Всё будет хорошо.

— Джим, пообещай мне кое-что, — Эви чувствовала, как сознание ускользает.

— Что угодно.

— Пообещай, что не будешь постоянно подвергать жизнь опасности.

— Обещаю, ангел.

— Ангел… — Эвелин мечтательно улыбнулась. — Буду твоим личным Ангелом-хранителем. Обещаю, — не в силах больше сопротивляться наступающей темноте, девушка в последний раз сжала руку брата, и сознание отключилось.

— Эвелин! — Джеймс пытался нащупать пульс девушки. Он был очень слабым, неровным, и с каждой секундой его удары были все слабее.

***

Дальнейшее Джим осознавал обрывочно, словно в пелене тумана.

Вот бригада врачей забирает Эви, и перепуганный снайпер кричит им, чтобы они гнали, как только могли. Вот Себастьян и Джим несутся по дороге за машиной «скорой», нарушая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения. И наконец, больничный коридор, который Мориарти исходил вдоль и поперек.

— Джим, я… — Себастьян белее мела затравленно смотрел куда-то в пол, избегая взгляда босса.

— Моран, заткнись! — грубо оборвал его Мориарти. — Не твоя вина…

«Моя», — закончил противный голос у него в голове.

Впервые в жизни ему хотелось начать молиться, чтобы хоть чем-то помочь. Впервые он осознавал собственное бессилие. Там, за дверьми реанимации, боролась за жизнь Эвелин. И Джим не знает, выигрывает она эту борьбу или нет.

Говорят, человек без надежды — человек без страха. Джеймс надеялся, как никогда.

Комментарий к Двадцать пять

*Скажи, что поймаешь меня, когда я буду падать,

Обними меня своими крыльями,

Когда я потерялся в этом шторме

И зову тебя.

Обними меня своими крыльями.

Hurts — Wings

========== Тридцать пять. Эпилог. ==========

Мертвых любить гораздо проще чем живых. С живыми тяжелее, но интереснее…

Никто не знает часа смерти, ни своего, ни близких. Но все равно не торопимся любить.

Вот и любим их потом, после смерти…

***

«— Не лезь ко мне! Ты мне никто! »

Порой нам так стыдно за нелепо брошенные в порыве злости. Они ещё долго звучат в нашей голове и до боли бьют по вискам. Порой мы так много готовы отдать, только чтобы отмотать время назад и промолчать в нужный момент. Чтобы не видеть слезы в глазах дорогого человека, не чувствовать его боль от наших слов, что часто ранят гораздо сильнее любого оружия. Порой мы так увлечены собственной злобой, что не понимаем одну простую истину — наше время ограничено, и мы не знаем, в какой момент всё, что дорого, может исчезнуть. Лишь после потери мы вспомним о чужой боли и о том, что, может быть, даже не успели извиниться…

***

«— Почему ты такой? Почему я знала тебя другим? Что с тобой произошло?

— Я всегда был таким, Эвелин. Ты просто не хочешь это признать.»

Престарелый сторож дублинского кладбища был в очень дурном настроении. Оно и понятно — на Ирландию обрушились дожди и грозы, надолго скрывая солнечные лучи. Стоять в одиночестве и мокнуть под частыми каплями воды было крайне неприятно. Да и поговорить не с кем — иногда приходящие сюда люди, так нуждающиеся в поддержке, получали от него несколько утешающих слов. А в такую погоду никто из дома добровольно не высунется.

Внимание скучающего работника привлек странный парень в черном костюм, входящий в ворота. Он ненадолго задерживается у входа и оглядывает надгробия, словно кого-то ищет.

— Вы к кому-то пришли? Вам помочь?

Ни ответа, ни какой бы то ни было другой реакции не последовало.

Сторож подозрительно косится на него — какой нормальный в такой ливень выйдет из дома без зонта и пальто? Старик, несмотря на ослабевшее с возрастом зрение, замечает нездоровую бледность кожи и фиолетовые тени, пролегшие под глазами. Бормоча что-то про «наркоманов несчастных», сторож медленно отступает назад.

А человек, наконец, замечает то, что искал. Не обращая внимания на порывы холодного ветра и ледяные капли дождя, бьющие в лицо, он быстро идет мимо памятников и останавливается возле белого камня с золотой надписью.

Сторож, с опаской наблюдая за ним, узнает это место. Он с грустью вспоминает, что эта могила девушки, совсем ещё юной. И хоть с момента ее смерти прошло много лет, старик очень часто видел у ее могилы мужчину, приносящего цветы. Почему-то всегда белые. А того, кто пришел к ней сейчас, он не знал.

Не знал, что тот, кого он принял за наркомана, успешно управляет огромной преступной сетью. Не знал, что этот странный человек — главная цель для спецслужб по меньшей мере девяти стран.

Джеймс Мориарти пришел навестить сестру.

***

Несмотря на уже давно промокший костюм и холодные капли, затекающие за воротник, сейчас, впервые за долгое время, Джим чувствует себя абсолютно спокойным вдали от всего и всех. Он держит две белые лилии, не отводя взгляда от витиеватой надписи на камне — «Эвелин Мария Мориарти. Никогда и никем не будет повторима в бесконечности времени» Надпись придумал Моран. Джеймс редко соглашается с его словами, но не в этот раз.

Он не часто бывал здесь. Человек, время которого всегда расписано до минуты, приходил всего два раза, не считая дня похорон. Зато Себастьян приезжал почти каждый месяц, наплевав на усталость, реабилитации после ранений и прочие «прелести» работы снайпера. Моран не знал, зачем каждый раз приходил и приносил её любимые цветы. Просто чувствовал, что ему нужно быть здесь.

«— И если уж ты предпочла спокойной жизни жизнь с Мориарти, то я тебе так скажу — ты такая же ненормальная, как и я. Родная кровь всё-таки»