Твой последний шазам

Несли на одеяле и, только дойдя до леса, сообразили, что нужно было взять тачку.

Всю дорогу Амелин прикалывался, что мы понятия не имеем, кто на самом деле завернут в покрывало, и Якушин в конце концов стал весьма подозрительно коситься на этот свёрток.

Откуда-то взялись назойливые мухи, они мерзко кружили и садились на одеяло.

Ноги до колен покрылись серой пылью. А в лесу на наши разгорячённые, мокрые тела с остервенением накинулись комары. Я переложила обе лопаты подмышку и отмахивала комаров от себя и ребят бутылкой с водой. Лопаты перевешивали и вываливались, из-за чего я несколько раз огрела этой бутылкой Амелина по спине, и один раз засветила Якушину по затылку.

Амелин прыснул, и я, не сдержавшись, засмеялась в голос. Якушин резко выпустил свою сторону «носилок» и раздражённо развернулся ко мне. Собака выкатилась из одеяла.

— Чего смешного?

— Ничего. Прости, — еле выдавила из себя я и, глядя на беззвучно корчащегося от смеха за его спиной Амелина, снова засмеялась. Якушин резко посмотрел на Амелина, но тот в мгновение ока сделался серьёзным и нарочито вытянулся по струнке. Я завидовала его самообладанию, потому что у меня успокоиться никак не получалось. Однако стоило Саше повернулся ко мне, Костик снова согнулся.

Наконец, пришли в необычное, напоминающее огромную поляну место. Большие деревья там были срублены и из земли торчали толстые, сучковатые пни, но зато росло много маленьких, чуть выше колен, ёлочек и берёз.

Костик сказал, что раньше это было топкое болото, но потом сверху оно высохло и затягивает только в глубине, поэтому там и хоронят животных.

Мы отыскали кусок относительно ровной земли, и парни стали копать.

Земля оказалась мягкой и справились они довольно быстро. После чего на получившуюся могилу Амелин положил лесной жёлто-голубой цветочек и прочел странный стих:

В лунном мареве смерть я встретил.

Неживая земная равнина.

Очертанья маленькой смерти.

На высокой кровле собака.

И рукою левою косо

пересёк я сухих цветов

прерывистые утёсы.

Над собором из пепла — ветер.

Свет и мрак, над песком встающий.

Очертанья маленькой смерти.

Отшвырнув лопату, Якушин вытер лицо мокрой от пота футболкой и объявил, что идёт купаться. Я его поддержала, и тогда Амелин предложил отвести нас на тот самый «второй» карьер.

Он был намного меньше, и в некоторых местах деревья примыкали вплотную к крутым, утыканным редкими кочками берегам. Тропинка, по которой мы шли, заканчивалась на плоской, каменистой площадке. Внизу тоже всё было завалено камнями и щебнем.

Немного постояв на этой площадке, откуда, по словам Амелина, и свалился Гриша, осторожно, один за другим, мы спустились вниз.

Камни то и дело выскакивали из-под ног и гулко катились вниз. Некоторые срывались и падали в воду.

— Здесь точно не опасно купаться? — Якушин с подозрением посмотрел на тёмную гладь.

— Не, — Амелин оглянулся на меня и стал раздеваться. — Я в прошлом году тут постоянно зависал. И Алёна часто сюда приходит. Мы с ней так и познакомились. Вон на тех ступенях. Видишь?

На другой стороне отвесный скат берега поднимался вверх несколькими похожими на ступени выступами.

И чтобы показать, что опасаться нечего, Костик нырнул головой вперёд.

Якушин скинул рубашку, аккуратно сложил рядом штаны, сунул под них телефон, потом вдруг подобрал что-то среди мелких камушков, нахмуренно покрутил в руках и сунул в карман рубашки.

Я спросила, что это, но он ответил, что сам ещё не понял, и поплыл за Амелиным.

Купальник, разумеется, я с собой не взяла. Пришлось лезть в воду в шортах и майке.

В первые секунды после изматывающей жары, холод воды показался невозможным, каждая клеточка потрясённо сжалась. Но стоило немного проплыть, как по телу разлилось непередаваемое блаженство. Остужающая и успокаивающая прохлада.

На середине озера вода оказалась поразительно чистая и, если смотреть вниз, можно было разглядывать пальцы ног. Окунулась с головой, а вынырнула и увидела, что Амелин, вскарабкавшись на одну из так называемых ступеней, машет рукой.

Якушин, придерживаясь за большой остроконечный валун, поджидал меня в воде у подножья.

Я подплыла и, не зная за что ухватиться, зацепилась за его плечо.

— Три дня не могла себе места найти, а здесь — блаженство.

— Потому что нужно с нами купаться ходить, — поучительно сказал он.

— Сам видел, что было, когда мы пришли на карьер.

— Но ты же не сиделка при нём, — он посмотрел туда, куда забрался Амелин.

— Ему нельзя оставаться с самим собой наедине.

— Не понимаю, чего ему грузиться.

Лицо Якушина, такое загорелое и мужественное, с мокрыми прядками рассыпавшихся волос и блестящим от воды взглядом, никогда ещё не выглядело так привлекательно. Осознание этого факта смутило. И я вдруг поняла, что нахожусь слишком близко от него, а моё правое колено касается его ног.

— Побыл бы ты на его месте. Когда все против тебя.

— Я бы на его месте никогда не оказался, — он положил руку мне на спину, отчего напряжение в нашем разговоре заметно усилилось, а выражение его глаз стало таким, что я попыталась отплыть в сторону, но Саша удержал.

— Когда ты уже поймёшь, что он тебе не подходит?

— А кто мне подходит? Ты?

— Да.

— Я подумаю об этом, — я неестественно рассмеялась, напуская на себя как можно более беспечный вид, будто не понимаю, что происходит, и принялась торопливо высматривать, где можно вылезти на узкую, каменистую полоску берега.

Требовалось срочно прекратить эту неловкую ситуацию и разговор. Будь на месте Якушина кто-то другой, я бы его сразу послала, но с ним терялась, не зная, как себя вести.

— Подумай-подумай, — заметив мои метания, он услужливо начал подсаживать, но как только я, приподнявшись на локтях, уже почти выбралась, внезапно отпустил и, потеряв равновесие, я снова шумно плюхнулась в воду.

— Ты, Осеева, с зимы сильно изменилась, — он со смехом поймал меня под мышку и снова подтянул к себе.

Я собиралась ответить что-то грубое, но только вытерла с лица воду, как о валун звонко ударился камень.

Амелин сидел на корточках на самом краю ступени и смотрел на нас, но слышать наш разговор он вряд ли мог.