Твоя кровь, мои кости

Неподалеку от нее что-то темное и бесформенное отделилось от теней. Уайатт наблюдала, как огромная фигура постепенно уменьшается по мере приближения. Она складывалась, как бумага, и превращалась в знакомый силуэт мальчика.

Из-за деревьев выступил Джеймс Кэмпбелл, изображенный в идеальном исполнении. Зверь шел осторожно, пробираясь вперед с той же осторожностью, что и Питер. Будто один неверный шаг мог поднять их всех на воздух. Его руки были липкими от крови, красные чешуйки на сгибах пальцев превращались в ржавчину.

— Уайатт, милая, — произнес он голосом, похожим на дым, — Ты втянула нас в неприятности.

Питер ощетинился.

— Нам нужно уходить.

— Я никуда не пойду, — сказала Уайатт, не сдаваясь.

— Здесь небезопасно.

— Здесь лучше, чем запираться в этом гниющем доме, позволяя вам двоим морочить мне голову.

Питер, готовый возразить, открыл рот, но тут же закрыл его.

— Сейчас не время упрямиться.

— Я не упрямлюсь. Просто упрощаю задачу. В последний раз, когда мы втроем были здесь, ты планировал убить меня. Так сделай это. Покончи с этим. Похорони меня вместе с Джеймсом, если это то, чего ты так сильно хочешь.

Тишина встретила их, глубокая и абсолютная. Забавно, что она не замечала трелей насекомых, пока они не исчезли вдали. Отец говорил ей, что сверчки замолкают в присутствии хищника. Здесь, перед ней, их было двое. Когда зверь шагнул вперед, она инстинктивно отпрянула, тыча в него лопатой, как вилами.

— Ты не должен винить Питера. Он был отмечен мной на протяжении веков. — Его голос стал старым и холодным, не осталось и следа от изысканной речи. Даже имя Питера звучало по-другому. Он называл его «Ничтожеством». Ничтожеством, а не Питером.

— У нас нет на это времени, — сказал Питер, все еще изучая деревья.

— Мы не хотим быть опрометчивыми. — Зверь улыбнулся, обнажив острые зубы. — Я скажу тебе правду. Всю. И тогда ты согласишься уйти отсюда с нами. Ты вернешься в дом без борьбы. Ты не будешь оглядываться через плечо.

Напряжение сковало ее мышцы.

— Что у меня за плечом?

Но зверь не ответил. Он только наклонил голову, глядя на нее своим черным невидящим взглядом.

— Питеру не суждено было прилететь по небу. Ему суждено было состариться дома.

Влюбиться. Чтобы у него был полный дом детей. А потом, однажды, когда он переживет большинство смертных, ему суждено будет передать свой дар и отдаться мне. Я очень терпеливый, как видишь. И бессмертие такое сладкое на вкус.

Внезапно прямо у нее за спиной раздался шум — ужасный скрежещущий звук, от которого у нее волосы встали дыбом. Она притянула к себе лопату, как щит.

— Уайатт. — Питер не сводил с нее глаз. — Не оглядывайся.

— Я никогда не хотел, чтобы он попал в руки Уэстлоков, — продолжал зверь. — Это было ошибкой. Смертные всегда жаждут власти, но твой род был жаднее большинства. Они уничтожили его прежде, чем он успел пустить корни. Они скармливали его мне недозрелыми кусочками. Каждый раз я сажал его заново. Он никогда не принадлежал им, чтобы убивать. Он всегда был моим. А потом появилась ты. Ты и мальчик, вы оба. С вами обоими Питер не просто пустил корни. Он расцвел, хотя никогда бы в этом не признался. Наконец-то у него было то, ради чего стоило умереть. Вот что делает жертву такой вкусной — любовь придает ей аромат. Жизнь смертных так быстротечна, но любовь так же долговечна, как смерть. Равноценный обмен.

Понимание пронзило ее, как лед.

— Ты с самого первого дня подталкивал меня к тому, чтобы я убила его. Это был ты по телефону.

Резцы зверя блеснули на свету, как слоновая кость.

— Да.

— Почему бы тебе не сделать это самому, если ты в таком отчаянии?

— Я не могу. Это должна быть ты.

— Почему?

— Потому что ты любишь его, Уайатт Уэстлок. — Правда пронзила тишину рощи, пронзила до глубины души. — Ты любила его всю свою жизнь. И это для меня все.

Лопата в ее руке обмякла. Сама того не желая, она встретилась с холодным взглядом Питера. Выражение его лица в полумраке было непроницаемым, челюсти плотно сжаты.

— Когда ты похоронишь его, — сказал зверь, — это будет длиться вечно. Я буду пить из колодца, который гораздо глубже и слаще, чем когда-либо прежде.

Над их головами что-то прошмыгнуло по верхушкам деревьев. Она подавила желание взглянуть на небо.

— А что будет потом? — спросила она. — Как только ты насытишься.

— Я лягу спать, — сказал зверь. — Я ждал Питера долгое время и очень устал. Когда я уйду, рана между мирами заживет. Больше не будет нужды в Уиллоу-Хит или в Западном Замке, которые будут играть роль хранителей зелени. Ты будешь свободна.

Над головой хрустнула ветка. Сосна осыпала их дождем липких оранжевых иголок. Питер вздернул подбородок, его глаза заблестели от нетерпения.

— Нам нужно идти.

Но Уайатт не двинулась с места.

— А как же Джеймс? Что случилось с Джейми?

— Тебе стоит послушать Питера, — сказал зверь, стряхивая сосновые иголки со своего плеча. — Нам нужно уходить, пока мы еще можем.

— Я никуда не уйду, пока ты не расскажешь мне, что с ним сделал. — Она взмахнула лопатой, сжимая ее как копье. — Ты хочешь, чтобы я ушла? Расскажи, что произошло.

Питер направился к ней, но зверь вытянул руку, останавливая его.

— Все в порядке. Она хочет знать правду. Пришло время рассказать ей.

Тогда она заметила, что его руки начали портиться. Вместо кожи были сухожилия и кости.

— Несколько лет назад, — заговорил он, — на ферму приехал богатый человек. Его жена умирала, и он искал по всему миру способ остановить смерть. Он слышал о Питере и хотел своими глазами увидеть его бессмертие… посмотреть, есть ли что-то, что можно собрать, кроме пепла. Он ушел разочарованным, но его визит посеял в голове Джозефа Кэмпбелла идею. Если бы дар Питера был передан, то, конечно, его можно было бы забрать. В конце концов, он подумал, что, возможно, Джеймс будет тем, кто согласится на это. Но он ошибся, и его просчет стоил жизни твоему другу.

Питер, стоявший между ними, был неподвижен, как камень. Мраморный мальчик, замерший в своем личном мавзолее. Ее изголодавшийся бог. Ее тайный святой. Ее убийца. Его руки были сжаты в дрожащие кулаки. По щеке скатилась одинокая слезинка. Он позволил ей скатиться.

— Что-нибудь осталось? — спросила она. — В тебе осталось что-нибудь от Джеймса?

При этих словах зверь улыбнулся. Это была легкая усмешка с плотно сжатыми губами, слегка обнажившими клыки, и в тот момент она не понимала, как могла принять его за мальчика, с которым вместе выросла.