Твоя, только твоя

Клей громко застонал в экстазе. Мэри смотрела в его смуглое, искаженное лицо, и ей казалось, что ему больно.

Наконец он рухнул на нее и тут же стал просить прощения за то, что причинил ей боль, стал говорить о том, что хотел бы загладить свою вину.

– Со временем я стану более умелым любовником, – говорил он ей. – Я научусь доставлять тебе такое же удовольствие, какое ты сегодня доставила мне.

– Лежать в твоих объятиях – уже огромное удовольствие для меня! – ответила Мэри, гладя его влажные шелковистые волосы, гладкие плечи и вспотевшую спину.

Когда Клей успокоился, они отправились купаться. Он терпеливо и тщательно вымыл Мэри Элен. Лицо юноши светилось любовью и заботой. Когда они оба вымылись, и девушка заверила его в том, что ей больше не больно, они принялись играть, как делали всегда, когда были детьми.

Юные влюбленные гонялись друг за другом по маленькой лагуне, ныряли под воду, занимались подводной акробатикой. Потом выныривали в центре лагуны, смеясь, откашливаясь и брызгаясь.

Мэри громко вскрикнула, когда Клей поймал ее за волосы, золотым веером распустившиеся по поверхности воды. Она отбросила его руку и вырвалась, потом прыгнула и, смеясь, окунула его с головой. Юноша потащил ее на дно. Там они поцеловались, и оба нахлебались воды.

Они выскочили на поверхность и снова поцеловались. Мэри Элен обвила руками шею Клея. Он притянул ее стройные ноги к своей талии и сцепил руки под ее ягодицами.

Выйдя из воды, они поспешили к расстеленной на траве скатерти и улеглись на спину. Они лежали, держась за руки. Горячее июньское солнце быстро обсушило их мокрые тела.

Влюбленные оставались в своем укромном уголке всю вторую половину дня. Они отдали должное обильной еде из плетеной корзинки, смеясь, кормили друг друга инжиром, виноградом и засахаренной клубникой. Сытые и довольные, они вздремнули на солнышке в мирной тишине золотого летнего дня – два прекрасных юных существа, обнаженных и не стыдящихся своей наготы. Они были в раю.

Все было прекрасно.

Но пока молодые люди спали, погода изменилась.

Темные облака заволокли голубое небо, исчезло ласковое солнце.

Клей проснулся оттого, что почувствовал, как у него по спине крадется неприятный холодок.

– Что случилось? – спросила Мэри, которая проснулась оттого, что почувствовала, как он дрожит рядом с ней.

Клей не ответил. Он ощущал непонятную тревогу. Все еще дрожа, юноша очень крепко обнял любимую. Клей был испуган, но не понимал отчего. Он все крепче прижимал к себе Мэри, словно ее пытались вырвать из его объятий.

– Что случилось, Клей? – снова спросила Мэри, чувствуя, как сильно забилось его сердце. – Скажи мне!

– Ничего! – ответил он. – Просто я так люблю тебя, что мне страшно.

Глава 8

На другой день произошло событие, которому предстояло сыграть важную роль в жизни Мэри и Клея.

Было раннее утро. Незадолго до восхода солнца по реке прибыл посыльный и громко постучал в дверь домика, где жил Клей со своей матерью Анной.

Клей тотчас же проснулся. Он выпрыгнул из постели и торопливо надел брюки. Сердце бешено стучало в обнаженной груди. Юноша пригладил ладонью разлохмаченные волосы, схватил рубашку и поспешил в прихожую.

Мать немного опередила его. Она уже стояла перед дверью, завязывая пояс халата. Мать и сын встревоженно посмотрели друг на друга. Анна перебросила на спину длинную косу, тяжело вздохнула и открыла дверь.

Посыльный кивнул, приветствуя ее, передал конверт и удалился.

Письмо было адресовано миссис Анне Найт.

Мать передала его сыну. Клей надорвал конверт и прочитал вслух:

– «Уважаемая миссис Найт!

С глубоким прискорбием сообщаю вам о том, что ваш глубокоуважаемый отец, коммодор Клейтон Л. Тигарт, мирно скончался во сне в девять часов вечера.

Адмирал Тигарт страдал от неизлечимой…»

Клей передал матери письмо и медленно покачал головой. Кончина дедушки по материнской линии сама по себе не была большой трагедией Коммодору было уже полных восемьдесят три года. До самого конца почтенный джентльмен оставался в здравом уме и был очень независим. Несмотря на настойчивые приглашения дочери, он отказывался переехать к ней в Мемфис, продолжая жить в «Пансионе для отставных моряков-христиан», как он называл свой дом.

Настоящей трагедией был сам факт его смерти. Клей виновато подумал, что вместе с дедом умерла его единственная надежда на поступление в военно-морскую академию.

Со слезами на глазах Анна Найт положила руку на плечо сына.

– Клей, мне очень жаль. Я каждый вечер молилась о том, чтобы папа пожил еще и смог помочь тебе поступить в Аннаполис.

– Все хорошо, мама, – ответил сын, похлопывая ее по руке.

Он поцеловал мать в макушку.

– Ты начинай собираться. Я съезжу за билетом на пароход.

Анна кивнула и сказала с надеждой в голосе:

– Но у нас есть еще твой учитель, мистер Мак-Дэниэлс Он сделает для тебя все возможное. Уверена, что он тебе поможет. Может быть, еще есть надежда, и ты все же попадешь в академию.

– Да, мама, – ответил сын с болью в сердце, понимая, что теперь только чудо сможет помочь ему осуществить заветную мечту.

К счастью, его другая заветная мечта – Мэри – помогла ему пережить потрясение, связанное с утратой шансов на поступление в академию.

Поцелуи любимой смягчили боль. Девушка убеждала его в том, что человек с его умом и волей всегда добьется своей цели. Он попадет в академию, она в этом абсолютно уверена.

Разве мистер Мак-Дэниэлс не сделает все, что в его силах, чтобы помочь Клею? Он напишет для него необходимые письма и убедит начальство академии, что Клей – лучший ученик школы.

– Ты все равно попадешь в академию, – убеждала его девушка. – Я знаю, что попадешь. Будет несправедливо, если тебя не возьмут, потому что ты хочешь этого больше всего на свете.

– Это тебя я хочу больше всего на свете, – поправил ее юноша. – Если у меня будешь ты, я переживу, если не попаду в Аннаполис.

И это было правдой.

Когда Мэри была в его объятиях, все остальное было не важно. А такое часто случалось этим долгим знойным летом.

После первой близости Клей и Мэри с трудом отрывались друг от друга. Они использовали любую возможность побыть наедине. А оставшись одни, молодые люди тотчас устремлялись к своему любимому местечку у реки. Иногда они скрывались от всех в густом лесу или в каком-нибудь заброшенном здании. Где угодно, лишь бы побыть вдвоем. Они занимались любовью, используя каждую возможность, и все не могли насытиться друг другом.

Это было самое восхитительное лето в их жизни.

Даже мучения, которые они испытывали, когда не могли обнять и поцеловать друг друга из-за присутствия других людей, были по-своему сладостны для них обоих. Мэри ужасно возбуждала возможность украдкой бросить взгляд на Клея, когда он сидел у них в гостиной или за обеденным столом, разговаривая с ее родителями, и, как всегда, вежливо отвечал на многочисленные вопросы ее отца о школе и о работе в хлопковой конторе. Если Джон Томас упоминал – а это было не раз – о военно-морской академии, то юноша неизменно отвечал, что со смертью деда лишился шансов на поступление. Клей намеренно почти не уделял внимания Мэри Элен.