Ты будешь моим...

Ревнует…

— Нет-нет, — безостановочно целуя его лицо, щебетала я.

— С тобой хотела. К черту всех клоунов!

***

Ангелина согласилась на свадьбу, но через месяц. Она хотела нормально всё организовать, и чтобы мы с Владом обязательно присутствовали. К тому времени как раз успеем вернуться домой с брошенных земель и тоже приготовиться к торжеству.

Отправив Татьяну и остальных в одну сторону, двинулись с мужем в другую. Всю дорогу я очень нервничала и переживала. Влад включал ритмичную музыку, развлекал разговорами и всячески пытался поднять настроение. Нестись с мужем вдвоем по трассе на высокой скорости, иметь возможность трогать его, решать мелкие вопросы и быть просто рядом — разве могла я мечтать о подобном? А теперь это была моя жизнь… Ради этого можно было и к светлым съездить… Ведь если бы не та роковая поездка, возможно, наша счастливая совместная жизнь с любимым никогда не наступила бы. Я продолжила бы прожигать свою молодость и спиваться в компании Томми. Никогда бы не встретила Татьяну и не познакомилась с родителями Влада. Но самое страшное — не узнала бы, что мама жива… Выходило, что их ещё и поблагодарить нужно? Ага, обязательно, особенно Бориса…

— Приехали, — выдернул меня из размышлений голос мужа. Перевела взгляд на уже знакомый дом. Никак не могла собраться с духом, открыть дверь и выйти уже. — Нель, — взял меня за руку любимый, — ничего не бойся. Я с тобой.

Кивнула рассеяно и решительно вышла из машины. Говорят, наш мозг четко фиксирует позитивные и негативные эмоции, ассоциируемые с конкретными местами, и стоит их увидеть, даже на картинке, внутренняя память сразу подкидывает воспоминание, окрашивая ощущения в хорошие или плохие оттенки. Мне тут было плохо. Нервная система протестовала против этого двора, дома и самой встречи. Но я взрослый человек, поэтому порой приходилось идти наперекор своим желаниям и сигналам мозга, когда это было необходимо.

Передо мною та же дверь… Краска вновь причиняла боль при стуке… Невольно прислонилась к деревянному старому изделию и прислушалась. Осторожные шаги и ее голос — Кто? — в этот раз мать не открыла сразу. Так же легко не получится увидеть ее…

— Это я — Нейла, — робко проговорила, отстраняясь от двери и страшась, что она прогонит. Мама медлила, будто борясь с собой или решая, нужно ли ей это. Щелчок, и она открыла. Так же куталась в шаль, глаза такие же грустные и, кажется, Надия ещё похудела, хотя куда больше? И так косточки на ключице слишком выпирали из-за худобы.

— Ты…

— Я хотела извиниться за свое поведение, — опережая её, нервно произнесла, не зная, за что зацепиться взглядом, от волнения не решаясь смотреть на мать. — Мне не стоило говорить те слова в прошлый раз. Просто… Было очень больно от твоего равнодушия и слов. Ты была нужна мне… Маленькой я представляла тебя, придумывая, что ты уехала куда-то далеко, но обязательно вернёшься. Мечтала, как обнимешь меня, погладишь или поругаешь за какую-то провинность. Но больше всего хотела услышать твой голос… — слезы текли по щекам, голос дрожал. Рассматривая трещины на полу, упорно продолжала, — как ты поешь колыбельную или что-то рассказываешь мне. Со временем перестала тешить себя напрасными надеждами. А потом… Там у светлых, когда мне рассказали, что ты жива… Я так обрадовалась, что… Что ребенок во мне всё-таки увидит тебя и услышит… Я ни в чем не виновата. Это не я тебя обидела… Я всего лишь лежала в своей кроватке и даже не представляла, что натворили вы с отцом…

— Хватит! — вскрикнула Надия, но голос ее надорвался. — Прошу тебя, хватит, — она всхлипнула, почти повиснув на ручке двери. — Не надо, Ней…ла… Я миллион раз пожалела о своем поступке. Ненавидела себя и медленно тут умирала… Не имея возможности подержать тебя, поцеловать, дотронуться до пухлых детских щечек… Не видя твои первые шаги и не слыша твоего звонкого голосочка…

— Почему, мам? — болезненный горький ком душил, сердце обливалось кровью от ее слов, от ее материнских откровений.

— Прости меня, — закрывая лицо руками, по-детски громко и жалко разрыдалась Надия, её плечи подрагивали, она была такой одинокой и несчастной все эти годы…

Плюнув на всё, переступила порог и обняла её. Маленького, гордого воробушка… Свою маму…

Разговор с мамой, знакомство с зятем и переезд

Мы сидели на той же маленькой кухне, только теперь не напротив друг друга, а рядом. Мама держала мою ладонь в своих натруженных и немного шершавых ручках. Глаза наши покраснели и опухли от слёз, никак не получалось остановить этот бесконечный поток из глаз. Но несмотря на это, на душе стало легче… С нее сняли тот груз, что ненавязчиво, но постоянно давил. Напоминал о себе и мешал быть целостной, а может, даже полноценной в моральном плане.

— Прости меня… — уже в который раз подавленно шептала мама, поглаживая мою руку, она неотрывно и очень внимательно меня рассматривала, будто стараясь запомнить каждую чёрточку, видимо, боясь, что могу исчезнуть, испариться, оставить ее одну. Глупенькая. Я теперь никогда больше ее не потеряю. — Я так виновата перед тобой…

— Расскажи мне, пожалуйста? — с мольбой в осипшем голосе попросила Надию. Она торопливо и нервно кивнула и, закусив губу, робко начала свою интерпретацию событий прошлого. Глаза мама отвела и, словно углубившись в воспоминания, взгляд её застыл на одном месте.

— Я очень любила Радгара, — уныло и устало произнесла Надия. — Как же сильно я его любила… Меня накрыло этим чувством с головой. Было абсолютно всё равно, что он демон, враг, тот с кем мне следовало бороться и кого положено было ненавидеть… Шла наперекор всем: родителям, обществу, совету… Сама выбрала отказаться от крыльев и своего предназначения, так и не познав, что это такое. Но ни капли не колебалась и не сомневалась, — она облизала пересохшие губы и продолжила. — Мама так плакала, отец пугал изгнанием и карой, что последует за моим, как им казалось, необдуманным поступком. Брат… Он обнял меня и посоветовал слушать своё сердце. Поддержал, убеждая, что, невзирая на любые невзгоды, так и останусь его младшей сестрёнкой.

Она замолчала. А я не хотела отвлекать, страшилась спугнуть это откровение… Мама моргнула несколько раз и опять заговорила — Есть вещи, которые мы никогда не забудем. В мой основной список входят: лицо Радгара, когда я приехала, та нежность и восхищение, что расцвели на нём с осознанием, что я сделала ради него, его полные радости и любви глаза, когда он впервые взял тебя на руки… Мы жили как в сказке. Даже сейчас не могу вспомнить ни одной нашей серьезной ссоры. А потом… — глаза ее увлажнились, а голос задрожал. — Меня с детства воспитывали, вбивая в голову, что демоны — это твари без души и эмоций. Они затуманивают разум, одурманивают тебя, лишая воли и подчиняя себе… Впервые эти мысли поселились в моей голове, когда Радгар вышел на работу, а я осталась с тобой дома. Стоило позвонить маме, и она навязывала мне страх, что всё бутафорное, ненастоящее, мол я сама себе придумала его любовь, а на самом деле не нужна ему. Абсурд… Правда, тогда мне так не казалось, а доводила себя до крайности, впадала в истерики и металась по квартире с чувством, что что-то не так, ждала подвоха или какой-то пакости. Тогда было гораздо строже со смешанными браками. Не могло быть и речи, чтобы член совета связал себя узами брака с человеком. Я не могла выйти на улицу или сходить в магазин. Везде были косые взгляды, презрение и надменный тон. Всё это ещё больше взращивало мои опасения. Правда, стоило лю… Радгару вернуться домой, страхи отступали, улетучивались и становились надуманными, — мама отпустила мою ладонь и вытерла мокрые щеки, достала платочек из кармана старенького ситцевого платья и вытерла нос, после чего глубоко и печально проговорила — Так я жила три месяца в каком-то аду, созданном собственными руками. Сейчас понимаю, что нужно было поговорить с ним, рассказать о своих переживаниях… Но… Дошла до того, что не могла видеть демонов, слушать рассказы Радгара про своих друзей или коллег. А звонки из дома… Мне всё рассказывали и рассказывали новые ужасы, которые творили демоны. Про людей, одержимых ими и совершающих ужасные поступки. Они якобы убивали собственных детей, бросали их, калечили своих родителей, воровали, лгали и издевались над слабыми… — лицо Надии побледнело, а пальцы неконтролируемо теребили платочек, указывая на то, что она приближалась к самому тяжёлому моменту своей истории. — Это был обычный день… Такой же, как и все остальные. Мне позвонила мама и по её голосу и рыданиям я поняла, в нашей семье случилось горе. Не сразу удалось что-либо понять из ее сбивчивого рассказа и проклятий, которыми она сыпала в мой адрес. Славы… Моего старшего брата больше не было… Единственного, кто оставался у меня в Светлой столице, искренне любил, поддерживал и не давал унывать… — слёзы текли крупными каплями по маминому лицу, в глазах ее отражалось сильное горе, боль потери близкого до сих пор не отпускала. — Они были на задании, простом и привычном: убить низшего демона. Но каким-то образом там оказался и высший, он заступился за эту тварь, и брату ничего не оставалось как убить и его. Ты прекрасно знаешь, что высших трогать без приказа на ликвидацию запрещено так же, как и им Хранителей. Однако тот напал на брата, и у него не было выбора… Они пришли за ним… По решению Совета, — Надия с ненавистью выплюнула последнее слово. — По решению Радгара… Темные убили брата, восстановив баланс и «справедливость», чтобы другим было неповадно убивать безнаказанно высших демонов. Славик оказался в западне: не защити он себя — погиб бы там, правда, за него бы отомстили. Он выбрал иной вариант, и всё равно они его убили… Я не могла поверить своим ушам. Радгар ничего мне не сказал, не попытался разобраться или помочь брату. Проголосовал «за», а потом собирался вернуться ко мне, лечь в одну кровать, шептать слова любви. Пелена спала. Не зря я столько тревожилась, вся его любовь оказалась притворством, обманом… Я не помню, как собиралась… Не хотела его видеть, говорить с ним, слушать его лживые оправдания. Только ты в колыбельке останавливала меня.

Она торопливо взяла меня за руки и крепко сжала их, заглядывая в глаза. Я же в тот момент не могла поверить в услышанное. Папа не мог! Он бы так не сделал, сейчас точно была в этом уверена. Один раз уже сомневалась в нём, а потом было мучительно стыдно. Что-то тут не так. Что-то они упустили…

— Я не могла взять тебя с собой. Обречь на голод, скитание и жизнь в таких условиях. Без образования, без права выбрать свой путь. Он любил тебя, в этом я не сомневалась, он мог дать тебе всё. Поэтому, затоптав свой эгоизм, выбрала для тебя лучшее: оставить с отцом. Прости меня, Нейла… Прости, дочка… Но я не могла этого забыть и сделать вид, что ничего не произошло… — мама кинулась мне на шею и рыдала, прижимая к себе, гладя и громко всхлипывая.

— Тише, — перебирая её волосы и глотая слёзы, умоляла я. — Тише, родная. Всё хорошо. Я простила. Я не держу зла.

— Я — чудовище, — мотала она головой и жарко шептала. — Я сама стала той, кого презирала. Бросила собственное дитя из-за гордыни, из-за…

— Перестань посыпать голову пеплом, — взяла маму за плечи не в силах больше терпеть ее самобичевание, которое тонкой иголкой кололо сердце, отстранилась и серьёзно посмотрела в её глаза. — Если кто-то и может тебя винить, то только я. Но во мне нет зла или ненависти. Я просто рада, что нашла тебя, что ты всё рассказала. Теперь всё будет по-другому. Слышишь? Теперь мы будем вместе.