Ты дивно устроил внутренности мои

Каждый раз, путешествуя за границу, я поражаюсь невероятному многообразию мира. Теперь и церкви обретают свое национальное лицо. Слишком долго протестантские церкви следовали западным обычаям (как и первохристианская церковь во многом следовала еврейским традициям) в музыке, одежде, архитектуре. Даже назывались протестантские церкви во всем мире одинаково. Теперь возникают поместные церкви с собственными, спонтанными способами поклонения Богу. Нужно быть очень осторожным, чтобы не изобразить Тело Христово целиком состоящим из одних только американских или английских клеток. Оно гораздо больше и намного сложнее.

Я вырос в очень строгой баптистской церкви. Там я узнал, что такое вера, что такое Божья любовь и что такое Библия. К сожалению, меня научили и тому, что наша церковь намного лучше других. Нам даже не разрешали общаться с представителями других деноминаций. Мои прародители — гугеноты — бежали из Франции от преследований католической церкви, поэтому нам с детства внушали, что монахи и католические священники — пособники дьявола. Но по мере роста во Христе мне пришлось пересмотреть эту точку зрения.

Я узнал: когда Бог смотрит сверху на Свое Тело, разбросанное по миру, словно гигантский архипелаг, то Он видит его целиком. И я думаю, что Он, понимая культурные различия между молящимися и видя их сердца, наслаждается зрелищем.

Негры из штата Каролина выкрикивают Богу хвалы. Верующие в Австрии напевают хвалу под величественные звуки органа. Их озаряет свет, проникающий в церковное здание через разноцветные витражи. Африканцы танцуют, воздавая славу Богу, под ритмичные звуки ударных инструментов. Сдержанные японские христиане выражают благодарность Богу, создавая произведения искусства. Индийцы молитвенно складывают руки, воздевая их к небу. Это намастэ — почтительное приветствие, которое берет начало в индуистском миропонимании: «Я поклоняюсь Богу, которого вижу в тебе». Но у христиан оно обретает новое значение: христиане показывают таким образом, что видят друг в друге образ Божий.

Тело Христово, подобно нашим собственным телам, состоит из отдельных непохожих друг на друга клеток, сплетенных в единое целое. В этом — суть. И радость всего Тела возрастает, когда клетки начинают понимать: они могут быть разными, не отрываясь при этом друг от друга.

4 Ценность

У американских матерей принято всю жизнь хранить первые ботинки своих детей. Нередко можно увидеть сувенирные бронзовые детские ботиночки — символ свободы и независимости. А у японских матерей принято хранить кусочек пуповины ребенка — символ зависимости и преданности.

Стивен Франклин

Мое детство прошло в Индии. Отец занимался миссионерской деятельностью. Я им очень гордился: он постоянно оказывал помощь каждому нуждающемуся. Только однажды отец не оказал помощи больным людям.

Мне было тогда семь лет. Наш дом стоял на невысокой горе, и я увидел, как трое незнакомых людей поднимаются по тропинке к нашему дому. На первый взгляд могло показаться, что эти трое ничем не отличаются от сотен других посетителей нашего дома, обращающихся к отцу за медицинской помощью. На каждом из них была надета обычная набедренная повязка, на голове — чалма. Как и все индусы, они были обернуты в накидку из легкой ткани, один конец которой перекидывается через плечо. Но, когда они подошли ближе, я увидел заметные отличия: их кожа казалась испещренной какими–то крапинками; лоб и уши выглядели неестественно большими, распухшими; на ногах были повязки с запекшейся кровью. Когда они вошли в дом, я заметил, что у них не хватало пальцев на руках, а у одного не было пальцев и на ногах — ступня была будто обрубленной.

При виде этих людей мама побледнела и как–то вся напряглась. В ее голосе не слышалось обычного приветливого, гостеприимного тона. Мне она прошептала: «Быстро беги разыщи отца. Потом срочно приведи сестру и не выходите с ней из дома ни на секунду!»

Я разыскал отца, привел сестру, а потом на четвереньках пробрался в свой наблюдательный пункт. В нашем доме происходило что–то непонятное и пугающее — и я не мог пропустить этого. Мое сердце бешено заколотилось, когда я увидел лицо отца: оно выражало замешательство, почти страх. Он стоял перед этими тремя людьми, потупив глаза, явно нервничая, — он не знал, что делать. Никогда в жизни я не видел отца таким беспомощным.

Мужчины упали на колени перед отцом — обычный индийский ритуал, которого отец не любил. Он всегда говорил: «Я — не Бог. Только Он — единственный, Кому вы должны поклоняться» и поднимал людей с колен. Но в этот раз он не проронил ни слова. После долгого молчания он сказал чуть слышно: «Я не могу вас вылечить, мне очень жаль. Присядьте, я сделаю все что смогу».

Отец побежал взять аптечку, мужчины ждали его, сидя на полу. Вскоре он вернулся с бинтами, банкой мази и парой хирургических перчаток, в которые он на ходу пытался просунуть руки. Это было совсем странно — как же он будет лечить их в перчатках?

Отец промыл ноги пациентов, помазал болячки, забинтовал. Странно: больные не стонали и не кричали, когда отец прикасался к их ранам.

Пока отец занимался пациентами, мама набрала корзину фруктов и поставила ее перед ними, чтобы они взяли с собой в дорогу. Мужчины забрали фрукты, а корзину оставили. Когда они ушли, я пошел в ту комнату, чтобы забрать корзину себе.

Вдруг раздался мамин крик: «Нет! Не трогай! Не подходи к тому месту, где сидели эти люди». Отец молча взял корзину, пошел на улицу и сжег ее, а потом долго–долго мыл руки горячей водой с мылом. Затем мама выкупала сестру и меня, хотя мы не дотрагивались до больных.

Это было мое первое знакомство с проказой — болезнью, поражающей людей с давних времен; болезнью, пожалуй, одной из самых страшных в истории человечества. Тогда она произвела на меня жуткое впечатление — я поклялся стать врачом и посвятить свою жизнь лечению людей, страдающих этим заболеванием. В течение последующих тридцати лет почти каждый день я проводил с больными проказой. У меня появилось много близких и преданных друзей среди этих мужественно переносящих страдания людей. За это время было развенчано немало беспочвенных страхов и заблуждений по поводу проказы, по крайней мере, в медицинской среде. Отчасти благодаря эффективным лекарствам сейчас проказа стала излечимым, практически незаразным заболеванием.

Однако во многих точках земного шара люди продолжают заболевать этой страшной болезнью; около четверти из них нуждаются в постоянном приеме лекарств. Увы, для многих эта болезнь становится причиной необратимого поражения тканей, слепоты, потери пальцев рук и ног. Что же происходит в организме под воздействием проказы, почему она приводит к таким ужасным последствиям?

В Индии я работал с прокаженными, и результаты исследований заставили меня задуматься: а не являются ли страшные симптомы болезни результатом утраты пациентами болевых ощущений? Болезнь не походила на пожирающий плоть грибок. Напротив, она главным образом поражала лишь один тип клеток — нервные. Многолетние эксперименты и наблюдения подтвердили мою теорию.

Постепенная утрата болевых ощущений приводила к плачевному результату: те части тела, которые больше всего нуждались в «болевой защите», не могли нормально функционировать. Например, используя молоток с плохо отшлифованной рукояткой, человек занозил руку; но он не чувствует боли — инфекция проникает в тело, начинается воспаление. Другой, оступившись, подвернул лодыжку, но продолжает идти дальше. У третьего перестает работать мышца, заставляющая веки моргать каждые несколько секунд. В результате глазное яблоко не увлажняется, глаз высыхает — и человек слепнет.