Ты Для Меня

* * *

Доехав до Большой Якиманки, припарковался у отеля, в котором остановился отец. Было десять утра, и я надеялся, что он уже проснулся. Подойдя к стойке, узнал, в каком номере остановился господин Светлов. Я бы соврал, сказав, что не нервничал. Старался казаться внешне спокойным, но ладони все-таки вспотели.

Отец распахнул дверь на стук и, увидев меня, нахмурился. Рукой потянулся к горлу. По привычке пытался поправить галстук, которого на нем сейчас не было.

— Заходи, — сухой отрывистый тон.

Отец проследовал внутрь комнаты, я шёл чуть сзади. По дороге он схватил гостиничный белый халатик, набросил на плечи. Внезапно резко развернулся. Я даже не успел среагировать — его кулак врезался мне в скулу. Так захотелось взвыть от боли, но я сдержался. Ещё не успел оправиться от прежних побоев.

— Все? — спросил я отца, потирая лицо ладонью.

— Какого хрена ты меня подставляешь?

— Все равно рано или поздно это должно было вскрыться. Лучше раньше, — я пожал плечами.

Отец хмыкнул.

— Ага, раньше сяду, раньше выйду, так, что ли?

— В конце концов, пап, тебя никто не заставлял заниматься такими грязными делами. Фемида всегда настигает, и ты должен об этом знать.

— Тебе предлагали деньги. Лидия давала тебе достаточно. Я мог жить в роскоши всю оставшуюся жизнь.

Мне стало смешно. Взрослый мужик, мой отец, вместо того чтобы воспитывать в своём сыне честность и добропорядочность, пытается склонить его на кривую дорожку.

— Знаешь, — вздохнул. — Не все измеряется в денежном эквиваленте. Для меня честь и совесть гораздо важнее. Только не надо мне сейчас говорить, что я, де, плохой сын, поступаю как Павлик Морозов и так далее. Ты сам как поступал с людьми, с мамой, с той же Галиной Журавлевой, да и с ним самим?

Отец молчал. Да и что тут можно было сказать?

Я подошёл к зеркалу, поглядел на своё отражение. На скуле красовалось красное пятно, грозящее перерасти в синяк. Что, ещё неделя отпуска?

Напоследок повернулся к своему родителю.

— Единственное, что я могу тебе посоветовать, пап, это, чтобы ты, не мешкая, улетал обратно в Канаду. Кто знает, какая каша заварится.

Он кивнул, глядя себе под ноги.

Я вышел из номера, тихонько закрыв за собой дверь.

* * *

Пока я ехал к отцу Эвелины, пытался дозвониться ей самой. На настойчивые сигналы девушка не отвечала. Может быть, принимает душ? Время сегодня бежало необычайно быстро. Вот почти и полдень.

Михаил Журавлев уже ждал меня в своём кабинете. Сегодня он выглядел уставшим и осунувшимся. Он протянул мне какие-то бумаги.

— Вот, держите. Вы знаете, что с ними делать.

Ого, интересно. Доверенность на ведение бизнеса на имя Лидии, брачный контракт, ещё всякие ценные бумаги. Пожилой мужчина сел, оперся локтями о стол и обхватил голову руками.

— Простите, всю ночь не спал. Плохо мне. Очень плохо...

— Понимаю.

— Сегодня у меня назначено свидание с Лидой. В кутузке, — он всхлипнул. — Хочу, чтобы вы поехали со мной.

Я кивнул, соглашаясь.

Интересно, ему уже можно коньяк? Я бы тоже не отказался сейчас от рюмочки.

Глава 51. ЭВЕЛИНА

Мне снилось, или Никита пришёл ночью? Но тогда где он? Почему ничего не сказал?

Хоть бы записку оставил.

На меня неожиданной волной накатило раздражение. Я тут, видите ли, сижу у него дома как птичка в клетке, жду его, а он является, когда захочет, и уходит, когда ему надо. В конце концов, я могу находиться у себя дома. Папочка наверняка уехал в свадебное путешествие. От мысли, что у меня теперь есть мачеха, бросило в жар. Ну, теперь я точно никому не нужна.

Я всегда трезво смотрела на вещи. Никите, похоже, я уже начинаю надоедать, и пора отчаливать, пока он сам меня не выбросил. А отец? Его сейчас волнует только его новая жена. Про мать и говорить нечего — лживая кукушка.

* * *

Никита пришёл поздно. Вид у него был усталый. Первым делом он прошёл на кухню, открыл холодильник в поисках чего-нибудь съестного. Я почувствовала, как мне стало стыдно — мужчина пришёл домой, а там хоть шаром покати. Все-таки я никчемная. Наверное, поэтому он даже не поцеловал меня, когда вошёл в дверь. Начал понимать, что я не та, которая ему нужна.

Пока он стоял на кухне и жевал кусок хлеба с маслом, я потихоньку вышла. Пошла в спальню. Сколько ещё осталось нам быть вместе? Прилегла, свернувшись калачиком. Слезы, одна за другой, капали из глаз.

— Вель, — он вошёл, включил свет. Увидев меня на кровати, быстро подошёл и сел рядом.

— Ты что? Что с тобой? Почему ты плачешь?

Я молчала. Он обхватил меня за плечи.

— Родная моя, ну что ты?

А я сама теперь не знала, что на меня нашло. Его объятия успокаивали.

— Никогда не молчи. Проще сказать, что тебя тревожит. Хоть буду знать, что не так, и тогда мы сможем разрешить проблему. Я же не умею читать мысли. Пока.

Я улыбнулась.

— Мне стало стыдно.

— Стыдно?

— Я ничего тебе не приготовила. Поесть.

У меня почему-то сейчас был тоненький пищащий голосок, и это внезапно рассмешило.

— Мне не надо ничего готовить, Ева. Если бы я хотел, мог заехать по дороге в кафе и перекусить. Но я, — он покрыл мои плечи поцелуями, — лучше насыщусь тобой.

Он провёл языком вниз до локтя.

— Я обожаю вкус твоей кожи. Самая лучшая закуска.

Его пальцы уже стягивали бретельки с моих плеч, обнажая грудь.

— Как же ты прекрасна, — Никита обвёл подушечками пальцев сосок, который моментально напрягся. Схватил другой рукой за волосы, запрокинул мою голову кверху, слизывая оставшиеся слезы с моего лица.

* * *

Последующие три дня Никита приходил поздно. Я его не спрашивала, где он был и что делал, а сам он не говорил. Оставалось только догадываться. И, к сожалению, слова Ларисы все чаще стали всплывать у меня в голове. Каждую ночь, после наших страстных объятий, я ещё долго лежала без сна, мучительно сопротивляясь мрачным мыслям.

Днём грусть уходила вместе с тающей луной. По утрам я обычно разговаривала с Ксю. Раза два ездила в интернат на уроки фортепиано. Все это очень отвлекало меня от дурацких мыслей.