Ты мне не дочь

— Не хочешь? Тогда советую оставить меня в покое. — я взглядом указал ей, что может быть свободна.

И Вика, у которой, если уж не мозги, то инстинкт самосохранения работал на «отлично», быстро улепетнула в дальний конец зала, как говорится, от греха подальше.

Вокруг гремела музыка, народ выплясывал, будто в последний раз в жизни. А у меня это всеобщее веселье разве что раздражение вызывало.

Дожился... Ребенок еще толком и не вошел в мою жизнь, а я уже становлюсь каким-то занудным отцом семейства. Но как не силился влиться в активное празднование — не получалось.

«Мне нужно увидеть ребенка» — снова «обрадовал» Сашку — «Обязательно. Без вариантов».

Пусть что хочет делает, а встречу нам организует.

Глянул еще раз на веселящуюся компанию сотрудников. И тихо, незаметно отминусовался с этого праздника.

Чем был ценен Сашка? Ну кроме того, что он — лучший друг…

Да тем, что невыполнимых задач для него практически не существует.

Вот и в этот раз, чертыхаясь и матерясь, высказав мне все что думает обо мне начиная со школы, в самых нелестных выражениях и с применением витиеватых, нецензурных выражений, он все же прислал сообщение куда и во сколько явиться для... я аж судорожно сглотнул — для встречи с девочкой.

Не помню, как я туда доехал. И смутно помню, как тетки из соцзащиты инструктировали меня, что можно, а что нельзя говорить ребенку. Все что запомнил, это то, что пока нет экспертизы и решения суда, заявлять о том, что я возможный отец мне нельзя.

Я вошел в дверь кабинета, будто в пропасть сиганул. И встретили меня тут совсем не добрые и приветливые глаза.

Девочка прекратила рисовать какие-то там свои каляки-маляки, сдвинула брови и пристально посмотрела на меня. Слишком серьезно, для своего возраста. И от осознания, что не просто так у ребенка совсем не детский взгляд, стало тоскливо.

— Вы кто? — спросила она первая, ничуть не робея видя перед собой какого-то незнакомого дядьку в длинном пальто.

— Яся, это знакомый твоей мамы. — тетка с какой-то классической для ее профессии халабудой на голове, опередила меня. — Хотел с тобой поговорить.

Девочка еще раз просканировала меня пристальным взглядом и пожала плечами.

Мол, валяй, разговаривай. Меня это мало интересует.

А у меня будто язык к небу приклеился. Ведь должен же я что-то говорить? Должен!

А в голове — звенящая пустота. Уставился на ребенка и все.

— Меня зовут Лев. И мне очень жаль твою маму, — еле выдавил из себя я.

Яся лишь мельком взглянула на меня и снова будто интерес потеряла.

— А вы ее хорошо знали? — спросила неожиданно, не отрываясь от своего рисунка.

— Когда-то давно были знакомы. — даже не соврал я. — Общались, дружили. —

Уточнение «дружили организмами» я предусмотрительно проглотил.

— Знакомые и друзья приходят в гости. А я вас вижу в первый раз.

Шустрая малая. Бойкая и быстро соображающая. Что это за друзья-то такие, которых и не видел никогда?

— Много лет назад. еще до твоего рождения, мы перестали общаться. —сформулировал я удобоваримую причину. Если этот ребенок все ж мой, я понятие не имел, как буду сообщать ей, под вот этим строгим, сканирующим взглядом, что я ее отец.

Девочка рисовала дальше, будто меня тут и не было. А я наконец то «схватил за хвост»

хоть одну рациональную мысль.

— Яся, тебе всего хватает? Может ты чего-то хочешь? — спросил и покосился на работницу соцслужбы — кто ж его там знает, как они с детьми обращаются? В моем представлении, интернат — это филиал ада в этом мире.

Девочка лишь отрицательно головой покачала. Но потом неожиданно остановилась, засопела шумно и подняла на меня ставшими пронзительными глаза.

— Я к маме хочу, — полоснули по сердцу меня ее слова.

— Понимаю. Очень хорошо понимаю. Моя мама тоже умерла несколько лет назад. —

неожиданно признался, казалось бы, совершенно постороннему ребенку.

4.

— Сашка, слушай...
– начал было я, набрав телефон друга. А сердце так и забухало в груди.

Пошлет же! Как пить дать, пошлет.

— Так, стоп! Тебя опять что-то нужно. — я прям видел, как Сашка красноречиво закатил глаза к потолку. — Друг мой разлюбезный, а ты ко мне не слишком ли зачастил?

— Прости, но реально нужно. — пришлось признаваться с ходу. — И тебе не понравится то, о чем я попрошу.

В трубке послышалось тихое ворчание вперемешку с совсем не тихими матами.

— Чего тебе? Говори быстрее, и я займусь сменой номера телефона и фамилии, заодно и пластику сделаю, чтобы ты уж точно меня не нашел.

Я тихо рассмеялся. Сашка шутил. Злился, но шутил.

Это хорошо. Значит еще есть шанс, что не пошлет в «далекое, пешее».

— Очень смешно. Но тебе так легко от меня не отделаться. Нутром тебя учую и из-под земли достану. — фыркнул я. — А теперь к делу. Я хочу малявку на Новогоднюю ночь к себе забрать.

В трубке повисла тишина. Долгая. Слишком долгая. Что было вообще не свойственно моему друг.

Да чтобы Сашка и молчал?

У него, как он нередко сам подчеркивает, профессиональная деформация — ничем его не заткнуть. А тут…

— А И! Ты там в обморок что ли хряпнулся? — «кинул» проверочное. Мало ли.

— Нет Справочник листаю. Телефон «дурки» для тебя ищу. — поставили мне диагноз. —

Ты ж совсем уже не в адеквате. Кто тебе, постороннему дядьке, ребенка даст-то? Еще «ни суда, ни следствия» не было. Вдруг ты и не отец ей вовсе. А что еще хуже, маньяк какой-нибудь.

Почему-то сегодня возмущения Сашки меня смешили

Наверное, нервная система, которая от перегрузки в последние дни, коротила и искрила, выдавала такой побочный эффект.

— Да не маньяк…

— Вот я теперь тоже в этом не уверен. Зачем тебе ребенок на новогоднюю ночь?

Тут заворчать уже захотелось мне.

— Познакомиться с ней хочу ближе. — выдал сначала «аккуратную» версию.

— И? Давай не финти. — вцепился в недосказанное-неозвученное Сашка. — Прямо говори, как есть.

Что ж поделать? Пришлось признаваться.

— Ну что «и?». Она ж домашняя. А тут... Мамы нет. Дома нет. Зато есть интернат. Фиг его знает какой. Жаль мне ее. Будто на обочину жизни выкинули. А ведь ребенок еще совсем.