Ты мой трофей, девочка
Шрифт:
— Пожалуйста, я могу попросить тебя? — обращаюсь утром, сидя на кухне. Так странно видеть Беса готовящим завтрак. Меня охватывает ощущение уюта и абсолютного счастья, несмотря на то что понимаю — впереди много трудностей.
— Конечно. Все что захочешь.
— Нельзя, чтобы мама узнала об этой истории. У нее давление, да и сердце шалит иногда. Ей совсем незачем переживать о том, что осталось в прошлом. Ты и отцу можешь не говорить, но тут сам решай…
— Я думаю, что твоей матери точно не обязательно об этом знать, — кивает Бес.
— У нее
— Боюсь, с моим отцом все не так просто. Он должен узнать, какой опасности подверг окружающих его лучший друг. У них с отцом Марго до сих пор деловые отношения. Думаю, мне придется ему рассказать.
— Как полагаешь, что будет с Марго?
На самом деле мне почему-то жаль ее. Страшно, когда болезнь захватывает разум, когда человек ничего не может поделать. Может я снова веду себя как наивная дурочка, но верю, что это все болезнь. Человек не может сам по себе быть таким чудовищем, злом во плоти.
— В том-то и проблема, — Берслан мрачнеет, хмурит брови. — Как всегда, ее отец подсуетился, уже вытащил из тюрьмы. У него полно связей. Я не знаю куда он увез дочь. Хорошо, если бы это был необитаемый остров где-нибудь в Тихом океане. Жить как на пороховой бочке совсем не хочется. Не верю, что она откажется от своей навязчивой идеи. Как заставить ее перестать жить прошлым? Понятия не имею, надеюсь хорошим психиатрам это под силу. В свою очередь, сделаю все, чтобы не дать ей отвертеться. Ника написала заявление в полицию. Огнестрельное ранение — это серьезно.
— Тогда, может, и мне стоит написать?
Вчера я радовалась, когда меня избавили от этого. Была слишком измученной.
— Хорошо. Тогда завтра же поедем, — кивает Берслан. — Я думал, что истории с Никой достаточно, но ошибался. Марго должны закрыть, и надолго. Пусть сидит в специализированном учреждении, лечится. Всех, кто ей помогал, тоже найдем. Например, сегодня забрали на допрос Ксению. Нашлась, наконец. Отсиживалась у подруги, но деньги закончились, пришлось вылезти из норы.
— Я до сих пор не могу поверить, что она тоже замешана.
Ужасно обидно думать, что Ксения приютила меня только потому что ей за это заплатили.
— Не понимаю, зачем столько ухищрений. Такой странный план по возвращению бывшего жениха…
— Согласен, бред полный. Марго решила напомнить о себе вот так. Типа призрак с того света. Она настолько самовлюбленная идиотка, подумала, что помчусь на ее могилу, снова буду с ума сходить от тоски. Все получилось ровно наоборот. Я понял, что это вообще не любовь была, скорее юношеские гормоны. Ты показала мне что такое настоящее, светлое чувство.
— Правда? — смотрю на него, чувствуя, как подкатывают слезы.
Мне безумно важны его слова. Их так мало. Крупицы. Я так хочу услышать…
— Я не имею привычки врать. Я влюбился тебя, Женя.
Привлекает меня к себе, сжимает в объятиях.
— Я тоже тебя люблю, — шепчу смущенно, чувствуя, как все внутри ликует.
Мама очень сильно удивлена, когда видит нас вместе, входящих в дом. Она как раз убирается в столовой после завтрака.
— Что
происходит? — спрашивает сдавленно, когда видит, что Берслан не отходит от меня, стоит рядом, обнимая за талию.— Мамочка я должна тебе объяснить. Мы встречаемся…
— Планируем официально зарегистрировать отношения, — добавляет Бес спокойным и ровным голосом, заставляя меня покраснеть до кончиков ушей.
Мама роняет тарелку, которую держала в руках. Вера Степановна охает громко, позади нее. У обеих женщин такое ошарашенное выражение лица, что мне бы, наверное, в другой ситуации показалось это забавным. Вот только сама ужасно нервничаю.
Входит Ахмад Алиевич, женщины начинают суетиться, убирать осколки.
— Нам лучше поговорить в кабинете, отец, — твердо заявляет Берслан и мужчины уходят.
Без крепкого плеча, тепла, спокойной уверенности, которые окутывали меня от одного только его присутствия рядом, сразу теряюсь, еще сильнее начинаю нервничать. Помогаю с уборкой, на что Вера Степановна смотрит недовольно.
— Ты теперь, получается, хозяйская невеста. Так что, отойди, не твоя обязанность, — укоряет ворчливо.
— Я не считаю это зазорным, — отвечаю спокойно.
— Ой, вот только избавьте меня от этих представлений, — продолжает язвить.
Я понимаю, все настолько неожиданно, что и Вера, и мама, обе в шоке. Не обижаюсь, надо быть терпеливее.
Возвращаемся в свою пристройку, на кухню. Ноги ватные, во всем теле слабость. Никак не могу прийти в норму, то ли из-за вчерашнего стресса, то ли от реакции домочадцев. А ведь еще предстоит реакция Лики, Кахира, Таисии.
— Я даже не знаю что сказать, Жень, — качает головой мама. — Я, наверное, теперь не смогу здесь работать, — произносит задумчиво.
— Конечно, хозяйкой теперь станешь, спасибо дочке, надо же как подсуетилась.
В голосе Веры Степановны отчетливо проскальзывают нотки зависти. Это очень неприятно. Неужели она не понимает, что нам с мамой нужно поговорить наедине?
— Вер, ты не против если мы вдвоем поговорим с дочерью? — мягко просит мама.
— Ой, да пожалуйста. Уже приказывать начинаете, — фыркает женщина и уходит, хлопнув дверью.
— Правда, Жень, не знаю что сказать, — мама тоже садится. Закрывает лицо руками. — Я хочу тебе только счастья, ты ведь знаешь. Честно признаюсь, мне страшно. Что если он поиграет тобой и бросит? Прости, моя хорошая. Я не наговариваю, просто очень тревожусь. Это, конечно, очень хорошая партия, твоя сестра мечтала о таком, но я все еще не могу поверить… Вы друг на друга даже не взглянули, не видела, чтобы общались. Думала, ты в университете с кем-то познакомилась. И вот как вышло…Странно так. Никак в себя не приду.
— Ты главное не переживай, мамочка. Все хорошо будет.
Подумав, прихожу к выводу, что про ребенка вот так сразу рассказывать не стоит. И так произошел эффект разорвавшейся бомбы. Торопливо набираю смс Берслану, сообщая, что мама пока не знает о малыше. Что хочу дать ей время свыкнуться пока с новостью о моем скором замужестве.
Разговор с мамой прерывает появившийся на кухне Берслан. Так странно видеть его здесь. Мама сразу начинает суетиться, смущается ужасно.